«Технический кандидат в депутаты» – или волонтер с большой буквы?

Подробности: Создано: 25.01.2020 01:33; Просмотров: 2686

Что гуманнее:  забрать ребенка из трудной семьи –  навсегда или дать непутевым родителям второй шанс? Кому  нужны  бизнес-тренинги? И  причем здесь политика?  Об этом и многом другом мы говорили с Гульнарой  Гарифулиной,  которая  известна далеко за пределами Иркутской области, ведь  волонтерство  –  дело, требующее  постоянного общения.  
 
–  В  этом году вы баллотировались в депутаты. Известно, что многие, идя в политику, преследуют вполне конкретную цель: приумножить и сохранить.  Своё.  Кроме того, на одном из иркутских сайтов про вашу кандидатуру было написано, цитирую дословно: «…считаем, что Гульнара  Гарифулина  совершенно не заинтересована  в победе на этих выборах. А разгадка ее  участия проста…»,  и далее: что вы «сольетесь» еще с одной кандидаткой в единое  целое и поделите голоса в интересах другого кандидата. Так все же – почему  вы хотели стать депутатом?  

–  Сложно  объяснить, чем руководствовались журналисты сайта, когда выдвигали  такие  предположения. Могу сказать, что моя избирательная кампания началась  поздно,  и многие меня считали  «техническим  кандидатом».  Хотя я не победила, но заняла 3 место по количеству голосов  на своем округе. Доверие, оказанное избирателями, имеет для меня определенную ценность. А цель я  преследовала вполне конкретную: поскольку занимаюсь общественной деятельностью –  волонтерством, мне необходим для решения многих вопросов административный ресурс, а не потому, что политика это «вау» и «класс».  

–  Собираетесь  еще  «идти во власть»? 

–  Пока не знаю. Я получила колоссальный опыт, который еще «перевариваю». Было интересно  увидеть  технологию  выборов  изнутри, узнать  много нового про иркутских депутатов, хотя лучше бы  я  этого и не знала. Когда у человека во главу угла поставлены материальные ценности, он готов на  многое. Это, конечно,   не про всех,  есть и вполне порядочные люди…  

–  Вы можете пронумеровать  ваши дела по степени важности?  Один, два, три… 

– Первое место занимает семья, второе – благотворительный фонд, третье – проведение тренингов (Гульнара  –  директор благотворительного фонда «Дети Байкала»  и бизнес-тренер в «Бизнес-школе Гульнары Гарифулиной». –  Авт.).  У меня четко расставлены приоритеты, поскольку я человек  системный, практичный  и  рациональный. Любимыми делами тоже успеваю заниматься. Сейчас делю свободное время между спортзалом и внуком,  заниматься с которым – определенный  кайф. Люблю активный отдых, путешествия.  Считаю, что работа у меня тяжелая, поэтому раза два в год  вдвоем  с мужем улетаю на море. И дети к нашему уединению относятся с пониманием:  счастливы  папа с мамой  –  счастливы и дети. Давно мечтаю побывать в Америке. Для меня это как в космос слетать.   

–  Домашние ревнуют к работе? 

– Что вы! Муж меня очень поддерживает и во многом помогает.  Я  фрилансер,  и большую  часть  рабочего  времени провожу дома. Своим детям,  а их у  меня  четверо, я уделяю очень много внимания.  Полине 24 года, Кристине 19 лет, Ренате 13 лет, Данилу 9 лет. Я работаю, все вокруг бегают, что-то спрашивают, рассказывают свое,  две собаки – и всё это в двухкомнатной квартире. Мы вместе плачем при просмотре  видео-анкет сирот,  дети  переживают за каждого усыновленного ребенка. Иногда приду домой уставшая,  а  дети: «Мама, давай, чаю нальем».  

– Кристину вы взяли под опеку, когда ей было уже 16 лет… 

–  …и ни разу об этом не пожалела!  Кристинка  – помощница номер один. Мы с ней за два часа  доводим квартиру до блеска, она контролирует детей, они ее слушаются.  Когда  Кристина появилась  в  нашей  семье,  словно  пазл сложился. Во всем. Например, теперь между детьми разница ровно в пять лет. Следующий год у нас будет юбилейным.  

