Канатоходцы

Подробности

Создано: 19.05.2022 22:42

Просмотров: 16897

Иркутск 1917-го приезжими из России воспринимался как продовольственный рай, местные же обыватели очень часто выказывали недовольство и повторяли: во всём виноват Продовольственный комитет! Кто ж был прав? С этим разбирались наша дежурная по времени Валентина Рекунова и её постоянный спутник, реставратор фотографий Александр Прейс.

Сытый должен быть хорошо одет

Не любит Егор Быстров ночные дежурства на Ангарском мосту. Добро бы грузы проверять или там документы, препровождать нарушителей в комиссариат, преследовать, если сбегут. Но ничего такого нет и в помине, просто скользишь сонным взглядом по редким прохожим и от скуки зеваешь во весь рот. Для Быстровых это сущее наказание, потому что все Быстровы – живчики. Егор помнит, как отец говорил: «Я сначала в лоб заеду, а потом уж объясню почему». Это он учителю толковал про его, Егоркину, неусидчивость, прибавляя, что не всем учёная голова по размеру, а вот руки-ноги должны быть скорыми, иначе не проживёшь.

Егор и уродился таким; ежели облава, погоня, так он завсегда в первом ряду, и пуля его не берёт. Начальство, правда, намекает, что осторожность храбрости не помеха, но храбрость тут ни при чём, просто в минуту опасности он становится лёгким, пружинистым и неуловимым, а во всякое другое время только переставляет своё крепко сбитое коренастое тело. Сегодняшнее ночное дежурство на Ангарском мосту тоже оказалось ничем не отмечено, лишь в половине седьмого на понтон свернул первый обоз. Быстров сначала услышал бодрую поступь застоявшейся лошади, а уж после в жёлтом круге фонаря показались огромные тюки, сложенные в два этажа, и пара сопровождающих, шедших чуть позади. Поравнявшись с милиционером, оба закивали, и Быстров деловито спросил, что за товар.

– Маньчжурка! Чемоданы, саквояжи, штиблеты, ботинки, папиросы, мыло, чулки, носки, японские и китайские ткани, фланелевое бельё…                                                                                                                                                                                                                                                                                         

Не успел этот воз достичь правого берега, как левый двинул новый. Всего же Быстров насчитал одиннадцать. По дороге домой заскочил в комиссариат (попросить о нескучной работе) – и услыхал от комиссара ободряющее: 

— Ладно, подумаем! А что маньчжурку пересчитал – молодец: с полчаса как звонил председатель губернского продовольственного комитета.

— Так не было ж там продуктов, только мануфактура… 

— В Иркутске сытый не может быть плохо одет, ха-ха-ха! У нас и городской и губернский комитеты продовольствия собственною охотой ведают и стеклом, и свечами, и сарпинкой. Уж такие там люди, что готовы с себя две шкуры содрать, когда можно одну! – подошёл комиссар к аппарату и велел телефонной барышне дать Леонтия Константиновича Тимофеева, председателя губпродкома. Но у того, видно, были и другие источники, потому что он радостно затрубил:

— Да-да-да, маньчжурку вовсю уже сбрасывают на рынки! К полудню торговцы придут в чувство, а к вечеру цены рухнут. Если наши расчёты верны, то подвоз товара продолжится – и тогда по городу прорастут китайские мануфактурные лавки и магазины.

В голосе Тимофеева слышалась почти детская радость, и потому комиссар усмехнулся – не очень-то доверял он восторженным людям. Но за одну неделю в Иркутске действительно открылись шесть лавок с солидным запасом маньчжурских товаров – две на Большой, две на Пестерёвской и ещё две на Графо-Кутайсовской. Самое же удивительное, что удешевление мануфактуры сопровождалось удешевлением продовольствия. В ночь на 2 октября 1917-го Быстров зафиксировал большую партию маньчжурских товаров, а несколько дней спустя местная пресса свидетельствовала: «На местном рынке понижение цены на скотское мясо, баранину, свинину, телятину, кур, уток, гусей, почки, осердие, печёнку, свиное и говяжье сало. Предложения превышают спрос». 

Газета Единение 29 июня 1917 

Справочно:

Из газеты «Единение» от 08.08.1917: «Секция труда краевого совета рабочих и солдатских депутатов установила график работы торгово-промышленных предприятий: с восьми утра до шести вечера, с обязательным перерывом с 12 до 14 часов. Базарные лавки должны открываться в семь утра, а закрываться не ранее четырёх пополудни. Для мясных лавок был установлен режим с шести утра до двух пополудни. На Старо-сенной площади лавочники торговали с полудня до пяти вечера, с получасовым перерывом. А мелочные лавки и киоски не закрывались вовсе. Как правило, они располагались в домах владельцев и ими же и обслуживались. 

