Это захватывающе интересно. Будет

Подробности

Создано: 21.01.2019 12:24

Просмотров: 2935

Есть мнение, что мнение Сергея Беспалова, известного навальниста (или навальнинца?), не может интересовать СМИ, желающие остаться в рамках здравомыслящей, не маргинальной дискуссии. Мы не согласны. Совершенно!

 

В сфере политического анализа Сергея Беспалова как раз можно считать одним из самых объективных специалистов – одним из тех, кто старается смотреть на, скажем так, окружающую среду не через чёрные, розовые или какие-то ещё очки. Именно он, в частности, предсказал победу Сергея Левченко на губернаторских выборах в Иркутской области в 2015 году. И оказался единственным из федеральных и региональных экспертов, кто отважился дать такой прогноз.

 

– Не уверен, кстати, что ближайшие свои выборы в 2020-м Сергей Георгиевич выиграет без проблем. Совсем не уверен. Реально может и проиграть! – так заявил Сергей Беспалов в ходе беседы. Но было это действительно «кстати», то есть между прочим и отвлекаясь от темы. А основными темами были грядущие выборы в Думу Иркутска и… политическая жизнь страны в целом.

 

– Сергей, мы вступили в пору удивительных вещей в политике. Насколько сильно нам предстоит, на твой взгляд, ахать и охать в 2019-м?

 

– Чего-то уж совсем необычного, что вообще никак не прогнозируется и находится вне рамок предположений, я не ожидаю. Но ожидаю того, что нормой станут те практики, которые сейчас как бы кажутся случайными. Что это значит? Мы привыкли за последние годы, причем это касается не только тех годов, когда президентствовал Путин, но и вообще все постсоветское время, что модель выборов одна. Везде. И это, по большому счету, выборы какого-то местного царя.

 

– Мэра, губернатора – не важно?

 

– Да. Не имеет значения. Фактически царя. Микро-, мини-царя, царька. Владыку. Кто сверху, тот становился царём, а все остальные – холопы. Но ситуация меняется. Есть большие предпосылки к тому, что политическая жизнь станет коалиционной. Что это значит? У холопов и тех, кто против царя, прав никаких не было, они во внимание не принимались или изничтожались: их ставили на колени или вообще изгоняли из политической жизни, у них отбирали бизнес, выдавливали из региона, страны и так далее. Условно говоря, быть русской оппозицией означало быть никем. Оппозиция не имела формального статуса, и, соответственно, круг формальных возможностей у нее был очень ограниченным. Скажем, ни в одном региональном парламенте России нет процедуры парламентских расследований, которые во всём мире инициируются как раз оппозицией. Вон в США сейчас как раз демократы пытаются раскрутить якобы связь Трампа с нами. Раскрутят или не раскрутят – другой вопрос, но у них существует право на это, возможность. У нас оппозиционные политики изначально получали хреновый сюжет, когда им избиратели говорили, дескать, вы же ничего не делаете, зачем мы вас выбирали? А в таких условиях и правда невозможно что-то сделать.

 

– И сейчас что-то может измениться?

 

– Я надеюсь на то, что Иркутск опять опередит всех в стране и перейдёт на так называемую модель коалиции. Что это значит? Объясню… После сентябрьских выборов в Законодательное Собрание региона мы получили уникальную по российским меркам ситуацию, когда налицо три ярко выраженных ресурсных группы, у каждой из которых кусочек власти. Да что там кусочек! Кусок, собственно власть. У губернатора все полномочия исполнительной власти, бюджет, правительство области. У ЗС, где сейчас работает (и тусуется) вся протопарламентская оппозиция: «ЕР», «Справедливая Россия» и ЛДПР, – власть законодательная плюс тоже доступ к бюджету и за счёт союза с недружественными губернатору мэрами какая-никакая исполнительная власть на местах. У третьей группы, которую я условно называю «Прокурорские», – контроль над мэрией Иркутска с соответствующим бюджетом и полномочиями и свои люди в ЗС. 

 

– И это вполне себе сопоставимые по мощи группы, правильно я понимаю?

 

– Конечно. Я напомню, что Иркутск – это город, в котором живут четверть всех избирателей региона, и возможность как-то контролировать эту электоральную энергию дорогого стоит. Но я предположу, что ни одна из этих групп на выборах в городскую Думу в 2019 году не сможет одержать безоговорочную победу и не получит тотального превосходства.

 

– А ты как считаешь: мэра города по-прежнему будут выбирать из депутатов? 

 

– Думаю, да. Именно это обстоятельство и придаст выборам в Думу окрас главного политического события года. Так вот в результате мы получим Думу, где ни у кого не будет единоначалия, верховенства – и стороны вынуждены будут слышать друг друга, договариваться, создавать некие коалиции и потом вести, в полном смысле этого слова, совместную деятельность. Это новый, совершенно непривычный для нас фактор политической жизни. И это крайне важное обстоятельство, потому что меняется модель управления, которая открывает новые окна возможностей на втором, на третьем, на четвёртом шаге, когда начинают происходить интересные и ранее не запланированные события. 

