То, что российских ученых ценят на Западе, наверное, ни для кого не секрет. Однако, многие ли из нас знают о том, как на самом деле живется нашим научным светилам за рубежом? Об этом и многом другом проекту "Окно в Россию" рассказал научный сотрудник Оксфордского университета, эксперт Еврокомиссии по оценке заявок на гранты, директор британской консалтинговой компании «Оксфорд Прогресс Лтд.» Сергей Гутников

- Сергей, как давно Вы живете в Оксфорде?

- Уже 23 года, в 1989 году я приехал сюда студентом.

- А откуда приехали?

- Я в России закончил Владивостокский медицинский, тогда он назывался институт, сейчас университет. Потом два года учился в аспирантуре в Ленинграде, занимался психофармакологией. А в 1989 году я выиграл объявленную Фондом Сороса для российских аспирантов стипендию, которая предполагала поездку в Оксфорд на год в качестве студента.

Я приехал сюда и стал заниматься экспериментальной психологией, физиологией памяти. В Оксфорде выяснилось, что то образование, которое я получил во Владивостоке, было не только необходимым, но и достаточным для того, чтобы успешно конкурировать с английскими студентами и получить стипендию уже на три года, чтобы потом защитить диссертацию в Оксфордском университете.

- И вот вы приехали в Оксфорд. Скажите, пожалуйста, что тогда вас, в недавнем прошлом, советского студента, больше всего поразило?

- Один момент был ожидаемый, а два неожиданных. В Англии меня, конечно, поразило изобилие продуктов в магазинах – это было ожидаемо. Тогда, в 1989 году, начал пропадать хлеб в магазинах, что для меня, советского человека и комсомольца было шоком. Как это - хлеб исчез из магазинов в Ленинграде, в городе-колыбели революции? И, по приезде в Англию, меня, конечно, не столько поразило, сколько удивило изобилие продуктов, хотя это, как я сказал, было ожидаемо.

Почему я это рассказываю сейчас? Потому что эта история имеет продолжение. Сейчас, когда я приезжаю в Россию, у меня такой же культурный шок. Меня поражает изобилие и разнообразие продуктов в магазинах по сравнению с Англией. Это не шутка. Это на полном серьезе. Более того, когда моя сестра спросила меня, в каком же я был супермаркете, что пришел домой такой пораженный, и я ей ответил, то она рассмеялась и сказала, что это далеко не самый большой магазин, что есть другие, где ассортимент гораздо больше!

- А что касается неожиданных впечатлений?

- Одно из них я уже упомянул - это то, что образование, полученное мной в Советском Союзе, даже не в столице, а на периферии, во Владивостоке, оказалось очень весомым для Оксфорда и достаточным для того, чтобы успешно конкурировать с британскими студентами.

А второе - это то, что история Англии рассматривается как целостная и непрерывная. Если в России всегда измеряют так: до 13-го года - после 13-го года, до революции - после, до перестройки - после, до прихода Путина - после прихода Путина, и так далее, то в Англии всё рассматривается как непрерывный процесс.

Если взять те же самые колледжи – среди них есть такие, которые основаны 750 лет назад! Многие традиции там идут со средних веков. Какие-то здания построены в 17-м веке. И когда создаются новые колледжи и возводятся новые здания – всё равно это часть непрерывного процесса. Здесь последний перерыв в истории был в 1066-м году, когда было нормандское завоевание Англии.

- И вот, осознав все ожидаемые и неожиданные моменты, Вы начинаете свой научный путь в Великобритании…

- Да, после аспирантуры я продолжил работу на той же кафедре. Это, прежде всего, было связано с тем, что за время учебы в аспирантуре я не успел закончить диссертацию. Замечу, что это дело обычное в Оксфорде. Люди, как правило, вместо отведенных трех лет, пишут четыре-пять, некоторые даже умудряются и по девять лет писать. Мне повезло в этом отношении. Потому что я остался в том же департаменте, получил исследовательскую позицию и сумел закончить диссертацию. При этом работа шла успешно, результаты были опубликованы в хороших журналах.

Когда контракт закончился, у меня было два предложения. Либо перейти в Кембридж и продолжать заниматься физиологией памяти, либо остаться в Оксфорде, но на другой кафедре, на клинической, и заниматься вопросами профилактики инсультов. Я выбрал второе предложение и остался в Оксфорде. Причина этого может показаться неожиданной. Дело в том, что, занимаясь физиологией памяти, мы работали с животными. А в Англии на бытовом уровне это не очень приветствуется. То есть, если я в какой-то незнакомой компании должен был рассказывать, чем я занимаюсь, мне приходилось бы, как какому-то разведчику, утаивать, чем я занимаюсь на самом деле, не говорить, что мы работаем с животными. Потому что здесь, в Англии, многие к этому относятся резко негативно. А соответственно, перейдя на клиническую кафедру, я уже мог честно рассказывать о своих исследованиях. На этой кафедре я работаю до сих пор.

