Иркутский период был для меня счастливым…

Подробности

Создано: 07.01.2022 17:19

Просмотров: 3661

Прекрасен русский город Ярославль, который еще называют городом тысячи церквей. Понятно, что это метафора… Или нет? Тесно связан Ярославль с Иркутском… Или нет? Нам удалось пообщаться с архиепископом Ярославским и Ростовским Вадимом, который более 30 лет посвятил Иркутской епархии – вышла искренняя и познавательная беседа. 

– Вы уже почти два года живете в Ярославле. Вспоминаете Иркутск, ностальгируете? Только честно…

– Совершенно честно скажу – да, скучаю. Но это не какая-то неизбывная грусть или тоска. Я бы сказал, печаль моя светла – скорее так. Я не хотел уезжать из Иркутска, я прикипел к нему душой и телом и думал, что последний вечер моей жизни пройдет именно там. Но Господь судил иначе. Мы как в армии – куда послали, туда идешь. И ровно через 30 лет моего пребывания на Иркутской кафедре меня определили сюда, в Ярославль. Все меня поздравляли, но я с сожалением уходил из Иркутска, с большим сожалением. И сильнее всего меня привлекали в Иркутске люди.

– С кем-то общаетесь сейчас?

– Общаюсь. И с писателями, и с художниками. У меня был хороший контакт с интеллигенцией, простыми людьми. И поверьте, что отчасти мне их очень не хватает даже здесь. Я знаю такие таланты некоторых из них, они просто великолепны, всех я с теплом вспоминаю. Некоторые приезжают сюда, и я всегда рад их видеть. Вот Виктор Кузьмич Круглов, например. Созваниваемся с ним.

– Да. Я задавался этим вопросом достаточно серьезно, для меня пока нет ответа, зачем таким людям, как тот же Круглов, быть благотворителями, в том числе и православной церкви в Иркутской области. Они же из коммунистов чаще всего, из комсомольцев, то есть изначально вроде как нет ничего такого, что давало бы естественный толчок такой благотворительности…

– На это ваше утверждение я могу привести жизненные примеры среди монашествующих… Например, матушка Магдалина, насельница в прошлом, Царствие ей Небесное, которая долгие годы трудилась в обители Знаменской в Иркутске. Она была вообще парторгом организации. Представляете?! Затем такая метаморфоза, когда она становится монахиней, причем по убеждениям глубоким. Она была аскетичной старицей… Мало быть монахиней, она брала на себя больший подвиг совершенствования. Казалось бы, тоже вопрос: что происходит?.. Я вот свою партийную карьеру на пионерах закончил. Дальше не пошел, хотя и настаивали в школе, что это необходимо. Но когда сказал о своих религиозных убеждениях, мне ответили: «Э, нет! Ты не проходишь!» (Улыбается.)

– Именно поэтому? Так вы хулиганили, может быть?

– В школе, если не касаться этого случая, я хулиганил. Но мое хулиганство носило характер беззлобный, я бы сказал, неопасный. Это скорее были шалости… У меня была особая манера поведения, в которой абсолютное табу были девочки. Я не дергал их за косы… У меня был пиетет перед ними и какая-то даже стеснительность. И чем больше мне импонировала девочка, тем больше я ее стеснялся. (Смеется.)

– Вы редкий человек!

– Да... Что касается Виктора Кузьмича Круглова: во-первых, он мыслящий человек, и задавая себе вопрос о смысле и цели жизни, он невероятным образом, видимо, приходил к тому, что что-то в мире этом существует – что-то, что руководит мировым разумом столь органично и столь необычным чудодейственным образом! Потому что окружающий нас мир прекрасен, если не испорчен бывает злонамеренным проявлением человеческой воли, прекрасен и дивен… И если быть человеком, воспитанным в нашей традиции, в нашей ментальности, осмысливая веру родителей, дедов, прадедов, историю Отечества, предыдущих поколений, то можно понять, что вера – это не нечто привнесенное извне, совершенно чуждое человеческому естеству, а закономерный ход событий, который постигается в размышлениях о целесообразности мира… И Виктор Кузьмич всегда стремится что-то сделать, общаясь с людьми духовного круга и людьми, которые являются совестью нашего народа, такими как Распутин. 

