Анатолий Вассерман: Бог поругаем не бывает. Чувства законом не защитить

Подробности

Создано: 22.04.2013 00:22

Просмотров: 884

Насколько я могу судить, законом невозможно регулировать или защищать какие бы то ни было чувства, потому что они не поддаются независимой проверке — недоказуемы и неопровержимы.

Если я говорю, что у меня украли рубль, то теоретически возможно отследить факт появления этого рубля у меня и факт его исчезновения — более того, теоретически возможно отследить факт появления этого рубля у кого-то ещё. Правда, рубли у нас нынче металлические, не нумерованные, но для них можно по меньшей мере доказать сам факт безосновательного появления, а для бумажных денег можно отследить и конкретный маршрут.

А вот когда я говорю, что кто-то оскорбил мои чувства, невозможно заглянуть микроскопом мне в голову и узнать, что у меня действительно есть такое чувство, не говоря уж о том, чтобы доказать, что оно оскорблено. Поэтому, например, в законах о браке и семье, насколько мне известно, не упоминается чувство любви, поскольку невозможно проверить — было ли такое чувство.

По этой же причине в законах о хулиганстве — деянии, оскорбительном для окружающих — так или иначе формулируется, какие действия надлежит считать оскорбительными. То, что закон теперь решено дополнить, указав преступность, скажем, таких действий, как пляска в храме, само по себе разумно. Общество у нас раньше пребывало в таком состоянии, что никто не мог даже вообразить себе возможность подобных действий, и поэтому не было смысла их упоминать в законе. Если уж сейчас чьё-то изощрённое воображение дошло до таких форм оскорбления, то появился смысл эти формы упомянуть.

Но, скажем, когда великовозрастные дурочки из группы «Бунт влагалищ» считали, что можно плясать в храмах и за это им ничего не будет, они не только оскорбляли чувства верующих — они ещё и нарушали принятый в данном месте стандарт поведения. Поэтому их деятельность удалось осудить — пусть даже со ссылкой на решение церковного собора многовековой давности.

Попытка же защитить чувства верующих от любой формы оскорбления привела пока к настолько обобщённым формулировкам, что, похоже, вообще невозможно отфильтровать действия, оскорбительные для какой-то религии, от факта существования разных религий. Ибо не секрет, что особо увлечённый сторонник одной религии может, в принципе, объявить оскорбительным для себя сам факт существования другой религии — и неважно, какова эта религия на самом деле. Таким образом закон может поощрить религиозные распри. Я представляю себе, что будет, если, скажем, какой-нибудь мусульманин подаст в суд на сайентологов не за то, что те употребляют разнообразные практики воздействия на сознание, вне религиозного контекста уже давно признанные по меньшей мере опасными, а за то, что сайентология его оскорбляет. Поэтому мне кажется, что закон о защите чувств верующих именно в такой формулировке, где упоминаются чувства, может, в конечном счёте, оказаться опасен для самих же чувств самих же верующих.

Лично мне как атеисту очень не хотелось бы этого. Потому что любой раскол общества, любое напряжение в обществе так или иначе касается каждого его члена. Не говоря уж о том, что сторонник любой религии может объявить атеизм оскорбительным для себя.

Конечно, атеизм — не вера, а знание. Более того, мне в 2007 году удалось даже опубликовать математическое доказательство невозможности существования бога — точнее, невозможности существования какой бы то ни было конечной причины всех причин, на которую можно было бы ссылаться, не нуждаясь после этой ссылки в дальнейших исследованиях. Строго говоря, эта моя статья неоднократно подвергалась критике, но, насколько я понимаю, все слабые стороны этой моей статьи всего лишь технические. Я, не будучи профессиональным математиком, не могу провести рассуждение на том уровне строгости, который сейчас принят в математике, но в то же время понимаю, что любой квалифицированный математик легко восполнит все недостающие технические детали. Для меня самого этого рассуждения вполне достаточно, чтобы считать свой атеизм именно не верой — а именно знанием. Но представители самых различных религий неизменно подчёркивают: с их точки зрения атеизм — всего лишь одна из разновидностей веры — вера в то, что бога нет. Соответственно, если встать на эту точку зрения, чувства атеистов подлежат защите в той же мере, что и чувства верующих. Выходит, верующие не смогут прибегнуть к поддержке этого закона в своей полемике с атеистами — хотя, наверное, некоторым верующим этого хотелось бы.

С другой стороны, атеистам прибегать к защите этого закона незачем, поскольку их самих предположение о существовании бога и, соответственно, конкретной формы религии никоим образом не оскорбляет. Повторяю: атеизм — не столько чувство, сколько знание.

Более того, я — атеист — в своих трудах часто цитирую разнообразные священные писания. По очень простой причине: священные писания просто не могли бы стать священными, если бы их писали люди, лишённые здравого смысла и мудрости. Ведь за таким человеком и таким писанием никто не пойдёт, и никто не воспримет такое писание всерьёз. Конечно, бывают сектанты, способные клюнуть на совершенно явную глупость, но таких никогда не бывает много и такие секты никогда не живут подолгу. Поэтому слова Тертуллиана «верую, ибо это нелепо» выглядят очень красиво, но насколько я знаю, самого Тертуллиана последующие богословы признали хотя и не еретиком, но всё же изрядно заблуждающимся.