Булочные, пекарни и кондитерские обязывались работать до 22 час., а по воскресеньям кондитерские – с 08.00 до 11.00, а булочные – с 07.00 до 22.00. Ресторанам 1-го и 2-го разрядов полагалось принимать посетителей с полудня и до двух часов ночи, а третьеразрядным – с восьми утра и до полуночи. Квасные, пивные, чайные, кухмистерские и харчевни были открыты с 08.00 до 22.00». 

Где карточки на собак?!

Приезжавшим из России Иркутск начала тысяча девятьсот семнадцатого представлялся настоящим продовольственным раем. Многие города вот уже больше года довольствовались полфунтом хлеба на душу, а здесь выходило по 30 фунтов муки по фиксированной цене плюс сколько угодно по цене свободной. Опасались сбоя после февральского переворота, но на конец апреля никакого недостатка продуктов не ощущалось. Но иркутяне не обольщались, справедливо полагая, что «и у нас завтра может стать так же голодно, как в Петрограде». Кто-то занялся контрабандой (включая и очень представительных дам), кто-то объединился в Товарищество огородников и к концу 1917-го взял в аренду участки, не требующие удабривания – такие, как в в деревне Ново-Ямской. Городской продовольственный комитет поддержал огородную комиссию небольшой субсидией, покрывающей часть расходов. А в ожидании весенних посадок иркутяне организовывались в союзы борьбы с дороговизной и спекуляцией. На железной дороге счетоводы службы движения выбросили лозунг: «Товары первой и не первой необходимости – по нормальным ценам!». В магазинах общества «Труженик-Кооператор» ограничили отпуск товара большими партиями – чтобы не плодить спекулянтов. 1 октября 1917 г. хлеб в Иркутске стал отпускаться по карточкам, и Ромуальд Юрьевич Скребутенас обратился к председателю городского продовольственного комитета: «Имею честь заявить, что у меня есть две собаки, которые так же хотят есть, как и человек: а потому прошу выдать мне продовольственные карточки на собак».

Справочно:

Из газеты «Единение» от 17.08.1917: «На почте в Иркутске скопилось в разных помещениях свыше 60 тыс. неотправленных посылок. Несмотря на это, каждый день на Почтамтской длинный хвост очереди. Подавляющая часть посылок с наложенным платежом, а это значит, что отправители – спекулянты». 

Из газеты «Единение» от 29.07.1917: «Для предотвращения всё усиливающегося спекулятивного вывоза из Иркутска всякого рода товаров и искусственного поднятия цен запрещается вывоз за пределы губернии без разрешения губернского продовольственного комитета товаров первой необходимости». 

Среди обывателей было принято не доверять членам продовольственных комитетов, подозревать в них известное скудоумие, нераспорядительность, вообще неспособность что-то организовать –кроме как набить собственные карманы. Среди подрядчиков считалось удачей сотрудничать с комитетами, но при этом в них не входить. Опытнейший Исай Давидович Камов говаривал: «Пока все в достатке, никто добрым словом не помянет, а уж как не хватит чего, так «во всём виноват продовольственный комитет!» 

Леонтий Константинович Тимофеев на этот счёт выражался ещё острее:

– Канатоходцы мы и безо всякой страховки работаем. Были б нормальные, разве бы согласились? Губерния-то исключительно потребляющая, даже в самые урожайные годы не обходится без привозного хлеба, а нынешний 1917-й вообще пустой! В Киренском уезде пшеничные всходы побиты майским морозом, а те, что выжили, уничтожены градом. В Балаганском всё подъела кобылка, почти та же картина под Иркутском и Верхоленском. Из Забайкалья ожидаем 40 тысяч пудов овса, да западные губернии обещают немного пшеницы, но ржи не обещает никто. С конца октября наш городской голова забрасывает телеграммами Омский продовольственный комитет, умоляя выпустить разрешённые для отправки 100 тысяч пудов зерна (вывоз муки из Западной Сибири запрещён). На случай задержки одолжим хлеба у местного интендантства. Ведём и переговоры с Америкой, но всё-таки главная наша надежда – Харбин, хоть там тоже свои погремушки: то союзники закрывают границу с Маньчжурией, то рубль не принимают к оплате. Наши агенты телеграфируют: «Деньги заняли, грузим поезд пшеницы. Положение ужасное, содействуйте всеми мерами!» 