– Они хорошо общались?

– Да, при ряде бесед их я присутствовал… Они причащались вместе и при строительстве храма бывали, и программы двигали совместные. И я видел, с каким вдохновением Виктор Кузьмич внимал Валентину Григорьевичу. Распутин был многообразной личностью, и каким-то образом сказать о нем исчерпывающе невозможно. Не будучи глашатаем, он предлагал человеку мыслить. И ты, невольно разделяя с ним образ мысли, вдруг приходил к определенным выводам, которые ранее казались совершенно неприемлемыми, непонятными. Даже в обиходе сказывалась его сущность, его целостность, собранность, его знания натуры, его проникновенность и духовность. Он был духоносен. И то, что он творил – возьмите его произведения, они исполнены глубочайшего смысла, глубочайшей трагедии и великой надежды. И общение с Распутиным, я считаю, – это счастливейший период и в жизни Виктора Кузьмича, и в моей жизни, и в жизни многих других людей. 

– А за что он ценил Круглова? 

– Виктора Кузьмича он ценил за его деятельность. И когда созидались храмы, и когда издавались какие-то книги, делались благие дела, которые связаны были с приемом гостей на фестивале «Сияние России», когда вставали вопросы их приглашения, оплаты и прочих организационных моментов, со стороны Виктора Кузьмича было одно только приветствие, и всяческую помощь мы всегда получали. Залогом было одно: чтобы не было вето Распутина! Если Распутин что-то приветствовал, значит, это надо было делать. И это делали. 

– Они одного мироощущения люди?

– Я думаю, да. Конечно, Распутину были даны необычайные дарования, которые редко присутствуют у людей, но внутренне, я считаю, они были единого духа, единого чувствования и единого восприятия мира. Я знаю, насколько трогательно относился Валентин Григорьевич к окружающей среде, столь же трепетное отношение к ней и у Виктора Кузьмича. Когда мы в тех или иных отношениях видели нарушения или пожелания появлялись что-то сделать, я видел всегда, насколько они переживают за окружающий мир, за Байкал, за природу, за людей, живущих в этой среде. И мне думается, что и у одного и у другого удивительная черта, что предметом особой заботы, особого радения, попечения был прежде всего человек. И в каждом человеке образ Божий. И воспитание, к которому они прилагали участие – своих детей и прочих людей –стремились наставить их в самом важном, в добре. Чтобы они остались порядочными людьми. Людьми с большой буквы. Это самое важное.

– А что такое порядочность? Это свод правил?

– Понимаете, у христианина есть некий кодекс заповедей. И это не только заповеди ветхозаветные, в которых категоричность такая: не убий, не укради, а это заповеди блаженства, которые даны Христом-Спасителем в Нагорной проповеди. Они в какой-то мере превосходят те заповеди, которые были изначально, именуемые Моисеевыми. Заповеди блаженства исполнены тонкости и духа Любви, здесь предлагается человеку иное: блажен ты будешь, если будешь миловать, если будешь чист сердцем. Понимаете, вот такая альтернатива. Человеку дана свобода выбора. Уже без насилия над его волей, а призывая его туда, куда можно последовать. Вот в чем суть. 

– А если человек не христианин, то чем определяется его порядочность? 

