вверх
Сегодня: 26.04.24
10.png

Гудков. По линии отца

 

 

Одна из последних счастливых посиделок Семьи встречающих мою Бабушку из роддома – родился мой отец Виктор. Большинство изображенных членов семьи будет репрессировано, расстреляно, пройдет через ГУЛАГ или умрет во время оккупации.

Рыться в старых фотографиях в старинном чемодане я начал, увлёкшись альбомами старинных марок (как потом выяснилось, их начал собирать ещё мой прапрадед в конце XIX века), увлечённо читая ныне несуществующие названия экзотических стран типа Французский Индокитай или Верхняя Вольта. Какие-то благородные незнакомые лица, одежда, надписи мне были непонятны в 7 лет, но очень притягательны. Бывая в гостях у бабушек по линии отца, я улавливал незнакомые ощущения другой, неведомой мне эпохи. Всё было интересно и непривычно: запах каких-то замечательных блюд, приготовленных на керосинке, необычные штучки на старинном трюмо из карельской березы и особенный – архаичный язык бабушек. Прабабушка Клавдия Павловна, когда я шалил, обсуждала с бабушкой Ириной Михайловной мое несносное поведение исключительно на французском – из педагогических соображений. Вечерами в доме бабушек принято было пить чай и играть в лото.

 

Фото Прабабушки с дарственной надписью сестре

Весь сохранившийся у меня семейный архив – заслуга дотошной в сбережении любой незначительной бумажки, вплоть до больничного листа прадеда за 1928 года, прабабушки моей Клавдии Павловны. Она была женщиной из XIX века, с особым нравом, выговором и отсутствием обиды за всё, что ей пришлось пережить, принявшей свою Судьбу как данность, очень сдержанная, но хорошо сознающая, кто она и откуда. Если и рассказывала о чём, то только об объективных фактах, а не о чувствах. Именно ей лет с 14 я начал задавать вполне взрослые вопросы, благо сам уже увлекся историей и стал рыться в документах – в том самом чемодане.

 

Кое-какие надписи в документах моего архива затёрты, например в выписке из церковно-приходской книги Кирилловской церкви г. Киева была запись о сословии моего деда Гудкова Георгия Васильевича – «дворянин». (Дворянство наш прапрадед – родовитый казак Иван Степанович Гудков получил за доблестную службу во время Крымской войны 1853–56 гг. в Молдавии.) Прабабушка запись умело затерла, и дед прошел по жизни – в техникум и далее до профессорского звания – как выходец из врачей, что есть правда: прадед мой Василий Иванович был военврач, подполковник Русской армии, умер от контузии, полученной при последнем штурме Порт-Артура.

 

Гудков Василий Иванович родился в семье Губернского секретаря области Войска Донского в станице Верхне-Новочеркасской в 1875 году. Когда ему исполнилось 19, отец направил его учиться на медицинский факультет в Его Императорского Величества Юрьевский университет, г. Тарту. В то время это был один из лучших вузов Российской Империи. Бывая проездом в Харькове, студент Василий Гудков часто останавливался в доходном доме Семёна Ивановича Корха, промышленника из крещёных в православие херсонских немцев, коих за сто лет до этого заселила в Новороссию Екатерина II. Приглянулась небогатому студенту-казаку его дочь Татьяна, и в декабре 1902 года, перед отбытием в полк, Василий Иванович и Татьяна Семёновна поженились.

 

А 24 августа 1903-го в штаб-квартире 48-го Одесского пехотного полка молодые офицеры праздновали рождение у своего полкового врача первенца – моего деда Георгия.

 

Но счастье не бывает долгим – началась эпоха великих потрясений ХХ века. Уже 17 сентября 1903-го молодой военврач отправился по назначению в Порт-Артур – через Иркутск, в 27-й Восточно-Сибирский стрелковый полк, куда прибыл 14 ноября 1903-го. Его супруга Татьяна Семёновна, оставив 4-месячного сына на попечение родителей, в конце декабря этого же года выехала к мужу. Прибыв 20 января 1904 года в Иркутск в штаб 7-й Сибирской стрелковой дивизии за пропуском для дальнейшего следования в Порт-Артур, 25 января она получила отказ, так как пришло сообщение, что накануне, 24 января (6 февраля по новому стилю) 1904 года Япония официально объявила о разрыве дипломатических отношений с Россией. Татьяна Семёновна, прожив в Иркутске две недели, отправилась обратно в Харьков. Возвращаясь домой, она, конечно, и представить не могла, что волею судеб через полвека этот город станет родным для её внука и правнуков.

