22 декабря в 15 ч. в филиале Иркутского областного художественного музея на ул. Карла Маркса, 23 открывается персональная выставка Валерия Чевелёва, посвящённая его 70-летию. В свежем номере «Иркутских кулуаров», который на днях увидит свет, опубликованы и те картины, что будут выставляться, и те, что просто являются любимыми в семействе Чевелёвых.
2018 Cheap Air Jordan 1 Retro High OG Pine Green/Sail-Black To Buy
Искусствоведы и критики по-разному отзываются об этом художнике-монументалисте и живописце. Но многие замечают, что он стремится, казалось бы, к невозможному – синтезу камерной конкретики и монументальной условности, станковой формы и элементов «большого» стиля. Пишут, что он ищет и находит новые колористические решения, вызывающие ассоциации с палитрой древнерусской фрески, что он по-особому внутренне драматургичен. Считают, что Валерий Васильевич воспринимает натуру не созерцательно, а, скорее, даже мистически. Искусствоведы так считают. И критики. А что думает дочь Валерия Чевелёва о своём отце, если честно? Наталья Троценко (Чевелёва) согласилась с нами поделиться. Публикуем без купюр!
И вот я снова на пороге мастерской – в этом пространстве, заросшем книгами, холстами и пылью, но столь по-своему уютном и любимом мною с детства...
Меня встречает Кис Кисыч Котейкин своим кошачьим пронзительным «мяу», что означает: папа давно уже за работой у холста и не обращает на кота никакого внимания.
Подхожу к мольберту, чтобы обнять отца и удовлетворить своё любопытство: над чем сегодня идёт работа? Ба! Да это же Пушкин. Что сподвигло?
– У меня своё отношение к поэту, – говорит папа. – Среди всех он, пожалуй, на первом месте. Помнишь: «На свете счастья нет, но есть покой и воля…»?
– Конечно, помню! А почему именно эти строки всплыли в твоём сознании?
– Дело в том, что счастье – эфемерная вещь, которая сваливается на тебя и так же непредсказуемо уходит, а к воле человек всегда стремится. Это как бы переход в другое состояние.
– А кто на втором? – с лёгкой иронией спрашиваю я, – Лермонтов? – Портрет стоит неподалёку на полу и ещё не дописан.
В моём отце меня всегда удивляла начитанность и глубина познаний в литературе, музыке, истории, но и, разумеется, живописи. С таким багажом знаний и анализа их, на мой взгляд, он мог бы достигнуть каких-то высот, званий и т. п. Но отличительной чертой его является не то чтобы скромность, а, как бы это сказать, – невыпячивание, что ли. И ещё одна черта характера – кто-то бы назвал её «лень» (да он и сам порой ассоциирует себя с Обломовым). Но в действительности это желание перезагрузиться, и оно проявляется только после изнурительной «пахоты» над новой картиной. Тогда он залегает на диван с книгой и отключается от всего и вся. И сам нередко над собой подшучивает: «Такая гениальная голова такому дураку досталась». Папа считает, что его работы и отношение к людям и миру сами говорят за себя (и за него), что не требует титулов.
Лунная морозная ночь
Отношение – вот ключевое слово всех работ Чевелёва. Внутреннее принятие, участие и переживание, будь то человек, природа или аппетитная селёдка, глядящая на тебя с холста.
Я не очень люблю портреты, потому что не всегда наблюдаю физическое сходство с оригиналом. Хоть и понимаю, что в большей степени на передний план тут выходит внутреннее восприятие художника, он так видит человека, а тебе не всегда это кажется истинным. Но, рассматривая портрет поэта и писателя Василия Козлова, я прямо чувствую на себе его пронзительный цепкий взгляд и ощущаю, что свежим зимним днём он ведёт беседу именно со мной, а рядом отмеряют ход времени часы. Поразительно, как папе удаётся погрузить тебя в атмосферу каждого холста. Начинаешь чувствовать звук, запах и дыхание той картины, в которую проникаешь. У отца живопись очень поэтична, но и его поэзия пронизана живыми образами и музыкой:
Голубые купола
Беленьких церквушек,
Небо синего тона
Отразились в лужах.
Бабки к паперти идут,
Бьют поклоны низкие.
В храмах ангелы поют
Голосами чистыми.