– Очень важный вопрос! Я преклоняюсь перед людьми, которые, не являясь христианами, являются порядочными людьми. Преклоняюсь. Потому что для христианина есть определенная выгода: живя так, он все-таки надеется на мздовоздаяние, которое для него будет благом, Царствием Небесным. А вот неверующему человеку как быть? И здесь включается то, что, по сути дела, вне природы человеческой, вне проявления его личной свободы. А именно совесть. Вот этот аргумент совести – это не что иное, как голос Божий, некое мерило, которое Господь вкладывает в сердце каждого человека… Иным образом можно было бы сказать следующее: поступки человека определяются совестью! А мы сейчас к капитализму пришли, и это вылилось в безудержное желание наслаждения и получения благ любым путем вопреки всему, попирая людей, по их несчастью, по их судьбам идя к… своему благополучию. Разве это может быть? Посмотрите на девизы, на растяжки, нигде не написано: сделай то – и ты получишь, заслужи это, заработай! Но мы же понимаем, что без труда-то не дается ничего! 

– На ваш взгляд, ситуация в Иркутске была хуже, когда вы приехали служить в Иркутскую область? Более тяжелой, чем в Ярославле? В Ярославле ведь в разы больше храмов, чем у нас?

– Не так уж и в разы. Тут сложно посчитать количество храмов, потому что при разных приходах разное количество храмов – может, три у одного прихода, а может, и один. В Иркутске сейчас больше приходов, в Ярославле больше храмов.

СПРАВКА

В Иркутске 43 прихода. В Иркутской епархии 176 храмов. В Иркутской метрополии 424 храма, 30 лет назад было 14. В Ярославле 37 приходов, в метрополии 25 монастырей. Только в Ярославской епархии 8 монастырей, 4 женских и 4 мужских. Количество монахов в них разное, максимальное – 142 насельницы в Толском монастыре.

И я вам хочу сказать, когда говорят о каких-то мифических богатствах церкви, супердоходах священнослужителей – это все бред! Особенно сейчас, когда я сталкиваюсь с положением здесь, в Ярославской епархии, как живет духовенство – более чем скромно. Это даже неприемлемо по рамкам Иркутска. Здесь народ беднее живет, понимаете? И это один из предметов моего беспокойства. Приведу пример: великолепный храм XVIII столетия, иконостас дивный, написанный чудесно, фрески потрясающие – стоит в деревне на 50 дворов. Летом это 50 полноценных дворов, а зимой только 5, все остальные уезжают. Что может заработать священник с пяти дворов? Конечно, людей никто не понуждает, они приходят и берут свечку, за счет этого существует церковь. Но нужно платить налоги, подоходный и прочие, за коммуникации необходимо платить и так далее. А вот у священника четверо детей мал мала меньше. Матушка работает в садике воспитателем, он преподает в школе одновременно, парализованная теща – как выживать? И он не стонет. Таких примеров масса.

– А что вам в Иркутске удалось сделать?

– Я принял в епархию в 1989 году 26 декабря, и в 2019 году именно в тот же день и час я был освобожден управлением Иркутского патриархата. А до этого уже 5 лет я служил там, священнослужителем был, секретарем в епархии, был настоятелем в Кресто-Воздвиженском храме, а до этого был на Камчатке, во Владивостоке служил почти 3 года, В этом была необходимость, это все была наша единая епархия. В Магадане я был, Якутия и прочее – все это изъезжено, хорошо мне знакомо. Но себе я ничего особого не приписываю, даже если что-то и было успешно, то это не по моим недостойным силам. Все это происходило в силу различных обстоятельств, объективных и необъективных. Это все дело Божие. Что про Иркутскую область можно сказать? Что храмов древних мало, в основном все новострои. Они по сути и составляют большинство приходов. Ранние дореволюционные приходы почти не сохранились, семь десятилетий были разрушительными для храмов. А потом к этому вернулись, стали восстанавливать, в этом заслуга и отцов тех, которые трудились. Скорее, через них действовала воля Божья. 

– Ну и состоятельные иркутяне помогали?

– В рамках определенных приходов – да, были доброхоты, люди, которые составляли фонды. 

– Харлампиевский храм, например?

– Харлампиевский храм – это сложная история, и я в свое время чуть не поплатился своей свободой… 

– Даже так?

– Да. Вы помните, в каком он был состоянии?

– Помню. Хуже, чем конюшня.