Кроме того, любая религия закрепляет своим авторитетом множество житейских наблюдений и правил поведения, несомненно полезных для общества. Один из столпов либертарианства — учения о благотворности ничем не ограниченной экономической свободы личности — и либерализма — учения о благотворности ничем не ограниченной политической свободы личности — Фридрих Августович фон Хайек в книге «Пагубная самонадеянность» доказывает нежелательность сознательного, целенаправленного конструирования общества тем, что нынешние правила поведения и правила устроения общества — плод долгого естественного отбора разных форм устроения общества, конкурировавших между собою, и человеку зачастую не под силу понять смысл этих правил, а потому и подавно не под силу найти лучший вариант системы правил. С его точки зрения, религия понадобилась как раз для того, чтобы закрепить те формы поведения, которые способствуют выживанию общества, даже в тех случаях, когда само общество ещё не способно осознать, чем именно эти формы поведения способствуют благополучию общества. Соответственно, для атеиста религия — сборник разнообразных мудрых мыслей и полезного жизненного опыта многих поколений. Естественно, существование религии не может оскорбить чувства атеиста.

Более того, опыт так называемого воинствующего безбожия, вспыхивающего время от времени в самых разных странах после революций, показывает его бесполезность для самих же безбожников. Причина появления воинствующего безбожия вполне понятна. Религия своим авторитетом способствует поддержанию конкретных форм существования общества и естественным образом оказывается противницей любой революции — практически независимо от того, в какой мере эта революция назрела. Правда, сейчас, скажем, в Латинской Америке довольно долго (если не ошибаюсь, порядка полувека) развивается так называемый католицизм освобождения, сознающий неприемлемость тамошней формы устроения общества — но католицизм освобождения идёт в ногу не с революционными, а с реформистскими силами и вместе с ними стремится без восстания преобразовать общество. Если же до восстания дело всё-таки дошло, то ненависть к старым формам существования общества, накопившаяся настолько, что вызвала революцию, естественным образом распространяется и на религию. Но, как показывает опыт, очень скоро революционерам приходится отказываться от погрома церквей.

Во времена Великой французской революции Робеспьер оказался вынужден учредить культ разума, чтобы дать людям хоть какое-то представление о необходимости сохранения действующих порядков существования общества. В Испании в 1931-м году революции не произошло (левые пришли к власти парламентским путём и провозгласили республику мирно), но тем не менее в обществе уже накопились такие тяжелейшие противоречия, что уже после победы левых на очередных выборах эти противоречия вызвали волну погромов и помещиков, и церквей. Но довольно скоро — практически сразу же после начала гражданской войны — законному правительству пришлось сдерживать воинствующих атеистов, даже несмотря на то, что значительная часть церкви поддержала мятежников — просто стало понятно, что именно погромы против церкви были одним из стимулов мятежа.

Да и у нас каждая революция — что совершенно стихийная в 1905-м, что разросшаяся из дворцового заговора в феврале 1917-го, что проистекшая из стремления покончить с беспределом, накопившимся к октябрю того же 1917-го — сопровождалась всё тем же погромом церквей и убийством священников. Не только потому, что многие деятели церкви пытались — кто словом, кто делом — противостоять изменениям в стране, но и потому, что церковь в целом воспринималась как одна из крупнейших опор старого режима, ненавистного даже многим видным деятелям его. Только по ходу Большой Чистки, когда уничтожались виновники Большого Террора (по сути, последней попытки людей, поднявшихся на революции, удержать революционный стиль жизни и управления), заодно произошло фактическое примирение государства с церковью. Кстати, новый всплеск воинствующего безбожия произошёл при Хрущёве — как раз одном из недобитых активистов Большого Террора.

И во всех этих случаях уже во время событий было очевидно, что воинствующее безбожие неизбежно сопровождается такой деятельностью активистов этого движения, какая сама по себе опасна для общества в целом.

Очень боюсь, что попытка защитить именно чувства верующих может привести к появлению закона, способствующего накоплению в обществе внутреннего напряжения. А у нас и без того хватает для него причин. И если закон возымеет такое действие, любое последующее потрясение обернётся всплеском воинствующего безбожия со всеми сопутствующими разрушениями. Считаю, что надо всё-таки сформулировать закон так, чтобы невозможно было объявить атеизм оскорблением чувств верующих, веру — оскорблением чувств неверующих или, скажем, иудаизм — оскорблением чувств мусульман. Закон должен воспрещать действия, а не мнения, и защищать порядок, видимый и проверяемый, а не чувства, не поддающиеся ни наблюдению, ни проверке.

А тем, кто всё же полагает свои чувства столь хрупкими, что без опоры на внешний закон их внутренний мир может рухнуть от любого худого слова, напомню старинное правило, вынесенное в заголовок.

Источник: http://www.odnako.org/