 

– Какие, например?

 

– Я вполне допускаю, что в процессе взаимодействия коалиций мэр может быть сменён в середине срока. Сейчас такое трудно себе даже представить. В Усть-Илимске пытаются свергнуть мэра, и это уникальный по меркам страны случай. Крайне мало мест, где депутаты ставят неудовлетворительную оценку мэру, ну и не факт, что ещё получится. А тут прямая дорога: передоговорились – и всё: теперь не Ваня, теперь мэром будет Петя. 

 

Хочу напомнить, что у нас случай похожего «переобувания» уже был в 2002 году, но касался Законодательного Собрания, где Виктора Боровского сняли, спикером выбрали Сергея Шишкина. Это единственный случай в области и один из немногих в стране. Мы реально пионеры некоторых политических процессов.

 

– Можно ли считать, что в Иркутске живет какой-то особый, экспериментальный (смайл) избиратель?

 

– Не знаю насчёт особости и экспериментальности, но то, что уровень свободы у наших избирателей выше, это прям точно… Что такое политическая культура? Это понимание, что может быть по-другому: не хорошо, не плохо – а в принципе по-другому. Вот я езжу к маме в Вологодскую область. Проблема этой области в чём? 500 км от Москвы, и все, кто что-то хочет и может в этой жизни, они садятся в поезд и машут рукой – прощаются с городом навсегда. Там бессмысленно даже просто пытаться зацепиться. Не за что цепляться. 

 

У нас город все-таки удерживает огромное количество людей, которые могли бы уехать, но остаются. Вот есть у нас клуб – «Байкальские стратегии» называется. Создали его Роман Ищенко с Юрием Куриным и другими. Так вот ценность этой организации заключается в том, что сидят приличные люди, но настолько разные, что в других обстоятельствах они никогда бы не сели рядом. Но они сидят и обсуждают, спорят и договариваются о серьёзных вещах, о будущем, о том, каким оно должно быть применительно к нашему региону, к Байкалу, к острову Ольхону, о котором нужно создавать специальный региональный закон. И это кому-то кажется эфемерным, пустяковым, но это не пустяковое дело. 

 

– Я гуманитарий, и соглашусь с тобой, что хорошая дискуссия не пустяк, но как ты это объяснишь другим?

 

– Понимаешь, у нас в стране все очень хорошо, завораживающе порой, умеют обсуждать прошлое. Как со Сталиным что-нибудь сделать – так все знают, что и как. А вот обсуждать будущее не умеют. И не принято. Ответа на вопрос, что будет после Путина (допустим, хотя бы тремя мазками), – не добьёшься, и обсуждать никто не собирается. Хотя, казалось бы, это же всё естественным должно быть: в 2024-м по-любому его время кончится, если опираться на закон. Почему не обсудить? Но мы не привыкли. О будущем – как о покойнике: лучше промолчать. Это касается и оппозиции: а как надо-то? Но дискуссии нет. Единственная дискуссия о том, как надо, как было бы идеально, была в стране в конце 80-х. Тогда люди говорили: хотим жить, как на Западе. И был четкий образ, как это, собственно, – изобилие машин, колбасы, джинсов. Пусть это очень примитивное понимание будущего, но сейчас у нас даже такого нет ни у кого, включая президента страны. Потому что разговоры о 25 миллионах инновационных рабочих мест или о прекрасной России будущего – это не дискуссия. Эти слоганы не намажешь на хлеб, они непонятны обычным людям.

 

– А нужна такая картинка будущего, которая будет понятна и близка им? 

 

– У нас огромная культура намазывания на хлеб идеи. 20 последних лет половина российского бизнеса жила с простой идеей: берёшь государственное, перекладываешь в карман – и на это живёшь. Если мы посмотрим все коррупционные скандалы, все просто скандалы, все делёжки государственных пакетов акций, выделения бюджетных средств крупным и не очень компаниям – это всё из того самого разряда. На этом можно жить, идти в будущее горстке лиц, но это никуда не двигало, и не будет двигать, общество. Сейчас мы впервые оказываемся в ситуации, когда общество начинает из себя извлекать понимание будущего, рождать идеи не делёжки, а какие-то другие. 

 

 

– Как полагаешь, люди, способные рождать полезные для общества идеи, имеют шансы победить на выборах в городскую Думу?

 

– Я очень надеюсь на это. И знаю, что на таких людей с каждым годом будет всё больший и больший запрос. Избиратели в городе и в области, которые слышат, которые верят в то, что многое можно изменить, – они есть. Во многом поэтому происходит драматическая смена элит.