– Он был в жутчайшем состоянии, чего там только не было! И Надежда Натановна Красная, возглавлявшая в то время Центр по сохранению наследия, в ужас приходила: храм рухнет, что-то надо делать! Мы многие храмы восстанавливали постепенно, а там невозможно так, там нужно было с фундамента начинать. А для обновления фундамента надо было «вывесить» весь храм, чтобы все это огромное здание висело, а в это время произвести все фундаментные работы. Там потом этаж добавился нижний, образовался невольно. Никто не брался – не было средств таких, и город понимал это, и помню, мы создали комиссию, которую, как строитель, возглавил Юрий Александрович Шкуропат. Когда осматривали храм, он говорил: «Тут сцепки набирается только 10%. Так никто не восстанавливает эти объекты, их надо только снести и заново построить!» Юрий Александрович, вы представляете, что начнется, если завтра тут все рухнет? Где мы с вами окажемся? Под этими руинами? А там были такие трещины, я вот в зимней рясе, не худенький и без того, в трещину пролазил, представляете? И как-то пришел ко мне Александр Георгиевич Тишанин, он только что стал губернатором: «Владыка, чем помочь?» Я ему сказал: «У меня есть просьба к вам. У нас один объект посредине города может рухнуть, и тогда мы ославимся, и памятник жалко. Там Колчак венчался, можно по-разному к нему относиться, но это история». Он говорит: «Хорошо, давайте создадим фонд по восстановлению». Давайте! И я его просил только о том, чтоб он возглавил фонд и чтобы он набирал работников, контролировал производимые работы. А мы должны визировать эти договоры… Работы шли успешно, и вывесили храм, и отреставрировали потрясающе. В целом было выделено 10 млн долларов. Громадина была сделана. Созданный фонд хорошо поработал, работники сделали работу, с ними нужно было рассчитаться. Александр Георгиевич перечислил деньги, и тут его сняли, а выплату притормозили. И в результате на всю эту сумму подрядчики ринулись ко мне. А мне платить нечем, я финансово этим не распоряжался. День мой начинался в приемной, там главы объединений подрядчиков и их юристы, потом прокуратура пошла, полковники приехали из прокуратуры даже из Новосибирского федерального округа: «Отвечай!» А чем ответишь? Я себе и сумочку собрал на всякий случай. 

– Котомку?

– Это анекдот сейчас, но это было! И потом, когда губернатором стал Дмитрий Федорович Мезенцев, он нашел возможность из 60 миллионов в рублях погасить 10. А 50 миллионов еще висят! Тут приехал Алексей Миллер, глава Газпрома, а у меня чай был, и Дмитрий Федорович его поджучил, вот, мол, владыке надо. Я говорю: «Мне стыдно вас о чем-то просить, вас все просят, я не буду…» – «Ну а все же?» Пришлось проблему нашу ему подробно обсказать. Он выслушал и говорит: «Только благословение патриарха на вашем прошении – и все!» Мы с Мезенцевым тогда сорвались, в тот же день улетели, погода была ужасная, самолет никак не мог приземлиться. Днем еще в Иркутске сидели, вечером уже были у патриарха, подписали все. Он нашел где-то Миллера и утром, в 12 часов по иркутскому времени, деньги были на счету. Мы расплатились и – уф!!! – гора с плеч. Кто бы меня сейчас спросил: «Вы поступили бы так теперь?» Поступил бы, у меня не было выхода, я не мог допустить, чтобы храм рухнул. Но зато он стоит, радует, теперь он служит многим, в частности там религиоведение, теология располагаются от университета. И мы даже до аспирантуры дошли. Это большое благо. 

– Да, серьезное дело!

– Безусловно, но опять вам могу сказать, моей заслуги там мало. Это заслуга профессуры университета, которая так много сделала в этом плане. Благодаря их усилим и, конечно же, благодати Божьей это стало возможно.

– В 90-е годы ощутимо было желание людей познать Бога, вернуться к Богу, понять что-то в самих себе, в мире благодаря религии, но вот сейчас, на мой взгляд, этот процесс приостановился. А вам как кажется?

