«БелаТара»: дуэт на троих

Подробности

Создано: 11.01.2013 20:23

Просмотров: 3871

Альбина Кинчинская… Кто она? Актриса, этнограф, педагог, вокалистка?.. Одним словом, уже полтора года Альбина вместе с Аленой Эверстовой работают над проектом, который называется «Дуэт «БелаТара». Дуэт реконструирует и исполняет уникальные старинные сибирские песни тех деревень, которые навсегда ушли под воду при строительстве ГЭС на Ангаре. Они блестяще были представлены прошедшим летом в Красноярске на Международном фестивале этнической музыки «Мир Сибири», где дуэт стал обладателем престижной премии World music. И, собственно, эта победа стала формальным поводом к беседе. Что до неформальных поводов, то – каааааак!?? Ну как, скажите, о таком потрясающем иркутском коллективе, работающем с таким уникальным музыкальным материалом – и знают так мало?! Что за «БелаТара» такая?

А вот такая. Две женщины, которые поют ТО и ТАК, что происходят в мире некие вибрации, и какие-то невидимые струны, протянутые во Вселенной с неба на землю, а другие – с запада на восток и вот так Землю опоясывающие, начинают звучать…

Но это мы сильно забежали вперед. До того, как такое звучание появилось, должно было пройти время…

– Сначала я была влюблена в театр – занималась в студии. Моя близкая подруга уехала в Иркутск, поступила в театральное училище и позвала меня: приезжай! В итоге я год зарабатывала себе деньги на дорогу, была упертая как баран – хочу и все тут. Если решила, то меня уже не остановить. Потому семья пожелала мне большого колеса Фортуны – и так в 1976 году я оказалась в Иркутске.

А дальше получилась история. Училась я на курсе знаменитого по тем временам режиссера Владимира Дрожжина. Он ставил авангардные спектакли, находил смелые решения, был личностью яркой, неординарной, харизматичной. Студенты его боготворили. Позже на базе курса режиссер создал свой театр, в котором я была востребованной актрисой.

В начале 80-х я встретилась в Иркутске с Дмитрием Покровским. Человек-Легенда! Он тогда взорвал просто всю страну этнической русской песней. Не ее академическим вариантом, а вот той подлинной народной культурой, которую он много лет изучал в фольклорных экспедициях. Покровский владел всеми певческими традициями России. И нам захотелось сделать нечто подобное. Молодые, страшно наглые, мы пробились к нему после концерта и попросили для нашего театра дать мастер-класс по звуку.

– Согласился?

– Да. Он пришел к нам со своими ребятами. Мы стояли в кругу и целый вечер искали звук, учились… Потом мы поставили спектакль «Мать-Россия», в основе которого лежали народные песни. И это был первый шаг.

– Первый шаг к чему?

– Мне просто снесло крышу тогда. От этого звука, от звучания этой полифонии. От возможности импровизировать. От способности узнавать: вот это – Белгород, а вот это – Курск. А вот это – звук «семейских» – забайкальских староверов… И мне все это до того запало в душу, что я сама захотела всем этим заняться. И заняться серьезно. В итоге я ушла из театра…

– И с чего начали?

– В конце 80-х Александр Рогачевский организовал Иркутский ансамбль аутентичной музыки. Мы начали работать над сбором фольклорного материала сибирской Атлантиды – деревень, затопленных при строительстве Иркутской, Братской, Усть-Илимской ГЭС. А потом Александр пригласил на мастер-класс в ансамбль Андрея Котова, руководителя Московского ансамбля духовной музыки «Сирин». Андрей нас и наставил: для того чтобы вам что-то сделать, вам нужно «копать» в своем регионе. То есть поднимать местный фольклорный материал. Чтобы петь по-южному – надо жить на юге. А мы ведь сибиряки! У каждого региона свое звучание, своя акустическая среда, и каким-то интуитивным путем человеческий организм пристраивается именно к этой акустике, ищет наиболее благоприятный и органичный звук, который позволит слиться с окружающей его природной средой.

