Опять 25?

Подробности

Создано: 06.02.2017 22:01

Просмотров: 800

Четверть века назад в России начались радикальные экономические преобразования. Как те события видятся сегодня? Была ли в них срочная необходимость? Что представляли они собой, реализовывались ли согласно плану или представляли собой цепь импровизаций? Каков был их результат,  и кто главные потерявшие  и выигравшие в итоге?

Решение о радикальном дерегулировании потребительских цен начало осуществляться со 2 января 1992 года  в соответствии с указом президента РСФСР от 03.12.1991 № 297 «О мерах по либерализации цен». Это стало в известном смысле знаковым событием, символизирующим окончание монополии государства на экономическую деятельность. Но отпуск цен был лишь одним из звеньев в цепи экономических реформ, проводившихся командой Егора Гайдара. Другим наиболее запомнившимся событием стала ваучерная приватизация, вознесшая к вершинам славы второго известного реформатора — Анатолия Чубайса. За истекшие четверть века можно уже дать вполне объективную характеристику их усилиям.

Костяк команды Гайдара сформировался вовсе не случайно и не вдруг. Единомышленники собирались несколько лет, ожидая подходящего момента, проводя семинары и круглые столы, на которых отрабатывался сценарий желаемых реформ. «Счастливый час» настал осенью 1991 года, в обстановке жесточайшего политического кризиса. Тогдашняя правая рука Ельцина — Геннадий Бурбулис, привёл к своему шефу прежде ему неизвестного экономиста, готового со своими единомышленниками незамедлительно приступить к реформам в условиях экономического хаоса и тотального дефицита. После провала ГКЧП, продукты исчезли с прилавков магазинов, страна целиком перешла на карточную систему.
В такой обстановке население было готово принять любого, кто обещал бы быстрое преодоление кризиса, не задумываясь о цене. Предыдущие шесть лет «перестройки» полностью дискредитировали осторожность и постепенность — премьеры Рыжков и  Павлов только ухудшали ситуацию своими действиями.

Бурбулис уверил Ельцина, что Гайдар и К° — это те, кто ему нужен, что они обещают быстро и эффективно провести переход экономики на рыночные рельсы. Несмотря на молодость, в багаже Гайдара значилось руководство отделами экономики в газете «Правда» и журнале «Коммунист», сам он происходил из «правильной» номенклатурной семьи во втором поколении — это служило для Ельцина определённой гарантией.
В то время в мире левые и коллективистские идеи, в том числе в области экономики, были сильно дискредитированы. После «консервативной» революции Рейгана и Тэтчер, после крушения социалистических режимов в Восточной Европе, после успеха рыночных реформ в Китае, монетаристские теории преобладали и в западном, и в отечественном дискурсах.

Суть монетаристских догм сводилась к необходимости (если говорить об алгоритме перехода от директивной экономики к рыночной) проведения «шоковой терапии» — быстрейшего отпуска цен, массовой приватизации, недопущения дефицита бюджета. Считалось, что такими способами возможно в краткие сроки создать условия для экономического роста и насытить товарный голод.

В то время монетаристские идеи пытались проводить в жизнь в самых разных странах.  Бальцерович уже два года как занимался этим в Польше. В бывшем же СССР сильна была и вера в возможности социальной инженерии — путём принятия соответствующих указов и законов быстро преобразовать общество. Пресловутая программа «500 дней», отвергнутая годом ранее, исходила из тех же базовых принципов. Сегодня мысль о возможности построения рыночной экономики за короткий срок вызывает улыбку, но тогда, в разгар перестройки, принималась вполне серьёзно.
На Съезде народных депутатов РФ в ноябре 1991 года Бориса Ельцина наделили правом принимать указы, приравниваемые к законам (чего не было ни в одной восточноевропейской стране), дав ему карт-бланш на проведение реформ (он одновременно возглавил правительство). Тогда же, в ноябре, был сформирован кабинет, в котором основные посты в экономическом блоке получили Гайдар и его единомышленники.

Тут начинается первое отличие преобразований в России от аналогичных в Восточной Европе. В последней определённая партия предлагала на выборах ту или иную стратегию и, получив поддержку избирателей, формировала правительство, неся всю ответственность и на каждом шагу добиваясь согласия парламента на те или иные шаги.

В РФ реформаторы пришли к власти аппаратным путём, не представляя собой политической партии. Сам Ельцин, избираясь в президенты летом 1991 года, ни слова  не произносил о монетаристском курсе и вообще не формулировал никаких деталей своей будущей политики. И уже с первых месяцев команда Гайдара рассматривала парламент как своего основного противника.

В течение 1992 года тем не менее правительство, во главе которого в июне Гайдар формально встал и как «исполняющий обязанности», успело осуществить ряд кардинальных изменений, определивших все дальнейшее развитие РФ вплоть до сегодняшнего дня. Последующий кабинет Черномырдина придерживался в целом монетаристской политики, унаследовав и кадровый потенциал предыдущего правительства, в частности Чубайса.

 В условиях высокомонополизированной экономики, когда десятки миллионов людей были заняты в ВПК, не производившем ничего на рынок, при отсутствии реальной конкуренции и действующего антимонопольного законодательства, при отсутствии у населения навыков жизни в рыночной среде, принятая монетаристская программа, внедрявшаяся стахановскими темпами, не могла привести ни к чему, кроме гиперинфляции (2600% за 1992 год), резкого падения уровня жизни населения и обвального падения производства (18% в 1992, 14% в 1993) во всех сферах. Гиперинфляция имела своим последствием и обесценение вкладов населения в Сбербанке.