– Этот процесс вечен, потому что каждая личность задает себе такие вопросы. Другое дело, насколько успешно идет этот процесс, насколько много людей вовлекает… Да, здесь, наверное, ваша обеспокоенность верна… И эти процессы, которые сейчас происходят, предусмотрел Христос. Вот притча о сеятеле. Сеял сеятель, упало одно семя на камень, взошло солнце, и погибло растение, другое семя упало при дороге и… завяло. Только третье упало на благодатную почву. То же самое и в жизни происходит. Потому что в каких-то процессах человечество менее глубоко сейчас мыслит себя, довольствуется принятыми штампами.

– Деградирует?

– «Деградирует» – это… безысходное определение. Но в какой-то мере это так. А с другой стороны, тот поток информации, который захлестнул человечество, – это же во многом поток лживой, пустой, недостоверной информации, подмены. Я смотрю соцсети, различные сетевые ресурсы, и мало что мне это дает. Я не получаю подлинной информации, той, которая могла бы на подкорке осесть и которой я мог бы в достаточной степени смело оперировать. Факты, доказательная база не существуют порой. Часто приводятся очень сомнительные данные. Даже на то, что дает нам Википедия, можно опираться довольно условно. А человеку нужен поток настоящей, подлинной, проверенной информации, которая заставляла бы думать. А ее недоговаривают или искажают подчас совершенно намеренно и целенаправленно. Вот чем забит наш эфир? Давно вы слышали настоящих людей? Сейчас их все меньше и меньше в публичном поле, как образцы поведения и осмысления жизни они отсутствуют. Иногда смотрим в этот ящик убогий, внимаем и думаем, ну оскудела земля наша. Да нет! В реальности много людей очень содержательных, мыслящих. Вот я недавно в Ростове побывал, мы общались с музейными работниками. Я посмотрел, какие чудеса там делают профессионалы, воссоздавая экспонаты, возвращая к жизни те книги, которые утеряны. И с каким они знанием дела действуют и с какой мыслью – я был просто поражен!!! Они вдохновенны, но мы их не видим! 

– На Первом канале уж точно?!

– Да, но тех, кто копается в грязном белье – сколько угодно! А вот таких – нет. Валентин Григорьевич Распутин, казалось бы, авторитет ну куда уж выше, и даже по наградам он был удивительный, Герой соцтруда и прочее! Ну найдите время провести с ним беседу, вечер, дайте ему минут 40 что-то сказать! Не давали. И не потому, что было неинтересно его слушать. Не принимались образ его мышления и образ его исповедования.

– Ценностное содержание…

– Да. А вместе с тем возьмите изданные произведения, беллетристику «С нами остается Россия». Почитаешь, да за одну ее его имя обессмертить можно, не говоря уже о прозе и прочем. Я просто хочу сказать о счастливом периоде – иркутский период был для меня счастливый!

– Были ли еще случаи, о которых вы жалеете или которыми гордитесь?

– Для христианина не должно быть гордости. Один я ничего не сделал бы, но с помощью Божьей и с помощью людей, в которых я верил, мы сделали многое. Я очень верю в людей, которых рукополагал, на которых надеялся – они мне были как дети, понимаете? В духовном плане я рождал каждого из них, и мне было очень важно, кого я рождаю. И очень важен был их внутренний мир, я много на них времени тратил – это не было подвигом, я это очень любил, это было сущностью моего служения, моим призванием, я видел необходимость крайнюю в этом. Доволен я чем-то? Да, доволен, что у нас существует столько приходов, существует епархия, что-то удалось сделать! Далеко не все, что я хотел бы. Но тем не менее точка невозврата, кризиса была пройдена. Кризис был ранее, когда у меня не было кадров. Объекты получали, мне некого было назначать, некому было строить. Теперь там так вопрос не стоит. И по сути дела в той или иной мере храмы только хорошеют. Вот тот же Князе-Владимирский храм, в котором о. Алексей сейчас настоятель, Середин, я рад, что он так много там потрудился и все грамотно сделал. А что там было? Никаких куполов и близко не было, разрушено много что. Там работали механизмы, которые дробили камни. Как могли стены вынести – я вообще поражаюсь. Еще мы там отыскали и сдали ведро ртути! Потом должным образом все убрали, очистили… А сейчас в каком они виде! Какой храм Богоявления стал! Другие, тот же храм Спаса. Все только хорошеет, Усть-Уда, Анга. Конечно, это благодатью Божьей, я был доволен – что я мог, то я сделал. Сожалею ли о чем-то, чтобы сказать, кардинально сделал бы по-другому – нет. А личного порядка – да, было, может, кого обидел. Может, кого не досмотрел, кому-то сказал не то или внимания не проявил. И это жаль, поверьте, для меня это важно. Каждый человек – образ и подобие Божие. И там я отвечу за каждого. 

