вверх
Сегодня: 19.04.24
11.png

От Вознесеньюшки до Паштета

Празднику вслед. Очередной День города всколыхнул и входящие в тренд дискуссии об иркутскости. И, как повелось, начинают их уважаемые господа, имея в виду других уважаемых. А не слабо вам сменить ракурс – взглянуть через судьбы так называемых обыкновенных людей, влиявших на местное общество, может быть, неосознанно, но достаточно определённо? К этой мысли приходишь, читая старую периодику. Как это делает наша дежурная по времени, автор книжной серии «Иркутские истории» Валентина Рекунова.


Сколько-то лет назад, составляя Указатель имён для «Иркутских историй, 1907—1910», я обнаружила явное засилье второстепенных персонажей: подёнщиков, извозчиков, завсегдатаев пивных и квасных. То же произошло и с другими книгами «Иркутских историй». И я не удивилась уже, когда на страницы нового тома на полном скаку ворвался извозчик Андрей Вальк. Он потянул за собой и портного Аверкиева, у которого заказал себе форму, и иркутского полицмейстера Бойчевского, требовавшего эту форму носить. За полицмейстером явились и подчинённые ему приставы, околоточные надзиратели, городовые и их многочисленные подопечные. Заметив утечку населения, прибыл и возмущённый городской голова, а за ним и встревоженный губернатор. Когда же показался экипаж генерал-губернатора, все персонажи пришли в движение – и сюжеты всех 75 историй завертелись сами собой!


Теперь-то, наученная своими героями, понимаю, что судьбы мелких, так сказать, персонажей вплетены в городскую историю так же, как и судьбы масштабных фигур. Через персон просматриваются вехи, но самая ткань городской истории ткётся жизнями обыкновенных людей, и в этом смысле они главнее главных.


Леонтий Борноволок был рядовым иркутским пожарным, но пожарным исключительным, в деле ловким и быстрым, как обезьяна, и даже знавшим наперёд, когда загорится (накануне Леонтию снились красные стрекозы). Современник Борноволока Леонтий Гольдберг не нажил капитала, но его голубятня в десятых годах двадцатого века считалась лучшей в городе, и не было для него большего горя, чем смерть голубки. В двух кварталах от Гольдберга, в женской гимназии, вёл уроки рисования некто Денисов Николай Васильевич, очень скромный и непритязательный молодой человек. То, что он пишет пьесы и декорации к постановкам, принималось обыкновенным приложением к должности. И театральные антрепренёры обращались к нему как к подручной рабочей силе, очень недорогой. Правда, приезжие знаменитости ахали и долго говорили потом, что декорации от Денисова не уступят работам столичных мастеров. Николай Васильевич и сам убеждался в этом, экскурсируя по московским и петербургским театрам, – и спокойно возвращался в свой город. Не каждый из здешних зрителей знал его по фамилии, но каждый попадал под влияние его волшебных картин. Как много лет спустя студенты архитектурного факультета Политехнического института воодушевлялись рассказами своего педагога Валерия Трофимовича Щербина! Влюблённый в сибирское деревянное зодчество, он делился этим чувством со всеми. С годами оно лишь крепло, не давая сосредоточиться на карьере и прочей материальной стороне бытия. Но, кажется, ему очень нравилась эта «второстепенная» роль – творить почву для будущих поколений архитекторов-реставраторов.

Иркутская модница Рис. Б. Смирнова, 1904


Галина Геннадьевна Оранская, архитектор-реставратор, в далёких 1960-х наткнулась в столичном архиве на планы иркутской церкви Спаса нерукотворного и иркутского же собора Богоявления – и влюбилась. К тому времени судьба Спасской была решена – на её месте собирались строить обком и облисполком. Самая мысль о реставрации ЦЕРКВЕЙ казалась кощунственной для тогдашнего главы областной культуры, и он принял позицию «обороны Брестской крепости». За четверть века, что отняла реставрация этих двух замечательных памятников, сформировались несколько поколений иркутских архитекторов. Не все были знакомы с Галиной Геннадьевной, но все выросли «с видом на Спасскую и Собор».


