«ДАЛЕКО ПОЙДЁТЕ, ОДНАКО!»

Подробности

Создано: 21.04.2021 23:06

Просмотров: 7032

 

 

 Ловушка

 

— А подозрение заявляю я на свою прислугу Филицату Шипову. Ночью слышу: будто кто ключи подбирает к моему сундуку, но, думаю, снится – очень уж спать хотелось после бани. Утром первым делом проверить хотел, но Фелицата прямо в спальню мне подала оладьи яичные ммм! И в деревню отпрашивается, «только туда и обратно». А жалование вчера выпросила за месяц вперёд, и как-то взяло меня подозрение. Но виду не подал, закрылся, полез в сундук, а он уж наполовину пустой. Новенького зимнего обмундирования нет как нет! Видит Бог, чуть за нож не схватился, но сдержал себя и пошёл вроде как к товарищу на полчасика, а сам к вам.

— Сверим ваше имя, фамилию, адрес – вдруг не так записал? – монотонно заметил милиционер Гранников и зевнул. 

 

— Ну Грищенко я, Афанасий… Может, потом? Убежит ведь она, а куда - и не знаю…

 

— Вы мне порядок не нарушайте!

 

Помощник комиссара Годлевский, услыхавший невольно конец разговора, так огрел подчинённого взглядом, что тот разом подскочил. А минутою позже они тормозили уже проезжавшего мимо извозчика, и через восемь минут притормозили на задах усадьбы 54, что по улице Ланинской. Одна калитка, один высоченный заплот, крыльцо чёрного хода – и Филицата взята с поличным: укладывала краденое в портплед.

 

Тот же извозчик подбросил их обратно к комиссариату, и тут Годлевский ненадолго отвлёкся: патрон призвал его в кабинет. Но он тотчас вернулся (хотелось самому провести дознание) – и увидел мечущегося по двору Гранникова: 

 

— Сбежала, не знаю - как! В уборную попросилась, но ведь я и туда её сопроводил, и выхода нету второго – как в землю провалилась! 

 

Годлевский бросился было к припаркованному у входа автомобилю, но чья-то цепкая рука ухватила его за локоть: 

 

 — Комиссар к вам направил, велел срочно заняться, – женщина лет тридцати в сиреневом шарфе, эффектно обёрнутом вокруг головы, преградила ему дорогу. 

 

Годлевский только чудом не выругался. Освободил руку, добежал до авто, втолкнул туда Гранникова и прямо в ухо ему проорал:

 

— Она без вещей не уйдёт. Езжай к дому Грищенко да по сторонам хорошенько гляди! Коль не возьмёшь её, уволю сегодняшним днём! – и усталым уже, размеренным шагом вернулся к гражданке с сиреневой головой.

 

16 июля 1917., газета «Единение» 

 

 

 

Она оказалась не одна, а в компании своих сверстниц, пёстро одетых и явно бывших на второстепенных ролях. Годлевский оглядел их неспешно и понял: «К комиссару, в самом деле, ходили, но про «срочно заняться» речи не было. Взяли меня на понт, а ведь зря: теперь я им вряд ли поверю». 

 

Пока товарки рассаживались в кабинете помощника комиссара, «сиреневая» бойко излагала: 

 

— Я – Татьяна Кречетова, а справа от вас Мария Сазонова. И мы обе свидетельствуем, что наша соседка Мария Иванова (она слева от вас) живёт гражданским браком с солдатом Соколовым. 

 

— Допустим. И что с того?

 

— А то, что вы можете это удостоверить, опираясь на наши показания. То есть выдать документ, по которому солдатка Мария Иванова и станет получать положенный ей паёк. 

 

— А ей положен паёк? 

 

— Ну разумеется, – Кречетова передала ему копию Постановления Временного правительства. Новая власть уравняла в правах венчанных и не венчанных жён. То есть и гражданские жёны теперь могут претендовать на паёк, если они содержались мужем и прожили с ним до призыва полный год. А это мы с Марией Сазоновой можем засвидетельствовать: рядом ведь с Соколовым живём.  