 – Отличаются чем-то иркутские прихожане от ярославских? Это же этимологически, исторически разные общины?

– Есть определенная специфика, у жителей Иркутской области сибирский характер, и есть в этом характере что-то жизнестойкое. Здесь народ помягче. Общаясь с разными людьми, с руководителями, вижу, что пребывание в Сибири является более самоотверженным и более самостоятельным. Здесь, в Ярославле, все курируется в большей мере, здесь половина дачников, образно говоря, работает в администрации президента, и все, что здесь происходит, моментально становится известно на всех самых высших уровнях. А из Иркутска попробуй доберись! Там живут особые люди. Но кардинально люди ничем не различаются: ценности те же, приверженность та же. И тут еще есть одна примечательная черта – очень многие архиереи, которые были в Сибири, связаны с Ярославлем. 

– Серьезно? 

– Да. Владыка Илларион, которого за сумасшедшего сочли в Иркутске. И когда его под стражей удалили – было такое, скончался он здесь. Владыка Агафангел тоже был с Сибирью связан, Иннокентий Вениаминов в какой-то степени, архиепископ Нил Исакович – он попал в Ярославль после иркутской кафедры. Мощи святителя Иннокентия, которые находятся в Иркутске, нашли мы в Ярославле. И я милостью Божьей сюда попал, хотя сначала у меня не было никакого желания вообще ехать, я даже думал: пойду на покой, что же делать?! А потом решил – надо еще дальше служить. Мои аввы убедили меня тем, что я должен проявить послушание, и я его принял, это послушание. И не просто смирившись, я и душой это принял. 

– Вы не выглядите человеком уставшим, вы выглядите человеком полным сил. 

– Нет, естественно, очутившись здесь, я сразу погрузился в проблемы, жизнь не давала особенно скучать. Я реалист, а не разбойник ума, я понимаю, что это воля Божья. И если я другим говорю – смиритесь перед волей Божьей, а сам не проявляю такого послушания, горе мне!

– Что вы хотели бы иркутянам пожелать?

 – Мне жизнь была далеко не чужда, я не за стеной сидел, я общался и жил жизнью обычной и знал, сколько стоит килограмм гвоздей, все это мне было знакомо, все эти стройки, это все исхожено, излажено. И падал, и все было. Не жил в отрыве от своего народа. И мне иркутяне особенно симпатичны, потому что Господь свел меня с ними, мне нравится некоторая сибирская суровость, воздержанность, не нытиками они являются. Это мне очень импонировало. Мне хотелось бы пожелать, чтоб милость Божья пребывала с ними и здоровья, процветания мне хочется пожелать; те предприятия, которые имеют местную основу, где работают наши труженики – они чтоб процветали. И чтобы то, что они зарабатывают, оставалось бы в регионе для его развития. Но самое важное – мира и согласия народу. И поддерживать в добрых начинаниях надо.

– Спасибо вам за теплые слова и содержательную беседу! 

Андрей Фомин

Светлана Фомина

Фото Александр Лагерев, Алена Черных