 

А муж её, мой прадед Гудков Василий Иванович до самой сдачи крепости работал врачом в госпитале 27-го Восточно-Сибирского стрелкового полка в Порт-Артуре. Госпиталь находился в самой обстреливаемой части крепости. Почти весь состав стрелковой дивизии погиб за время войны. Василий Иванович был ранен и контужен. Приказами по Квантунскому укрепрайону коллежский асессор Гудков В.И. за непосредственное участие в боевых действиях был награжден Орденом Св. Станислава 3 ст., Орденом Св. Анны 3 ст., Серебряной медалью в память о Русско-Японской войне. После капитуляции крепости прадед мой вернулся в Россию. 8 февраля 1905 года он был прикомандирован к Одесскому окружному военно-медицинскому управлению.

 

 

А далее – скитания по гарнизонам из-за переформирования разгромленных частей, прогрессирующий паралич и госпитали. В августе 1911 года 35-летний военный врач надворный советник подполковник Гудков В.И. умер в Киеве, его отпевали в Кирилловской церкви – в той, которую в 1884 году расписывал Михаил Врубель.

 

 

Всю оставшуюся жизнь жена его Татьяна Семёновна, волевая образованная немка, посвятит сыну, а затем и внуку. Переехав к родителям в Харьков, она устроит маленького Георгия в Реальное училище при Харьковском технологическом институте. Жизнь Татьяны Семёновны Гудковой (Корх) закончится жестоко и трагически, как часть общей Судьбы нашего народа. Во время интернирования в Германию весной 1942 года она умрёт прямо в вагоне и по воле «своих немецких собратьев» упокоится в безвестной могилке в придорожной канаве, на забытом полустанке где-то под Лодзью.

 

 

Её сын Георгий, мой дед, в 1922 году поступает в ХТИ. После успешного его окончания уже в 30 лет он начальник цеха Харьковского электромеханического завода. Там он учится у директора, профессора ХТИ Игнатова М.Н., и знакомится с его дочерью Ириной – моей будущей бабушкой.

 

 

В 1934 году у них родился сын Виктор, мой отец. Дед активно работает вместе с тестем (моим прадедом). К 1940-му они разрабатывают технологию металлообработки для изготовления башен танков Т-34, которые на соседнем заводе № 183 разрабатывал М.И. Кошкин. 6 мая 1941-го Георгий Васильевич защищает диссертацию кандидата технических наук, но диплом он получит только в 1946 году – уже через месяц после его защиты началась война. Завод эвакуировали, все оборудование уже отправили, а инженерно-технический состав должен был быть эвакуирован последним. Моя семья уехать не успела.

 

 

24 октября 1941-го, после падения Киева, немцы вошли в Харьков. Оккупация Харькова 1941–1943 гг. – забытая трагедия, соизмеримая с блокадой Ленинграда. В этот период от голода и холода в блокированном (как гетто) миллионном городе погибло, по разным оценкам, до 300 тысяч человек. Всех работоспособных интернировали на работы в Германию. Деда как квалифицированного инженера (про Т-34 он молчал) в апреле 1942-го вместе с семьей отправили на заводы AEG в г. Гревен, Северный Рейн-Вестфалия.

 

После вхождения британских войск весной 1945-го в Германию Георгий Васильевич возглавил «Русский комитет по возвращению на Родину». Во второй раз перед моей семьёй вставал выбор – вернуться на Родину или эмигрировать. Прабабушка и бабушка говорили деду о том, что его репрессируют, но он настоял на своем – на возвращении.