Ноябрь 1917-го начался с того, что местные конфетные фабрики повысили ценники – вплоть до 90%. Но сахар устоял, а кроме того, упали цены на рис: губернский продовольственный комитет воспользовался своим правом на реквизицию и арестовал тысячу пудов, поступивших из Владивостока в адрес Транспортного страхового общества. А вот поставка свежего мяса из уездов регулировалась с трудом, потому что зависела от забоя скота, а значит, и от погоды. В первых числах ноября случилась небольшая задержка – и выдача мяса по карточкам временно сократилась до 2 фунтов в неделю. Этого оказалось достаточно, чтобы начались беспорядки. Иркутский городской совет рабочих и солдатских депутатов дал ход комиссии по обыскам и реквизициям, и городской продовольственный комитет посчитал обязательным направить в неё своих представителей. Подключился и сам городской голова, что тоже поубавило напряжения. Но не сняло совсем, так что были во время обысков и неоправданные изъятия, и оскорбления. Продовольственный комитет выразил свой протест, отозвав своих представителей из комиссии.

Справочно:

По карточкам в ноябре 1917 г. можно было купить 1 фунт топлёного масла, 30 фунтов муки, 1,5 фунта сахара, 1 фунт сала, 6 фунтов крупы, 12 фунтов овса, 1 аршин мануфактуры. Ангарская и байкальская рыба обходилась гораздо дороже монгольской, и городской продовольственный комитет учитывал это.

Из газеты «Единение» от 17.08.1917: «Дамские полуботинки обходятся в 40-45 руб., мужские штиблеты – в 50-60 руб. Цены обыкновенные ныне, и выбор незначительный, но параллельно с этим постоялые дворы и гостиницы пестрят объявлениями о «случайной» продаже обуви оптом и в розницу». 

В октябре 1917 г. в Иркутске работал краевой продовольственный съезд.

Газета Единение 8 ноября 1917

Подсечь и заморозить!

За время декабрьских боёв в Иркутске здешние рынки пообмелели, но уже к 20 декабря на прилавки явилось всё необходимое для рождественского стола – поросята, гуси, утки, круги топлёного молока, увенчанные сливочными завитушками. Ценники вздыбились, а постановления думы, призванные их сдерживать, оторопело взирали с прибазарных столбов. Лихие торговцы разводили руками и таинственно прибавляли: «В связи с Гражданской войной…» Тут же вспыхивала и меновая торговля: тёртый обыватель, имевший запасы дешёвой мануфактуры, выгодно отдавал её – конечно, не перекупщикам, а деревенским, торговавшим прямо с возов.

С 22 декабря возобновился отпуск продуктов по фиксированной цене. Действовали карточки на муку, сахар, крупчатку, рыбу; мясо ожидало на правом берегу: санного пути ещё не было, а понтон разобрали: по Ангаре шла большая шуга. Временно заменили мясо потрохами, и было опасение, что это вызовет беспорядки, но обошлось. 

Во время декабрьских боёв сгорели все документы на пайки семьям фронтовиков, в том числе паспорта солдаток и метрики их детей. Служащие городского продовольственного комитета за трое суток восстановили все списки – работали безостановочно с коротким перерывом на сон. 22 декабря выдача пайков возобновилась, и у городских продовольственных лавок завихрились очереди в сто саженей. 

— Вот ведь: одно плохо, но и другое нехорошо! – сокрушался глава городского присутствия по продовольствию Иван Скаличев. – Опять начнётся продажа очередей ближайшими к лавкам жителями, давка, самосуд. Помнится, в сентябре на Котельниковской в очереди за мануфактурой двух женщин помяли, дело до больницы дошло. 

— Тогда мелочные торговцы спровоцировали: вопили, что мало мануфактуры, не достанется всем – вот задние и поднапёрли, давка пошла…

— Сейчас торговцы ещё больше теряют: сильно ухватили они за неделю после декабрьских событий. Эх, нам бы хоть с десяток милиционеров, но не дают: в городе ещё трупы не собраны после боёв. Самим дежурить? Так ведь пользы от нас там немного, только раздразним. Кстати, как с учётом стекла и оконной замазки? 

— Вовремя подсекли спекулянтов и ценник заморозили. Теперь все, чьи дома пострадали во время боёв, застеклятся по сходной цене. 

— Вот вам и ответ на вопрос, почему продовольственный комитет впрягся за промышленные товары!

…По дороге домой Скаличев завернул на Котельниковскую. В голове очереди возмущались, что крупу выдают, а вроде как обещали рыбу. А в середине радовались: сахар не по одному фунту, а по полтора.

Газета Единение 27 октября 1917

Справочно:

С 21.12.1917. Особое присутствие по продовольствию Иркутской городской управы установило цены: на масло топлёное – не свыше 3 руб. за фунт; на масло сливочное – не свыше 4 руб. 50 коп. за фунт; на дрожжи – не свыше 23 коп. за палочку и не свыше 3 руб. 20 коп. за фунт; на свечи – не свыше 2 руб. 20 коп. за фунт. Виновных в нарушении постановления могли привлечь по 29-й статье Уложения о наказаниях в редакции Временного правительства от 16.03.1917 г.