Редакция GQ попросила г-на Ходорковского описать свой собственный лагерный опыт — подобно Шаламову в форме кратких максим. Мы отдаем себе отчет, что по уровню происходящего с человеком кошмара Колыма 1937-го и Краснокаменск нулевых — несравнимы. Тем не менее опыт нашего современника многое говорит о ныне существующей формации ада, который есть не кровь, смерть и дерьмо, а скука, предательство, разложение и иное обыденное человеческое свинство. Итак, что видел и понял в лагере Михаил Ходорковский.
Лагерь — это антимир. Здесь ложь — норма, правда — исключение.
У нас в стране немало реально вообще безграмотных взрослых людей!
Если сотрудников лагеря поменять местами с его «обитателями», ничего не изменится. Причем этот факт признается представителями обеих «сторон».
Жизнь в лагере отдает ностальгией по СССР: никто не работает, но делают вид; никому не платят, но делают вид. Все вместе врут всем «посторонним», местных «правдоискателей» держат в местной «кутузке».
Люди готовы на многое за еду, даже когда, в общем, не голодают.
Квалифицированно врать суду умеют только оперативники. Обычные люди говорят то,
что считают правдой. Если врут — их ложь видна.
Жизнь — штука очень дешевая.
Интриги в лагере похожи на кремлевские, разница — только в масштабах.
Немало тех, для кого честь гораздо дороже жизни.
Лагерь заменяет преступникам университет: это и образование, и связи.
В области наркотиков отставание от США с успехом преодолено. Лагеря «ушли в отрыв».
«Хозяин» — царь, Бог и воинский начальник. Пока не мешает красть. Крадут все и всё. Ну почти...
Да, еще лагерь — это СССР по бесплатной медицине. Она очень бесплатная, но не очень медицина.
Тех, кто ностальгирует по советским порядкам, — приглашаю на экскурсию. Очень отрезвляет!
Образование и навыки всегда пригодятся. Бог все видит!
Сила воли и крепкие нервы важнее просто силы, даже в тюрьме.
ГУЛАГ умер, а традиции и привычки пережили СССР, потеряв свой смысл.
Вспомнил, что такое очереди в ларек за продуктами и мылом. «Запишитесь», «зайдите через месяц, зубная паста, может, будет», «за чаем больше не занимайте...»
Почти у каждого в душе есть что-то святое. Иногда — очень глубоко, но на это всегда можно опереться. Если опоры нет — нет человека. Оболочка пустая. Видно.
Режим, гособеспечение, отсутствие работы и потеря связей с семьей — как специально сделанный конвейер по формированию преступной «пехоты».
90% заключенных никому «за воротами» не нужны, им даже не пишут.
Русские — крайние индивидуалисты.
Через пять лет человек привыкает к тюрьме. Через десять — боится воли.
Тем, кто понимает, что сидит за дело, — легче.
Тем, кто не думает о воле, сидеть легче, а выходить — тяжелее.
В тюрьме ум, чувства работают острее — «сенсорная депривация».
Каждый отдельный день идет медленно, месяцы и годы летят незаметно.
Чтобы добиться своего, надо быть готовым идти до конца. Тогда все возможно. Но фальшь не пройдет.
В лагере выделяться из «массы» всегда опасно и почти всегда вредно. Но можно добиться уважения.
Большинство в лагере ищет подчинения и заботы, прощая «начальству» даже самодурство и тупость.
Если китайцы пообещают платить пособие — вся Сибирь переедет в Китай. Останутся только староверы и начальство.
Русский человек очень талантлив и работящ. Когда трезв.
В лагере и водка, и работа — в дефиците.
Погоня за вещами — добровольное сумасшествие. Человеку реально очень мало надо.
Меркантилизм на свободе часто опасен, в лагере — смешон.
Единственный предмет, по которому скучаю, — компьютер. Зато почерк улучшился.
Российское общество и российский преступный мир соревнуются в негуманности друг к другу. И смотреть страшно, и победа невозможна.
Никто не верит судьям. Большинство верит присяжным.
Люди! Так жить нельзя, если мы — люди!
Патриотизм выдумала интеллигенция.
Лагерь — большая деревня. Все и всё знают.
Источник: http://www.gq.ru
"Иркутские кулуары" - уникальный случай соединения анархо-хулиганского стиля с серьезной содержательностью и ненавязчивой, то есть не переходящей в гламур, глянцевостью. В кулуары обычно тихонько заглядывают. А тут нечто особенное - журнал не заглядывает в кулуары иркутской жизни, а нагло вваливается туда. И не для того, чтобы тихонько поподглядывать, а для того, чтобы громко поорать.
Сергей Шмидт, кандидат исторических наук
Комментарии