 

После возвращения в Харьков уже с 1947 года деда стали вызывать на допросы в МГБ, отняли квартиру и кафедру – всё шло к аресту. Ученики прадеда в Москве решили «спрятать его с глаз долой» где-нибудь подальше и предложили ему возглавить кафедру механизации в Иркутском сельскохозяйственном институте. Георгий Васильевич тяжело переживал несправедливость, обвинения и невозможность дальше заниматься своим делом. Во время спешного переезда он умер прямо на вокзале в Москве. Когда его семья прибыла в Иркутск, вместо профессора они смогли предъявить только урну с его прахом. Гудковым выделили комнату в коммуналке на ул. Дзержинского (за зданием ИСХИ), которую я помню по запахам керосинки, абажуру и особому уюту, которые создавали мои милые бабушки.

 

Прабабушка Клавдия Павловна шила на заказ и заботилась обо всех. Бабушка Ирина Михайловна до 1987 года работала в Иркутском сельскохозяйственном институте, играла в теннис на бульваре Гагарина до семидесяти лет. Она очень полюбила Иркутск, а вот прабабушка жила только прошлым. Блестящая высокообразованная институтка доживала свой век в коммуналке далекого сибирского города. Клавдия Павловна умерла в 1981-м, в 1996-м не стало Ирины Михайловны.

 

 

Когда в 60-е наступила «оттепель», молодые романтики стремились к покорению неизведанного. Именно тогда в Сибири был «золотой век геологии». Мой отец Виктор Георгиевич после окончания Горного института уже в 25 лет стал главным геологом геологоразведочной партии. В одной из экспедиций он познакомился с молодой практиканткой Геологоразведочного техникума – забайкальской казачкой Валентиной Астафьевой, моей мамой. У них родился сын Андрей, мой старший брат, а потом и я. Судьбы совершенно разных людей, семей переплелись в Иркутске – в водовороте Судеб страны и жестокого века нашей общей истории.

 

 

Мне не было и года, когда отец трагически погиб при взрывных работах около Краснокаменска в Забайкалье. Мама, любившая отца всю жизнь, посвятила её нам и внукам. Она ушла от нас в 2012-м.

 

…Век XX перемешал всё, произошел разрыв времен и человеческой генетической памяти, ушла в никуда старая элита. Вместе с верой в Бога было утеряно наше прошлое – с чаяниями наших предков и их национальной идеей. Всё ушло с кораблями из Севастополя и обозами раскулаченных. Но, заметьте, всё лучшее, что было произведено в советскую эпоху, было сделано на основе «старой школы». Лучшие конструкторы, ученые и маршалы (которых не расстреляли) когда-то оканчивали гимназии, университеты и кадетские корпуса или учились у этого поколения. Они помнили, кто они и что такое Россия. Когда ушли и они – началась эпоха бездарности, продажности и деградации. Казалось, рухнуло тысячелетнее самосознание русского народа, да и хранители его – Великое Русское рассеяние, жившее островками в Белграде, Париже, Шанхае, после Второй мировой войны само растворилось в глобальном мире. Но именно они дали выдающихся ученых-конструкторов, генералов остальному миру – увы, не своей Родине.

 

ДВЕ РОССИИ, ушедшая и настоящая, должны, наконец, соединиться в одну ВЕЛИКУЮ СТРАНУ!

 

Дмитрий Гудков

Иркутские кулуары

Комментарии  

#3 Галина из ХПИ 28.03.2015 05:35
мой электронный адрес
Цитировать
#2 Дмитрий Гудков 27.03.2015 14:06
С Удовольствием! А как? Пожалуйста, отправьте контакт редакции.
Цитировать
#1 Галина из ХПИ 27.03.2015 05:15
просьба связаться с нами по поводу статьи
Цитировать

Добавить комментарий

Защитный код
Обновить

В последние годы стало модным выпускать журналы, похожие на комиксы: цветные картинки, мало текста, много тщеславия... Впервые, получив в руки номер «Кулуаров», я получил – хотя бы на время чтения – ощущение правдивости написанного и… порадовался за Иркутск! А самому журналу добавляют уважения со стороны читателя (с моей-то стороны уж точно) такие редкие сегодня остроумие и насмешливая снисходительность главного редактора. Правда, не исключаю, что неглупый кулуарный сарказм не добавляет журналу тиражей. А жаль.


Дмитрий Дорожков, экономист, путешественник, искусствовед, отец 4 детей