Известный искусствовед и старинный друг папы Тамара Драница грозилась собрать все его стихи в единый сборник. Но, видно, опять подкачал папин характер: истинный художник должен писать картины, а не издавать стихи и не петь на сцене, даже если это у него неплохо получается. Хоть он и не профессиональный поэт и писатель, но его творческая натура так же талантливо проявляется во многом, даже в приготовлении еды. Он сам признаётся, что любит поесть и всегда готовит даже самые обычные блюда по-своему. Например, в жареную картошку добавит семена зиры – и она начинает «звучать» по-новому. Но равных ему нет в приготовлении мяса. А солянка и вовсе его фирменное блюдо, которое он готовит каждый год уже по традиции – на свой день рождения. Некоторые шутят, что если не будет солянки, то не будет и их за столом. Но, разумеется, все, кто любит и уважает отца, приходят, разговаривают, дарят необычные подарки, с аппетитом едят и так же аппетитно рассказывают анекдоты и смешные истории из жизни. Хоть окружение отца очень разнопланово (поэты, писатели, художники, музыканты, учёные и даже военные), но, на мой взгляд, братья-художники по неординарности поведения могут утереть нос многим.
Однажды зимой (это был юбилейный год Гоголя) отец забрёл в мастерскую к Александру Муравьёву, известному иркутскому художнику и другу детства. Тихон Муравьёв (сын Александра, тоже художник), Александр и папа задумались, чем они смогут отметить этот год любимого писателя. В то время отец носил достаточно длинную шевелюру почти до плеч, и все привыкли к его «образу льва». И у трёх художников не нашлось больше фантазии, чем подстричь папу под запорожского казака, оставив на голове только оселедец. После чего отец ходил по улицам, важно снимая шапку в поклоне перед прохожими, и поздравлял с Годом Гоголя, чем их или пугал, или радовал. В Союзе художников, где он одно время председательствовал, просто довёл работников до истерического хохота. Гоголю бы понравилось!
Танец быков
А вот ещё одна история. Как-то раз его друг Николай Башарин, большой художник, а был он роста невысокого, кругленький и очень обаятельный, привёз из Средней Азии халат. Халат выглядел богато, подарили его в Самарканде, и он очень радовал своего хозяина. Папа и Николай мирно беседовали в мастерской Башарина, когда тот неожиданно вскочил, надел халат и сказал отцу: «Пойдём на рынок!». Папа удивился и засомневался: «Что, прямо так в халате и пойдёшь?», мысленно приготовившись защищать друга. «Да, так и пойду!». Ну ладно, что делать? Собрались, пошли… На рынке, к большому удивлению отца, Башарина не только не побили, но приняли за своего! Самое лучшее, сочное, свежее очутилось у них в сумке! А отец, пытаясь сохранить непроницаемое лицо, следовал за своим другом по пятам, как русский богатырь-телохранитель. Как же они потом смеялись! Вечер удался! И таких историй можно рассказать, наверное, миллион!
Но есть и другая сторона веселья… То ли от невозможности выразить себя до конца, толи от того, что не всегда востребован и понят, отец, бывает, пытается уйти от реальности, забыться – тогда он начинает продолжительно экспериментировать с зелёным змием, и прекратить эти эксперименты может только он сам, уговоры близких и мольбы бессильны. Именно тогда его веселье оборачивается щемящим одиночеством. Ещё в молодости он написал картину «Бездомная собака» – говорит, что про себя.
Туман, разрезанный собачьим бегом,
Уже стекает каплями с листвы,
И гул собачьих лап при беге,
И шерсть шуршит в разбуженной траве.
Успокоенья нет, и нет отдохновенья
В природе, созданной, как будто для мечты.
И в нас самих глубокое сомненье
Перед приходом холода и дерзости зимы.
Самое интересное: даже когда он изрядно выпивший, то на каком-то параллельном сознании всё равно продолжает размышлять над будущей задумкой. Как-то раз папу спросили, глядя на его многочисленные незавершённые эскизы и рисунки, не хочется ли ему вернуться и закончить их, он ответил: «Хотелось бы, но мне намного интересней делать что-то новое!».
Осень
Хоть мои родители расстались, и основную роль в моём воспитании играла мама, но наше общение с папой практически не прерывалось. Помню, как-то отец встретил меня из музыкальной школы. Мы шли через рощу, вдыхая пряный аромат осенней земли и радуясь каждому хрусткому шагу, пройденному по ковру из сухой листвы. Разговаривали о композиторах, поэзии, о жизни – обо всём, шутили, смеялись, сочиняли маленькие стишки-экспромты (Кот усатый-полосатый ходит-бродит, страх наводит на мышей и на чижей!) и чувствовали единство душ. Он никогда не был идеальным – в моём понимании – отцом, мужем, да и дедом, но эти разговоры тогда, в детстве, да и теперь, помогают мне ощутить и реализовать мой творческий потенциал, насыщают меня, наполняют. Выстраивают, как кирпичики, фундамент моей личности.