 

— Я ненадолго отлучусь к комиссару: у меня закончились бланки, – Годлевский стремительно вышел, плотно прикрыл за собою дверь и постоял, раздумывая: «По мне, так все трое врут, но в один день этого не проверишь, а если откладывать, подключится здешний Союз солдаток - и ведь вместе с потрохами съедят, не успеешь и опомниться. Нет, тут надобно, чтобы троица успокоилась и потеряла бдительность. А это значит: выдать удостоверение безо всякого промедления. Но управу тихонько предупредить, чтоб покуда не выдавали паёк».

 

Он взял в приёмной бланк, сам заправил его в пишущую машинку и быстро отстучал два абзаца. Когда «сиреневая» с окружением покидала комиссариат, притормозило авто, и из него выскочил весёлый Гранников: 

 

— Взял её. Взял! На Преображенской попалась! 

 

Теперь Филицату Шипову поместили в арестную, а прощёный милиционер получил новое задание: 

 

— Организуй наблюдение за домом Соколова.  Адрес я тебе записал. 

 

— Так там же рядом мой тесть живёт, его я и попрошу: всё одно он на голубятне сидит. 

 

Через день довольный Гранников доложил помощнику комиссара: 

 

— Гражданки Кречетова, Сазонова и Иванова до самого вечера «отмывали» удостоверение, а потом разошлись по домам. Причём «солдатка» Иванова ушла ночевать на соседнюю улицу. 

 

— Адрес записал? 

 

Гранников кивнул и продолжил: 

 

— На другое утро она повертелась у дома Соколова и опять ушла по тому же адресу. В доме у Соколова квартиранты, а Иванова проживает с законным мужем, о котором нам умолчала. 

 

— Что и требовалось доказать! Но добудь мне ещё и бумагу из управы, что по такому-то адресу проживает с законным мужем Мария Иванова, претендующая на паёк солдатки. 

 

Чуть позже в газеты ушло сообщение о привлечении к законной ответственности тройки мошенниц. Филицате тоже воздали должное. 

 

Мария Афанасьевна Колобова с мужем Спиридоном Михайловичем, ок. 1917г.

 

 

Из Постановления Временного правительства от 22 июня 1917 г.: 1. Имеющие детей внебрачные жёны солдат, а равно находящиеся в состоянии беременности, пользуются как сами, так и их дети правом на паёк на одинаковых с законными семьями основаниях. 2. Внебрачные бездетные жёны солдат приобретают право на паёк только в том случае, если они жили совместно не менее года до призыва и содержались трудом призванного солдата. 3. Внебрачные жёны и дети могут быть включены в список получателей пайка при условии письменной подачи солдатом ходатайства о назначении внебрачной семье пайка. Это ходатайство подаётся в заведующее пайком учреждение по месту жительства семьи солдата или пересылается туда же через ближайшее военное начальство. 4. При наличности законной семьи внебрачная семья правом на паёк не пользуется. 5. Внебрачные матери, а равно внебрачные братья и сёстры солдат пользуются пайком, если они содержались трудом последних. 6. Неусыновлённые приёмные дети солдат, принятые в их семьи до призыва, имеют право на паёк, если они содержались трудом последних. 7. Выдачи пайка, произведённые до издания настоящего узаконения, обратному взысканию не подлежат. 

 

Ввести в действие настоящее Постановление с 1 июня 1917 г. 

 

«Хоть в Колымск нас гоните, а не признаем равноправие баб!» 

 

Вот уже больше месяца Наталья Левицкая представлялась как «Гражданка Левицкая, Председательница собрания». И это было куда значительнее, чем привычное «домохозяйка». Ещё представительнее звучало бы «Председательница комитета солдатских жён», но он пока ещё не сформировался. 

 

Солнце Левицкой взошло 16 марта 1917-го со страницы «Известий» Иркутского краевого комитета общественных организаций, где появилась публикация «Женский митинг». Накануне предприимчивая гражданка победно прошествовала к дому на Набережной (бывшему генерал-губернатора), отыскала редакцию и продиктовала заметку. Правда, на вопрос о программе митинга сразу затруднилась ответить, но ловкий сотрудник не растерялся:  

 

— Напишем: по программе, характерной для митингов последних дней, обсуждались вопросы об Учредительном собрании, демократической республике, отношении к Временному правительству, к войне и миру. Так? 

 

Левицкая с важностью подтвердила и добавила: 

 

— Мы приняли резолюцию! 