– Где вы брали фольклорный материал?

– Ездили в экспедиции по Ангаре, по Лене, вокруг Байкала. Искали породистые песни. Четыре года подряд я изучала полифонию в Забайкалье, записывала в разных деревнях песни «семейских». Я сравнивала, звук брала прямо на местах, пела с ними, разбирала, они меня всему и учили. А вот со старожилами Приангарья был какой-то барьер.

– С чем он был связан?

– А просто подлинных песен почти не сохранилось. Они ушли под воду, вместе с затопленными домами. Им, тем самым старым исконным песням, просто негде в нынешних поселках обитать. Изменился уклад жизни переселенцев, изменилась среда обитания песен – изменились и песни. Но мы нашли выход из положения. Саша поехал в Москву, в консерваторию, и нашел архивы прежних этнографических экспедиций, которые проводились студентами-практикантами перед затоплением. Это записи 1958 года. И это было ЧТО-ТО! Этот материал, который мы услышали через скрипучий звук старой записи… Мы сразу почувствовали: вот оно! То, что мы искали: эта породистость, первозданность, полифония, импровизация…

– И вы начали работать с этим архивом…

– Да. И тут нам как раз помог наш собственный опыт экспедиционной практики. Мы занялись в буквальном смысле реконструкцией. Сопоставив тексты, мелодии, диалект, манеру звукоизвлечения – на грудном резонаторе, он сохранился! И посыл звука по горизонтали – он тоже сохранился! И все это мы слышали на старых пленках. И все это подтверждалось собранным материалом. Оставалось только расшифровать эти песни и вложить в них все нашу энергию. Собственно, этим мы и занимались на протяжении двенадцати лет.

…Вот так: ни много ни мало, а двенадцать лет жизни – на изучение старых песен из затопленных приангарских деревень.

Как оказалось, проект стал интересен не только Иркутскому ансамблю аутентичной музыки. Приангарские песни зазвучали на престижных мировых фестивалях этнической и полифонической музыки во Франции и в Польше, на самом крупном театральном форуме сочинений Шекспира в Англии и в других европейских странах, где ценят формат world music.

Польский Brave festival – вообще явление интересное. Здесь обычно представлены не только этническая музыка, но и документальное кино, театр, живопись. Можно сказать, что это фестиваль смелых креативных решений. В 2005 году здесь присудили Иркутскому ансамблю аутентичной музыки First Award. Тогда эти песни и услышал польский режиссёр авангардного театра Гжегож Брал. Он пригласил ансамбль в спектакль «Макбет» для участия в шекспировском фестивале в Стратфорде-на-Эйвоне, и ему пришла идея соединить события, которые произошли в Шотландии между королём Дунканом и Макбетом, с трагедией затопленных приангарских деревень. Так иркутяне стали участниками грандиозной международной постановки.

– Вас пригласили поставить звук?

– Нет, не только. Все актеры театра изучали песни и сами должны были их исполнять. И мы их обучали этому. Сложностей было много. И потом, нам казалось, что одно с другим никак не связано: там – короли, цареубийство, здесь – песни приангарских крестьян… Но чем больше мы работали, чем глубже вникали – тем явственней становилась взаимосвязь: проблемы – одни и те же. Они не вчерашние, они просто окрашены другим светом, поставлены в иные декорации. Но вопросы, которые они поднимают – истины, добра, зла, жизни и смерти, – эти вопросы вечны. И о том же самом наши песни. Когда мы это осознали – барьер упал, и сразу стало легко работать. Александр Рогачевский играл короля Дункана, а мы с Ириной Тельминовой и Ольгой Верлан играли ведьм. Потому нам пришлось вкалывать еще и как актерам – там тяжелейшие тренинги были для нас: пластика, прыжки, кувырки… Но справились.

– А дальше?

– Вот в том-то и дело, что всегда этот вопрос: а дальше? Что делать дальше? Почти два года мы работали над этим проектом, но наша работа как ансамбля затормозилась. Мы выбились из колеи. Да, сделали спектакль, выпустили диск – а дальше?