БАМ, 1975 год
Я люблю своего отца, но не только как родителя, но и как настоящего художника. Однажды была на выставке именитого живописца. Но, уже глядя на третью картину, начала ощущать скуку, и мне захотелось уйти. А в папе меня удивляет, как его детское, свежее восприятие мира парадоксально сочетается с мудростью старика, и ещё удивляет потрясающее разнообразие его работ. Сам себя он называет упрямым реалистом. А я бы добавила, что реалист он с натурой романтика. Папа пишет маслом, акварелью, карандашом, сангиной, углем, использует монотипию. Его живопись и графику невозможно «переесть», но можно ими наполниться. Он всегда нов и интересен. Хочется рассматривать картины на близком и далёком расстояниях, возвращаться и снова разгадывать код иносказания.
Необузданная творческая энергия отразилась и в монументальных работах Валерия Чевелёва – в резьбе по дереву, росписи, декоративных рельефах. Мы до сих пор можем любоваться рельефом с мозаикой на Институте земной коры, рельефом с мозаикой, которую папа выполнял в соавторстве с А. Приёмышевым и А. Тирских, в Зимнем саду Дворца творчества детей и молодёжи. К сожалению, его витражи не пережили времена перестройки, как не сохранилось и берестяное панно в Доме быта. А есть и то, что осталось только в эскизах, но не нашло финансовой поддержки.
Автопортрет
Отец редко доволен своими работами, но всё же любимчики у него есть – например, картина «В сумерках по Таюре». Папа бывал в разных странах и городах, но с особым теплом вспоминает свои приключения в тайге рядом с рекой Таюрой. И то, как папа и его друг Анатолий Перегудов, художник и егерь в одном лице, сплавлялись по реке и жили в зимовье, заслуживает написания отдельной книги. Тогда отец привёз потрясающего состояния и красоты этюды, и мне кажется, он чуть-чуть слукавил, говоря о любви только к этой картине.
В сумерках по Таюре
Отец участвовал в различных городских, областных, зональных, всероссийских, республиканских и зарубежных выставках (Болгария, Финляндия, Франция, Германия). В своё время к 350-летию г. Иркутска был реализован проект С. И. Дубровина «350 лиц Иркутска» под руководством редакционной коллегии С. Ерощенко, В. Ежова, А. Иванова, выполненный в графике, где папа, Сергей Элоян, Александр Муравьёв и Тихон Муравьёв, каждый по-своему, отобразили тех людей, на которых можно равняться. Каждый автор был представлен 20 графическими листами. Всё это оформилось в одноимённый альбом. А сами работы были подарены Иркутскому историческому краеведческому музею.
Папины работы находятся в Национальной галерее Болгарии, в Иркутском музее им. Сукачёва, в частных коллекциях г. Иркутска у В. Бронштейна, Д. Баймышева и других. А также в частных коллекциях Франции, Германии, Южной Кореи, Китая, Монголии, Канады, Болгарии.
Он долго шёл и готовился к нынешней выставке, периодически откладывал по разным причинам. Вся его жизнь – это его творчество, а творчество – его воздух. Как-то раз, прижав меня к своему сердцу, он сказал: «Я преклоняюсь перед Богом за то, что он дал мне возможность прикоснуться к чему-то великому». А я благодарна Богу за то, что у меня такой отец!
Картина «Таёжный натюрморт» стала обложкой журнала «Иркутские кулуары» № 39
Иркутские кулуарыЕСЛИ ЧЕСТНО, ТО ЖУРНАЛ МНЕ НЕ ПОНРАВИЛСЯ. СЛИШКОМ ЗАМУДРЁНО ТАМ ВСЕ НАПИСАНО. ТАКОЕ ОЩУЩЕНИЕ, ЧТО ЕГО ПИШУТ ТОЛЬКО ДЛЯ ТЕХ, КТО ВО ВЛАСТИ НАШЕЙ СИДИТ.
Людмила Селиванова, продавец книжного киоска, пенсионер
Комментарии