Насыщение потребительского рынка и ликвидация  товарного дефицита, что ставили себе в заслугу в первую очередь Гайдар и К°, стало  следствием того, что товары вернулись из подсобок, где они хранились, припрятанные в ожидании лучших времен. Т.е. у государства осенью 91-го  просто не имелось желания и воли заставить их вернуть в продажу. Правительство отказалось от своей основной функции — администрирования. Но возврат товаров произошёл на условии покупки их по завышенным спекулятивным ценам (называвшимся тогда «единственно справедливыми»), что автоматически отрезало значительный сегмент населения от доступа к ним, обрекая его на нищету, ибо люди вынуждены были выбирать: от чего из наиболее необходимого им нужно отказаться.

Открытие страны внешнему рынку привело не столько к насыщению товарами, сколько к удару по отечественным товаропроизводителям, неспособным конкурировать с дешёвым импортом. Напротив, значительного притока иностранных инвестиций не наблюдалось, равно как и создания новых производств зарубежными компаниями — подобно тому, как это происходило в Китае и во Вьетнаме.

Последующая приватизация, которая в общественном сознании свелась к раздаче ваучеров, на самом деле состояла из трёх составляющих:

«Большая приватизация» — именно та самая ваучерная, через которую приватизировалась промышленность;

«Малая» — приватизация объектов торговли и сервиса на аукционах за деньги или «трудовыми коллективами»;

«Квартирная» — передача жилья в частные руки, единственная от которой большинство людей смогло получить какую-то отдачу.

Приватизация носила политический, а не экономический характер. Правительству было важно создать в кратчайшие сроки небольшой, но влиятельный слой игроков, по большей части из тех же советских директоров, которые бы служили опорой нового режима. С точки зрения пиаровской, решалась проблема как создания имиджа «реформаторских» президента и правительства в глазах как Запада, так и влиятельной, особенно в СМИ, либеральной тусовки внутри РФ. Плюс населению бросалась кость в виде раздачи ваучеров и квартир в собственность. Чтобы ускорить процесс, было решено отказаться от именных ваучеров. Обездоленные люди, не знавшие, что с ними делать, продавали свои чеки за бесценок, позволяя спекулянтам в быстрые сроки скапливать в своих руках большое количество ваучеров, конвертируемых в акции предприятий.
В условиях отсутствия развитого фондового рынка и коллапса производства, поспешная приватизация не привела ни к повышению экономической эффективности, ни к возникновению широкого класса собственников. Её результаты не имели необходимой легитимности в глазах населения. Даже приватизация жилого фонда была проведена по максимально непродуманной схеме. Вместо приватизации объектов недвижимости в комплексе, раздавались квартиры, а чердаки, подвалы, прочие помещения и инфраструктура получали непонятный статус, что стало «минами замедленного действия» впоследствии.

Не понимали реформаторы и что делать с сельским хозяйством. Насчёт АПК у них не было внятного плана. Популистские настроения того времени требовали «роспуска колхозов» и ускоренного создания «фермерских хозяйств», приватизации земли. Но как распустить колхоз/совхоз, когда они были целостным хозяйством, как разделить скотные дворы, мехкомплексы, гаражи? Кому раздавать технику и скот? Другое требование, проходившее рефреном тогда, — отменить дотации селу, которое-де их бездарно проедает. При этом никто не замечал, что в том же Европейском Союзе основная статья расходов бюджета — дотации агропромышленному комплексу.

В итоге правительство удержалось от наиболее одиозных шагов, таких как роспуск коллективных хозяйств или полная отмена дотаций, но не смогло предложить позитивной повестки, в результате чего российское село быстро приходило в упадок, рушилась социальная сфера, тесно завязанная на деятельность крупных сельхозпредприятий.

В результате реформ правительства Ельцина — Гайдара в России была реализована социал-дарвинистская модель рыночной экономики, с господством немногих монополистов, резким ухудшением жизни большинства граждан на протяжении длительного времени («к осени (92-го) ситуация начнет улучшаться» — Б.Н.Ельцин), лишением их по факту значительной части социальных гарантий,  усилением эксплуатации. Коррупция достигла пределов, не представимых ранее. Бенефициарами реформ  выступили 15-20% россиян, чьё благосостояние улучшилось и которые могли позволить себе показное потребление.

В отличие от  Восточной Европы и  Прибалтики, экономические преобразования в РФ осуществлялись не на консенсусной основе, а путём верхушечных интриг и недопущения оппозиции к власти. Как выражался Евгений Ясин, «мы были либералами, но не демократами». Такой подход не оставлял возможности, чтобы учитывать общественное мнение, поэтому в России были возможны такие шаги власти, которые бы никогда не были бы допущены в других странах. Власть не озиралась на мнение избирателей, поэтому делала всё наиболее болезненным для населения, но  для себя — наиболее простым способом.

При оценке итогов надо чётко разделять цели реформаторов на декларируемые и умалчиваемые, но подразумеваемые. Из первых почти ни одна выполнена не была: не создан средний класс, экономика России сохраняет сырьевой характер, процветают монополизм и коррупция, избыточное государственное регулирование. Но не декларируемые цели достигнуты: рынок по образцу XIX века с бесправием нанимаемых работников и с минимальными социальными гарантиями построен. Управляющая олигархическая и чиновничья верхушка — два лица одного монстра — чувствуют себя уверенно, и её власти ничто не угрожает. Разобщённое и атомизированное население неспособно к самоорганизации и выдвижению из своих рядов альтернативных лидеров и концепций. Подобная конструкция, какой бы несправедливой она ни была, может быть довольно устойчивой на протяжении многих десятилетий.