 

— На всю нету места, выделите главное! 

 

— А главное, что мы поддерживаем Временное правительство лишь постольку, поскольку оно будет отвечать нашим требованиям. И примем самое энергичное участие в полном переустройстве русской жизни. А ещё напечатайте, что послезавтра, 17 марта, в большом зале 1-го Общественного собрания пройдёт следующий митинг. Начало в 6 часов вечера.  

 

Иркутянка. Фото 1920-х годов из собрания Э.В. Комарковской

 

 

К маю Левицкая обросла соратницами, митинги перевела в собрания и закрепила за собой кресло председательницы. В этом статусе и пошла знакомиться с обновлённой городской думой. Публика там была пёстрая, и не все отнеслись к ней серьёзно. Но блок социалистов поддержал. Добродушнейший Патлых советовал «стрелять воззваниями»: 

 

— Их охотно печатают, одна беда: слишком долго дебатируются во фракциях - каждый в свою сторону клонит. 

 

— У нас этой болезни пока нет: большинство солдаток забиты, угнетены и не понимают элементарного. 

 

— А голосуют-то как? 

 

— Все резолюции проходят единогласно. 

 

— А часты ли собрания? 

 

— Не реже двух раз в месяц. Сейчас я организую бюро по трудоустройству, читальню и юридическую консультацию. Дальше открою мастерские, а к осени начну устраивать солдатских детей учиться бесплатно. 

 

— Далеко пойдёте, однако. 

 

Левицкая улыбнулась довольно. Но вечером, на собрании, была очень самокритична и строга: 

 

— Куда бы я ни пришла, везде только прошу за вас – а могла бы требовать! Вынуждена просить, потому что представляю ничтожную горстку солдаток. Не смотрите, что у нас полный зал, – он вмещает в себя всех членов нашего Союза. А, по моим сведениям, в Иркутске никак не меньше двенадцати тысяч солдаток.  Вот когда эти тысячи к нам присоединятся, мы и станем настоящей силой, с которой нельзя не считаться, которой нельзя отказать. 

 

Но свои воззвания гражданка Левицкая писала так, будто эти двенадцать тысяч уже вышли на площадь:  

 

— Призвать на военную службу всех железнодорожных кондукторов, проводников, кассиров, кладовщиков, весовщиков и всех вообще конторских служащих, оставив только тех, без которых совершенно нельзя обойтись. На освободившиеся места принять женщин и эвакуированных солдат. 

 

— Обложить всех иркутян, кто не под ружьём, 1% с каждого получаемого рубля в пользу солдаток. 

Дух захватывало, когда принимали последнюю резолюцию. Из Общественного собрания выходили солдатки захмелевшими от восторга. Просто возвращаться домой было как-то неправильно, и они завернули на митинг анархистов. Там призывали разделить имущество иркутян поровну – и от этого ещё больше ударило в голову. И одна бойкая бабёнка из близких Левицкой поднялась на трибуну и крикнула: 

 

— Страшная нужда и безысходное горе толкают прямо к падению! 

 

Крестьянин из села Рютино Усть-Удинской волости, проходивший по Тихвинской площади, остановился, задержался и покачал головой: «Вона до чего распустилась, и никто ведь не одёрнет бесстыжую. А наши-то мужики поумнее будут: в марте ещё, когда свободы объявляли, наотрез отказались признать равноправие баб. Так и в резолюции записали: «Хоть в Колымск нас гоните, а не признаем их прав!».

 

Из газеты «Единение» от 6 августа 1917 г.: «В СОЮЗЕ СОЛДАТОК. На общем собрании Союза солдаток избраны в члены Правления граждане: Левицкая (председательница), Рухлов (товарищ председательницы, Богомолова (секретарь), Кожевникова (казначей), Мартынов (счетовод). В члены ревизионной комиссии: Долинская, Лазарева, Степновская, Эглит, Якушева. В члены Совета: Бахмутова, Бахтина, Богомолова, Борисова Кожевникова, Кроль, Левицкая, Малинина, Мартынов, Мащенко, Пушкина, Рухлов, Тененбаум, Трифонова, Уткина, Фугаева, Шиляева. 

 

Газета «Единение» , 15 июля 1917 г.