Прежде чем ответить на этот вопрос, надо отмотать немного хронику былого назад, когда Александру и Альбине пришла в голову сумасшедшая идея: а что если попробовать вырастить внутри обычного современного мегаполиса детей на базе вот этой песенной культуры?

Так завязались их творческие связи со школой № 47, где они набрали группу шестиклассников и стали с ними петь. «То ли нам так сильно этого хотелось, то ли на самом деле канал какой-то открылся, но нам это удалось», – говорит Альбина.

Они начинали с простых песен, но постепенно запели самые сложные песни, которыми мы и занимались. Все они стали настоящими мастерами, а несколько девочек вошли в состав Иркутского ансамбля аутентичной музыки. Вернулись с шекспировского фестиваля – вопрос «что дальше?» встал и перед ними…

А дальше все получилось естественно. По течению жизни. Девушки вышли замуж, у них родились дети. Александр Рогачевский работает сейчас над сольным проектом приангарских песен в жанре психоделического этно-панк-джаз-рока с гитаристом Михаилом Соловьевым и скрипачом Германом Цогла. Альбине это оказалось не очень близко: к музыкальному сопровождению этих песен она всегда относилась осторожно, полагая, что песни настолько богаты сами по себе вот этой непередаваемой полифонией, что они естественно звучат как оркестр…

И вот тут-то они и встретились с Аленой Эверстовой.

Алена в детстве занималась в той самой группе детей из 47-й школы. Потом она выросла и на какое-то время пропала из поля зрения ансамбля аутентичной музыки. Но судьбе было угодно…

– За это время Алена стала художником. И когда я увидела ее картины, я поняла, что вот это, в ней вместе с песнями поселившееся, – оно осталось. Никуда не делось. Да, она не пела эти годы, но она жила ТАК. И, конечно, мы с ней «спелись». Она – такая же. Не боится идти, не боится пробовать, ошибаться и рисковать. Она может поставить на карту все – и потом всеми силами стараться, чтобы получилось.

– Сразу «спелись»? Легко?

– Когда мы начали с Аленой пробовать, я не знала, что это будет и как мы сможем это выразить не повторяясь? Потому что попытка сделать сознательно ни к чему не приводит: ты пытаешься взять какую-то песню, разложить ее на два голоса – но песня тут же закрывается, «уходит». Она как живой организм. Если ЕЙ что-то не нравится, то тебя начинает ломать, а не ее. Песня просто тебе не дается…

– Но ведь потом получилось?

– А я не знаю – как. В какой-то момент мы все песни отложили и просто начали звучать, импровизируя в этом каноне, в этом звуке. И как-то само получилось, что мы неожиданно перешли на песню, и она – поплыла, раскрылась совершенно иным способом. То есть мы не стали бороться, не стали это делать от ума, мы просто отключились, и ОТТУДА на нас что-то спустилось.

– То есть сработала интуиция в какой-то момент?

– Нет. Здесь нужно отключать все. И интуицию в том числе. Надо просто освободить свой разум, свой мозг. Полностью освободиться, и вот тогда…

– … появился дуэт «БелаТара». Кто это, БелаТара?

– Белая Тара – это богиня Беловодия. Хранительница святых, белых вод. Именно Белая Тара была хранительницей вод от Урала до Севера. А поскольку мы поем песни затопленных деревень Приангарья, мы ее взяли к себе – ангелом-хранителем и нашим путеводителем. И как мы с Аленой говорим: мы поем не вдвоем – мы поем втроем.