 

Посмотрите: в Законодательном Собрании уже нет многих мастодонтов. Геннадий Васильевич Истомин всем нам показывает фотки из Испании – и респект ему: фотки хорошие! Проиграли выборы недавние серые кардиналы ЗС Борис Алексеев и Геннадий Нестерович, не прошёл яркий, заметный некогда Анатолий Дубас. Нет Владимира Матиенко, без которого до недавнего времени вообще трудно было представить региональный парламент. И так далее. 

 

– А почему эту смену элит ты называешь драматической?

 

– Да хотя бы потому, что при всём скептическом отношении к некоторым из ушедших и особенно к партиям, которые они представляли, я готов согласиться с тем, что политики-то они были вменяемые, адекватные. Избиратели их давно знали и доверяли им. А кто придёт, кто уже пришёл им на смену, мы пока не знаем. Не видели их в деле. Запрос на популизм вырос, и не исключено, что новое поколение будет хуже своих предшественников. Хотя я лично надеюсь, что нет. 

 

– То есть ты сам пока не понимаешь, хорошо это, когда рулит популизм, или плохо?

 

– В теории я допускаю, что людям могут просто, что называется, заговорить зубы. Наобещать с три короба. Обмануть. Но, с другой стороны, и люди начинают во многих вещах разбираться. Почему сейчас, вот уже несколько последних лет, резко возросли подвоз на выборах, скупка голосов? Потому что зубы заговорить не удаётся. Уважающий себя человек либо пойдёт голосовать за того, в кого поверил, либо не пойдёт вообще. Его подачкой не купишь. Когда нет идей, скажем так, интересных людям – остаётся покупать остронуждающихся и просто бомжей. Но покупкой займутся не все. Не у всех есть деньги, и не всем это кажется правильным, соответствующим их представлениям о политике. И тогда им понадобятся идеи для разговора с избирателями. И они их найдут, а многие их уже имеют. И мне кажется, что начинается жутко интересный процесс, потому что во власть приходят, могут прийти, носители новой культуры политической.

 

– Ну а доказательства этого каковы? Со сменой элит всё ясно. Один взлёт Александра Якубовского из обычного депутата городской Думы сразу в депутаты Государственной Думы чего стоит!

 

– И не забывай, что он стал членом президиума генерального совета партии «Единая Россия», то есть по статусу сейчас выше, чем руководитель регионального отделения Сергей Сокол!

 

– Да-да. Точно. Но вот запрос на тех политиков, которые хотят слышать народ, – его что может подтвердить?

 

– Не буду даже упоминать опять выборы в ЗС, где ряд кандидатов были восприняты избирателями исключительно потому, что считались своими, из народа. Но посмотри на бывшего теперь депутата Дикунова, на его компанию, которая продолжается даже после того, как его сняли с выборов? Это ведь попытка напрямую обращаться к обществу, заручиться поддержкой, симпатией того самого народа. Невзирая на то, что его прокатили с поддержкой партии. И не исключаю, что в городскую Думу он на каком-то округе пройдёт на ура именно потому, что обращается к простым людям, к обществу.

 

Я бы сказал так: сейчас больше шансов будет у тех, кто сумеет ГОВОРИТЬ с людьми. 

 

– Так многие пытаются как бы говорить…

 

– Нет, не соглашусь. Говорить как раз не пытаются. В этом-то главный парадокс: политики и политическая система вроде есть, запрос от общества есть – а диалога нет. Политики оторваны от избирателей и их нужд системно. И разговаривают немногие. Попытки диалога, на мой взгляд, пытается предпринять Михаил Щапов – в Интернете, с помощью встреч с журналистами и избирателями, но он в принципе интроверт, по нему видно, что ему тяжело. Опять же видно, где он, а где его пресс-служба пишет, и я считаю, что он больше выиграет, если сам будет общаться. Хотя для него это будет самый большой вызов.

 

– Этот запрос на разговор со стороны людей как-то связан, по-твоему, с экономическими проблемами в стране?

 

– Напрямую. Страна находится на каком-то переломе. Всем очевидно, что тренды плохие: экономика падает, люди беднеют, им многое непонятно и уже хочется, чтобы их реально услышали. А политики пока ещё не могут отказаться от той манеры, которую наиболее показательно продемонстрировал Сергей Ерощенко, когда вел свою предвыборную кампанию: «У меня всё хорошо, странно, что у вас-то всё так плохо». 

 

– Хаха-ха! И правда. Так было и так есть. Почитаешь-послушаешь какого-нибудь Силуанова…

 

– Я такую ассоциацию приведу: чтобы в море или океане образовалась волна, нужен либо огромный камень – метеорит, упавший в воду, либо землетрясение в глубине. Вызвать, организовать волну другими способами не получится. Вот и сейчас наступает конец административного наделения выборной властью. Сергей Сокол (при всём моём нормальном отношении к нему) был последним, кого сделали депутатом административно. Не думаю, что эту практику возможно будет повторить. 