Проект «Наставник» , мы с Кристиной стали парой по проекту, сентябрь 2015 года

Свадьба Кристины, 2019 год

Кристина и внук Данил, апрель 2019 года

– Решиться взять чужого ребенка, тем более подростка, в семью – очень ответственный шаг, не каждый к этому готов… 

– Будущие приемные родители должны понимать: ребенок у них остается навсегда. У подростков играют гормоны, но этот период нужно просто пережить.  Я тоже была сложным подростком. Своего же кровного ребенка не сдают в интернат, если у него  тяжелый  характер.  Кристина часто к нам приходила, и решение принять ее в наш дом было очень органично. Я устроила семейный совет, спрашивала каждого – все были «за». К шестнадцати годам Кристина  была уже сформировавшейся личностью. Знаете,  какой у нее стальной стержень внутри?  Мы с ней очень ладим, а в  детском доме воспитатели говорили, что у нее сложный характер.  Сейчас она от нас «отпочковалась»: вышла замуж, воспитывает ребенка, а мы помогаем по мере возможностей.  

Очень многие  родители  боятся  синдрома бродяжничества у приемных детей. Но ведь он бывает и у домашних детей.  Или многих пугают плохие гены, которые могут передаться от родителей-алкоголиков. Но ведь дети не рождаются алкоголиками, а люди не спиваются за один день. На все есть вполне объяснимые  социальные причины.  Кстати,  большинство  детей, которые жили с родителями-алкоголиками, впоследствии очень отрицательно относятся к курению и спиртному.  

С  будущими приемными родителями надо много работать. Например, у нас боятся брать в семью «плюсиков» (так называют  ВИЧ-инфицированных детей. – Авт.), эти дети  от нас  чаще «уходят» в Москву, Питер – там более подготовленные родители.  

Гульнара Гарифулина  рассказала, что тема сиротства в ее жизни появилась не на пустом месте.  Ее первое образование – медицинское. Работая медсестрой с грудничками-отказниками, успела многое повидать. И потом, подрабатывая продавцом, подкармливала в тяжелые  90-е детей-бродяжек. Первоначально все существовало на волонтерском порыве, постепенно росло количество дел, и появление благотворительного фонда «Дети Байкала» стало логическим завершением этой деятельности. Сейчас фонд выиграл уже  третий  президентский  гранд. Благодаря  этому  гранту  –  по проекту «Подари ребенку семью»  –  у 200 детей из Иркутской области значительно  вырастет шанс попасть в семью: для каждого из них сделают видео-анкету. «Одна приемная мама нам рассказывала, что она «сто раз смотрела анкету ребенка на усыновление и все вглядывалась и вглядывалась», – вспоминает директор благотворительного фонда.  

Гульнара признается, что отзывчивых людей, которые оказывают реальную помощь сиротским учреждениям и конкретным детям, очень много. И большинство из них – ее знакомые по  бизнес-школе.  

В свое время будущий основатель  бизнес-школы  работала в крупной иркутской фирме. Однажды пришлось уволиться и уйти «в  никуда». Она стала помогать вести мужу его бизнес, работать с персоналом, поскольку  за плечами  был  психологический факультет ИГУ.  Чуть позже к ней стали обращаться знакомые с просьбами провести тренинги для сотрудников. Первыми клиентами были коллеги из бывшей фирмы.  

– Наверное, сложно найти пример из жизни, когда успешным бизнесменом человек стал после того, как сходил на подобный тренинг. Скорее,  предпринимательство – это природный ум, определенные организаторские способности, умение анализировать и вовремя принимать грамотное решение. И как же быть с теми, кто посетит тренинг, а потом ляжет на диван? 

– Ну, поднять пятую точку от дивана, если человек сам этого не хочет, не замотивирует ни один тренинг. Есть и еще один момент: я знаю очень многих людей, уровень  IQ  у которых зашкаливает, но у них серьезные проблемы с общением, а любой тренинг строится на коммуникации.  Кроме того, я чаще всего провожу корпоративные тренинги, направленные на умение работать в команде и пр. Что касается руководителей, то тренинг для них – некий технический инструмент, а использовать его в работе или нет, это уже личное дело каждого. Просто в тренинге даются такие вещи, до которых человек когда-нибудь дойдет самостоятельно, но на это могут уйти годы.  