В Красноярск приехали вдвоем. У всех большие группы, все серьезно, все готовятся. А им только и надо, что два микрофона. Вышли на сцену и…

– Два раза в жизни у меня было такое состояние на сцене. Больше нигде и ни разу я его не ловила… Однажды – с ансамблем аутентичной музыки, во время выступления, я поймала себя на состоянии полета. Я вдруг почувствовала, что не стою на земле. Полет, как будто ты в воронке, которая тебя затягивает в иное измерение, иное пространство, и ты не ощущаешь ничего, кроме этой волны, этой вибрации звука, которая из тебя же идет, но и соединяется со всеми другими звуками вокруг… И в какой-то момент я увидела, что все жюри, которое сидело там, в центре зала, стоит у самого края сцены. Я тут же «вернулась» и думаю про себя: что они тут делают? А оказалось, что у нас на второй или третьей песне просто вырубило микрофоны, и мы пели вживую. Но мы этого – даже не заметили. Вот такое это состояние. И в этот раз в Красноярске с Аленой, этот полет – он повторился. Может быть, ради него я и пою.

– Но если все же попробовать просчитать эту гармонию алгеброй? Что это?

– Я все-таки думаю о том, что Вселенная наша соткана из звуков-вибраций. Она рождена была из них. Вспомните: «Вначале было Слово». А слово – это и есть звук. И может быть – это природное звучание, которое было дано испокон веков человеку: кому-то от природы, кому-то от земли, кому-то от неба… Всем по-разному: потому что на юге поют в небо, очень верхний, головной резонатор у них сильный. А мы, сибиряки, поем грудью: мы суровые – и тепло нам надо сохранить, и «варежку» сильно не открывать, а то язык замерзнет… И потому, скорее всего, когда ты попадаешь в эту вселенскую космическую вибрацию, тогда, наверное, происходит переход в некое четвертое измерение, где нет ощущения материального, а есть ощущение полета твоего духа, полета твоей мысли. Ты, может, ее не осознаешь, она может концентрироваться в некий комок, но именно в этот момент ты ощущаешь гармонию и какую-то всеобъемлющую любовь внутри. Я не знаю, как это состояние достигается другими путями. Я просто пою.

– Поете древние песни во времена оголтелого технического прогресса…

– Зачем говорить банальную фразу: не помня прошлого – не будет будущего. И другую банальность – о том, что человек должен идентифицировать себя: кто он, что он, откуда он и зачем, ведь не просто так ты родился в этом самом месте! Об этом столько уже сказано. На всех столбах эти вопросы, утюг в розетку – и оттуда прозвучит: а ты кто такой? откуда и зачем? Но все дело в том, что по-настоящему себе этот вопрос никто не задает. Потому что не хочет себе его задавать.

– Почему не хочет?

– Потому что придется себе на него ответить, а ответить будет нечего. Гораздо проще сказать себе, что я живу вот в этом времени и больше ничего не хочу. Я всего лишь должен прожить свое время, что-то сделать – и все. А задумываться, искать ответ…

– Для вас очевидно, что ответ лежит в поле сохранения народных традиций?

– Я категорически против насильственного сохранения народной традиции, потому что это ведет только к отторжению и превращается в лубок. Всем нужен только красивый костюм, кокошник и полотенце, на котором лежит пирог. Вот в этом сегодня заключается вся традиционная культура. И когда мы устраиваем из этого зрелище или какое-то шоу, обрядив людей в непонятно какие костюмы, называя их русскими народными, это граничит с пошлостью и с издевательством над традиционной культурой. Но ведь сохранять ее можно по-разному. Вот мастер по дереву: он бережет канон, дух, приемы резьбы, но при этом в его изделиях присутствует его мироощущение. И это и есть традиционная культура.

– А вы?

– Я в первую очередь пытаюсь познать себя. И через это познание попытаться передать свои мироощущения, свои понимания той красоты, той, которая была и которой сегодня нет. Я не пришла с этими песнями сюда, но я их приняла так, как я их поняла.

…К весне, если судьбе будет угодно и обстоятельства сложатся, дуэт «БелоТара» выпустит диск. Там будет девять затопленных песен.

Они поют там втроем: Альбина, Алена и Белая Тара – хранительница наших сибирских вод.

Журнал "The ONE", декабрь, 2012 -январь, 2013