 

– А на выборы губернатора области в 2020 году нынешние выборы в Думу Иркутска окажут какое-нибудь влияние?

 

– Да всем наплевать на выборы губернатора, потому что они для большинства людей не проглядываются. Не привыкли у нас избиратели так далеко заглядывать. А вот после выборов в Думу, ближе к 2020-му… К тому моменту для избирателя выкристаллизуются все положительные и отрицательные черты нашего губернатора, и их уже невозможно будет исправить в сознании людей. 

 

– А почему ты всё-таки считаешь, что он может не выиграть выборы?

 

– Не потому, что из Кремля пойдут какие-то сигналы. Всё гораздо проще. Во-первых, он человек немолодой, энергетика уже не та. Во-вторых, к огромному сожалению, он не разговаривает с активными горожанами, которых 100 тысяч в Иркутске и примерно такое же количество в сумме в Ангарске и в Братске. Это очень важно понимать.

 

Разговор с людьми это не отчеты в соцсетях о текущей деятельности региональной власти. Это попытка быть с людьми в тот момент, когда у них прямо болит. Я вчера только вспоминал, что в апреле 1997 года, незадолго до ухода Ножикова с должности, состоялась студенческая манифестация, и люди протестовали у стадиона «Труд», а потом пошли к Серому дому. По некоторым оценкам, там было несколько сотен человек. Так вот у Юрия Абрамовича хватило политического или человеческого чутья просто выйти к этим людям, заговорить с ними. Результат был никакой. Сейчас-то мы знаем, что не поменялось ничего. Но, может быть, именно из-за таких моментов он до сих пор считается великим губернатором. 

 

Справедливости ради надо сказать, что у нас сейчас у всей верхушки власти, включая губернатора, спикера ЗС и мэра Иркутска, нет попыток поговорить с людьми. Есть отчёт. Много отчётов. Есть даже встречи с людьми, но получается, на мой взгляд, не очень, потому что нет какой-то чуйки, нет попытки сломать что-то крайне важное для людей, обо что люди бьются и изменить не могут. 

 

– Вернёмся к городской Думе…

 

– Я уже обозначал, что будет три группы: губернаторские, соколовские и бердниковские. Причём я бы не сказал, что последние – аутсайдеры. Бердниковские стопроцентно, по моему мнению, могут купить и ЛДПР, и «Справедливую Россию», и «Единую» тоже – с потрохами. Проблема там в другом. 35 округов умножаем на три группы. В идеале нужны 105 добротных, с шансами на победу кандидатов. А их нет. Нет столько в природе. У каждой группы наберётся от силы от 6 до 8 человек – своих, верных. А дальше начинается рынок малоизвестных людей – с непредсказуемым поведением. Это по существу рулетка. Может быть, даже по своему потенциальному эффекту русская рулетка, смертельно опасная для политического здоровья. 

 

– Ох, я представляю себе, каким будет уровень политического интриганства! 

 

– Замес будет и правда таким, какого мы, сдаётся мне, ещё не видели. Постоянные переговоры. Причём переговоры всех со всеми. В конфигурации, которая сейчас кажется не договороспособной в принципе. 

 

– Как оцениваешь шансы Дмитрия Бердникова остаться мэром?

 

– Депутатом он, скорее всего, изберётся, а вот мэром, предположу, всё-таки нет. И повторюсь, что просто у его группы не хватит необходимых 18 депутатских мандатов. А договориться с другими группами ему будет очень сложно. Но там будет очень интересный момент… Между избранием депутатов и первым голосованием на выборах из числа депутатов мэра пройдёт дней 10 – и вот тут нас с вами ждёт масса просто захватывающих событий. Будут громкие, очень громкие заявления. Возможно даже, из разряда политического самораздевания. Отдельно прокуратура пообещает посадить кого-нибудь – и это будет очень забавно слышать, потому что в итоге это, как всегда, ничем не закончится.

 

– Но ведь это как-то того… Пыль всё. Грязь. Нет?

 

– Нет. Для самосознания людей, для развития гражданского общества в конечном итоге это лучше, всё-таки лучше, чем та ситуация, когда царя выбрали, а остальные все заткнитесь. Публичная политика, связанная с активным вовлечением людей в процесс выбора, и должна содержать многое из того, что нам до сих пор казалось постыдным или неправильным. Просто в момент перехода от одной модели к другой мы будем удивляться происходящему чуть больше, чем должны. А потом всё нормализуется.

 

– А ты сам планируешь участвовать в этих выборах?

 

– Я постараюсь. 

 

 

Спрашивал Андрей Старовер, Иркутские кулуары