 

 

Из газеты «Единение» от 13 июля 1917 г.: «СРЕДИ СОЛДАТОК. Общее собрание солдаток и солдатских матерей селений Трактово-Курзанской волости Нижнеудинского уезда в числе 318 чел., состоявшееся 16 июня, вынесло резолюцию: « Желая закрепить свободу и независимость государства, мы решили поддержать Временное правительство и всецело следовать его распоряжениям. Но для того чтобы тяжесть войны ложилась на всех граждан России, постановили требовать, чтобы те, кто находится в данное время вне войны, сменили бы тех, кто три года гниёт в окопах. Сменить их необходимо теми лицами, которые три года прожили без горя в разных предприятиях и на войне не были». 

 

Двенадцать против двенадцати 

 

Помощница провизора Юлия Побожина очень почтительна и робка. Будь жив Моисей Григорьевич Писаревский, принимавший её на работу, ни за что не подписалась бы под профсоюзными требованиями. Но прежний владелец аптеки умер – и она решилась.  

 

Нынешний протест зародился в аптекарском магазине Шейниса: другие хозяева признали новую расстановку сил и, пусть неохотно, но двинулись навстречу служащим – а этот не принял ни одного предложения, отказался от помощи Примирительной камеры, вероятно, рассчитывая на Третейский суд Торгово-промышленного союза. А тот неожиданно взял сторону наёмного труда!  Предприниматель казался обескураженным, даже оскорблённым – и, подписав соглашение, демонстративно стал его нарушать.  

 

Побожина была крайне удивлена: Шейнис, всегдашний обладатель оперных абонементов, музыкант-любитель, постоянный участник благотворительных концертов, слыл мягким, интеллигентным человеком. Этот образ никак не вязался с упрямым, высокомерным господином, и барышня с опаской думала, как повёл бы себя в нынешних обстоятельствах почитаемый ею Моисей Григорьевич Писаревский. Спрашивала себя – и не находила ответа.

 

Первое слушание в Примирительной камере прошло неудачно: отказали аж по четырём пунктам. В том числе и по крайне важному – о введении равной оплаты труда для мужчин и женщин. Губернский профсоюз аптечных служащих подал апелляцию в Центральную камеру, и нанятый адвокат (присяжный поверенный Сергей Яковлевич Наркевич) стал настаивать на выступлении «заинтересованного лица – какой-нибудь из помощниц провизора» : 

 

— Берусь хорошо её подготовить, даже и речь напишу, с учётом всех особенностей работы примирительных камер, – обещал он. – Но дайте мне возможность самому отобрать претендентку.  

 

Юлию пригласили последней, и она обнаружила неожиданную строптивость: 

 

— Заучивать чужую речь я не стану. Это бессмысленно, потому что плохо для дела. 

 

Секретарь губернского профсоюза с недоумением взглянул на «тихоню», но Наркевич улыбнулся: 

 

— Вы мне подходите! 

 

Юленька удивилась, смутилась – и в тот же день они провели первую репетицию.  

 

Апелляцию аптечного профсоюза рассматривали 24 мая нынешнего, 1917-го. Барышню согласились выслушать, а «речь» её вышла совсем коротенькая: 

 

— Среди провизоров вам встречаются как хорошие, так и плохие, но их пол тут явно не при чём, – барышня оглядела членов камеры и очаровательно улыбнулась. – То есть нет исключительно хороших аптекарей-мужчин и исключительно плохих аптекарей-женщин. Работу фармацевта невозможно расценивать как занятие только для мужчин: моя профессиональная подготовка проходит в тех же условиях, что и подготовка молодого человека. Я должна быть так же аккуратна, как он, так же внимательна и старательна. Вряд ли работодатели против этого возразят, но это не мешает им платить мне меньше. Такую "позицию" трудно считать справедливой, однако двенадцать мужчин из районной Примирительной камеры посчитали возможным её подтвердить и закрепить своим недавним решением.  Опускаю эмоции, скажу лишь, что не нашу судьбу вы сегодня определяете, а степень своей свободы от предрассудков, – она снова оглядела всех двенадцать членов камеры и победно прошествовала к выходу. 

 

Вердикта не слышала, но на другой день прочла: «Камера нашла единственно справедливым вынести решение в пользу помощниц провизоров». 

 

 

Валентина Рекунова