Преподаватель Иркутского сельскохозяйственного училища Василий Васильевич Еличев, побывав на Гавайях (подсуетились вербовщики), рассудил: арендовать здесь плантацию и выращивать кофе можно, но только стоит ли? Вернулся в Иркутск, заложил сад по 2-й Иерусалимской, 30  (ныне Красных Мадьяр) и ещё успел вывести свой сорт яблони-полукультурки – «Еличёвку». Она отлично показала себя и долго ещё после смерти Василия Васильевича ходила по иркутским садам.


Кто-то считал Еличева, столичного выпускника, неудачником, ровно как и сейчас о таких подававших надежды говорят: «Если он такой умный, почему я ничего не слышал о нём?». Хотя не всем хочется быть на слуху, но при этом ощущать свою ценность. Как, наверное, ощущали её рядовые санврачи Александр Миронович Френкель и Михаил Львович Блюменфельд, установившие в 1914-м очень жёсткий стандарт на продаваемое в Иркутске натуральное масло (без каких-либо примесей и консервантов). Как ощущал её иркутский городовой Степан Паштет, в свои выходные ловивший грабителей «на живца». Было это в июле 1916, когда на соседней улице завязалась перестрелка, и Степан не удержался, прибежал на помощь – и попал под пулю…

 

Иркутский мальчик. Рис. Б.Смирнов, 1904


В ту пору не говорили об ИРКУТСКОСТИ, но она была, складываясь из судеб рядовых иркутян, вбирая в себя хорошее и дурное. Профессиональный иркутский нищий, носивший прозвище Вознесеньюшка, обеспечивал всю родню, сам владел недвижимостью, продолжая при этом стоять «на посту», так сказать, из любви к искусству. Щедро подавали ему и приезжие, и старожилы, прекрасно осведомлённые о немалых доходах Вознесеньюшки. Сначала подавали за артистизм, а после – за благообразие и… из почтения к возрасту. Этот профессиональный нищий за долгие годы стояния на Большой так отточил ремесло, что даже атаки Василия Адриановича Бойчевского, иркутского полицмейстера, ненадолго притушили его неизъяснимое обаяние. Своеобразный клон Вознесеньюшки можно было наблюдать всё на той же Большой в 1970—1990-е годы. Это был инвалид – хорошо образованный, с проницательным и острым умом. И он так же обеспечил всех родственников комфортным жильём, так же был привязан «к работе» и продержался вплоть до воцарения «Слаты».
ИРКУТСКОСТЬ многолика, да, и в ней в равной степени проступают и Паштеты, и Вознесеньюшки.


Об авторе иллюстраций. В 1904 году двадцатитрёхлетний художник Борис Васильевич Смирнов (1881–1954 гг.) был этапирован в ссылку по Великому сибирскому тракту. По пути он тщательно фиксировал быт переселенцев и жителей Сибири, природу и городскую архитектуру, создав в результате серию рисунков и акварелей. Использовались карандаш, сепия, гуашь, перо, соус, акварель, белила. Сегодня коллекция графики Бориса Смирнова находится в Новосибирском краеведческом музее, а на сайте Библиотеки Конгресса США можно увидеть оцифрованные копии его работ.

Валентина Рекунова

Иркутские кулуары

Добавить комментарий

Защитный код
Обновить

ВСЕГДА ЧИТАЮ ЖУРНАЛ С УДОВОЛЬСТВИЕМ, ПОРАЖАЮСЬ СМЕЛОСТИ СУЖДЕНИЙ. ЖЕЛАЮ БОЛЕЕ ГЛУБОКОГО АНАЛИЗА ЯВЛЕНИЙ И БОЛЬШЕ ЗАДИРИСТОСТИ

 Николай Куцый, профессор, доктор технических наук