Сейчас Гульнара  Гарифулина  ведет работу параллельно в бизнес-школе  и благотворительном фонде. Как она сама говорит: «Важно разложить яйца в разные корзины».  Благотворительный фонд занимается не только поиском приемной семьи для сироты, очень много работы ведется с персоналом сиротских учреждений, с приемными родителями, с различными министерствами.  

– Знаете, –  говорит Гульнара, – очень многое зависит от конкретного директора, нянечки, медработника. В большинстве  своем  они очень хорошо относятся к брошенным детям. Это только  по телевизору любят показывать «чернуху».  Мы  проводили обучение  сотрудников  домов ребенка, результат был просто потрясающий!  

– Что вы имеете  в виду? 

–  Закрылось несколько  домов ребенка в Иркутской области!  

–  Да вы что?  Как такое возможно? 

– В рамках программы «Как дома» прошли обучение все дома ребенка Иркутской области. Специалисты получили качественные и совершенно новые знания по взаимодействию не только с сотрудниками, но и с воспитанниками домов ребенка. Это обучение помогло им создать обстановку, максимально приближенную к семейной, что в последующем очень облегчило адаптацию детей-сирот в приемных семьях.

– Найти хотя бы одному ребенку приемную семью – это здорово. А вот государственная структура – это такая огромная и неповоротливая махина… Вам как-то удается влиять на вещи, которые нужно в корне изменить? 

– Удается. На самом деле ведется большая общественная работа, спасибо  соцсетям, где можно и пост  выложить  по конкретному ребенку, и решить насущную проблему не только на уровне региона. Мы не просто учимся положительным моментам у других фондов, но и переносим их в реальность. 

Ученые доказали, что у грудничка, который провел 6 месяцев и больше в Доме ребенка, происходят необратимые изменения в личности.  Рядом с ним нет близкого человека,  от которого он чувствует защиту и формируется депривация (депривация – потеря, лишение чего-либо. Термин используется в психологии. Есть разные виды депривации: социальная, эмоциональная, сенсорная и др. – Авт.). У  нас  же  вначале ребенок попадает в Дом ребенка  (министерство здравоохранения), после 4-х лет – в Центр помощи детям (министерство  соцразвития) или интернат (министерство образования), после выпуска  –  в колледж (министерство образования).  Он находится в постоянном стрессе от этих перемещений. На самом деле, на время изъятия из родной семьи, пока решается вопрос о его статусе, он все время должен находиться в профессиональной временной семье, а не в казенных учреждениях. Над этим надо работать. Детских домов не должно быть в принципе! На содержание одного ребенка в казенном учреждении в течение месяца в России уходит в среднем около  100 тыс. руб., так не проще  эти деньги или даже меньшую сумму отдать в приемную семью и обучать приемные семьи? А дальше ребенок должен либо вернуться к кровным родителям, которым помогли выйти из кризиса, либо попасть уже в постоянную приемную семью.

Самое ужасное, что в одном российском Доме ребенка могут находиться до 60 ребятишек, а  из них только 5 – со статусом на усыновление и опеку.  Это отказники, круглые сироты или чьи родители лишены родительских прав. Остальные  –  по так называемому заявлению. Это когда родители пишут, что оказались в трудной жизненной ситуации и на время оставляют ребенка под опеку государства. Проходит определенный срок – родители опять пишут заявление. И это может продолжаться очень долго, так разрешено нынешним законодательством. И пока родители не отказались от ребенка или нет документов на лишение их родительских прав, никто не имеет права этого ребенка усыновить или взять под опеку. Дети годами и десятилетиями ждут маму, живут в системе, а потом, не получив семейного опыта, сами отдают своих детей на воспитание государству.

– А что с этим делать-то? 

– Вот и я себя постоянно спрашиваю: что делать? Как у Чернышевского. Для себя решила, что я не Бог, и делаю всё, что в моих силах. Знаю, что наибольший эффект в решении таких вопросов дает совместная деятельность общественников с властью.  

…Наша  встреча подошла  к  концу,  и я  уже  собралась уходить,  когда  Гульнара посмотрела на меня и очень серьезно спросила: 

– Теперь вы понимаете, почему я хотела стать депутатом?.. 