- В конце 1980-х годов, когда Вы только появились в Оксфорде, я думаю, там было не так много русских студентов и русских ученых. Или я ошибаюсь?

- Нет, не ошибаетесь, их было действительно очень мало. И мы все знали друг друга. Сейчас ситуация сильно изменилась – сегодня очень большое количество русских ученых работает в Великобритании.

- Как они себя чувствуют в этом сообществе?

- Есть несколько важных моментов. Прежде всего, на работе не ощущается никакой дискриминации. Наверное, дело в том, что в Оксфордском университете, где я провел все эти годы, коллектив всегда был многонациональным. Здесь работают люди из разных стран. И то, что человек приехал из России, не вызывает никакого негатива. Это просто еще один иностранец, такой же, как и другие.

Ещё одно интересное наблюдение. Я уже 23 года живу в Великобритании и говорю, по-прежнему, с очень сильным русским акцентом. А в России, когда я учился в школе, нас пытались приучить говорить с оксфордским английским акцентом. Безуспешно, конечно. Но тем самым отбивали у многих вообще желание говорить по-английски, потому что невозможно так разговаривать без особых обстоятельств. Оказалось, что реально в Великобритании совершенно нет необходимости говорить без акцента. Потому что каждый иностранец говорит со своим акцентом. Главное, чтобы было понятно, что он говорит. Более того, я неоднократно слышу от разных англичан, что как раз именно русский акцент для них приятен на слух и не вызывает раздражения, как некоторые другие акценты. Я бы сравнил это с тем, как в советское время мы относились к грузинскому акценту: это был отчетливый акцент, его ни с чем не спутаешь. Его можно копировать, пародировать. Англичане это тоже делают с русским акцентом. Но он не вызывает каких-то негативных подсознательных ассоциаций.

- Это очень интересная лингвистическая история! А еще хотелось узнать вот что. Мы с Вами познакомились на научном конгрессе в Казани, значит, профессиональную связь с Россией Вы поддерживаете. В чем она заключается, в каких проектах Вы задействованы?

- Это связано с грантами. Дело в том, что мне еще довелось поработать в течение почти трех лет в Брюсселе таким европейским чиновником в организации, которая выдает гранты. То есть, я как бы стоял с другой стороны прилавка. Мы там работали с одним коллегой, тоже российского происхождения, который уже много лет живет в Бельгии. После того, как наша работа там прекратилась, а организация планомерно закрылась, мы поняли, что полученные знания мы можем применить и помогать, в частности, российским научным коллективам и инновационным компаниям получать эти самые европейские гранты.

На самом деле, в России не все знают, что, в принципе, возможность у российского научного коллектива или инновационной компании получить европейский грант есть. Не надо забывать, что грант - это не инвестиция, он не требует ни отдачи денег, ни отдачи доли в интеллектуальной собственности, например, в патенте. Нет. Это просто деньги, полученные на научно-техническую разработку. Речь идет о грантах Европейского Союза, где обязательным условием является участие минимум трех партнеров из стран Европейского Союза, партнеров - это значит университета или компании. При этом важен юридический адрес компании. Причём бывают такие ситуации, когда вот такой проектный консорциум включает партнеров из трех европейских стран, плюс, российского партнера, четвертого. При этом европейцы там запросто могут быть с фамилиями Иванов, Петров, Сидоров.

Ну, конечно, не всегда так случается, все-таки обычно получается смешанная композиция. Но факт остается фактом: по очень грубой оценке, порядка полумиллиона русскоязычных ученых работают за рубежом. Из них, наверное, пара сотен тысяч в Западной Европе. Так вот многие из них вовлечены в эти проекты. И, естественно, когда речь идет о сотрудничестве между российскими участниками и европейскими, то соотечественники оказывают большую помощь. Они становятся связующим звеном между российскими участниками, которые не имеют других связей с Европой, и, так сказать, коренными европейцами.

И вот мы, зная, как нужно писать заявки на эти гранты, ведь мы эти заявки проверяли, читали и, будучи чиновниками, выбирали рецензентов, которые будут читать эти заявки, координировали экспертные советы, мы сейчас помогаем нашим российским коллегам написать заявку так, чтобы набрать максимальное количество баллов и выиграть конкурс.

- И Вам удалось уже, наверное, кому-то помочь?

- Да! Буквально недавно с нашей помощью был выигран грант на поддержку разработки, которая была создана в Тюмени. Автор этого проекта уже пожилой человек, и результат работы его коллектива - это настоящая российская, можно сказать, даже с советскими корнями, разработка, которая в данный момент на европейские деньги проходит апробацию в Европейском Союзе.

Источник: http://rus.ruvr.ru/