Игорь Кокоуров: Хочу больше свободы!

Подробности

Создано: 15.10.2016 20:12

Просмотров: 6709

Кто не знает Игоря Кокоурова, тот, считай, вообще ничего не знает. :) Человек он реально известный. Президент Группы компаний «Материк». Спонсор ряда громких мероприятий. Острослов и немножко хулиган. И известность его распространяется не только на малую родину – деревню Харат. И не только на Иркутск, а – на несколько регионов России, где работают его фирменные пивные заведения. И даже ещё, как говорится, дальше и шире. Не так давно Игорь открыл очередной Харатс паб в Загребе, в Хорватии то есть. Ну как вот не поговорить с таким человеком? По душам? О бизнесе и творчестве, о «можно» и «нельзя», о «хочу» и «делаю»…

Air Jordan 1 Low Releasing in Smoke Grey/Red

 

Он по-прежнему любит свой Гиннесс, пьёт его литрами и по-прежнему иногда сквернословит. Но, слава Богу, – по-прежнему не врёт. И искренен даже зашкаливающе порой. Или искренность не может зашкаливать?

 

 

 

Петропавловск-Камчатский

 

– Игорь, куда девался Харатс паб в Москве? Был же. И?

 

– Был. Но… Толком-то его там и не было. Существовали два объекта, в которых менялись управляющие, и они не вывезли. Это совершенно обычная, нормальная ситуация. Вообще, объект не живет без хорошего управленца, который заинтересован в своём деле, погружён в него полностью. Он и живет тут же, где-то рядом. Пашет. Мы-то далеко находимся. Значит, всё в руках непосредственных руководителей и работников.

 

Мы вон даже в Ангарск за пять лет с Ольгой (женой. – Прим. ред.) ни разу не съездили. Казалось бы, совсем близко, а уже – другой город. Здесь, в Иркутске, пока всех объедешь, проверишь, «вставишь» кому-нибудь, чтобы движуха шла... А другой город – это уже другое. И если на месте не обнаружится сильного, упёртого, увлечённого менеджера, то объект без нашего контроля начинает потихоньку проседать, проседать…

 

– А как же это, знаменитое: «Верх управленческого искусства – создать предприятие, которое будет работать само по себе, без вмешательства учредителей»?

 

– Само по себе ничего толком работать не будет. Разве что «Макдональдс» или KFC (международная сеть ресторанов, специализирующаяся на блюдах из курицы. – Прим. ред.), да и то надо смотреть. Структура определенная должна быть, и чем тупее, тем больше шансов на успех. Чем сложнее объект, тем больше ему нужно внимания. В дорогое заведение, эксклюзивное, и люди ходят эксклюзивные, у них, соответственно, и претензий больше, поэтому постоянно нужно что-то менять, постоянно нужно, чтобы было все идеально, чтоб интересно. В «Макдональдсе» какой интерес? Стулья, плитка, булочки – и пошло–поехало. Поэтому чем стандартней заведение, тем реже хозяину его можно навещать. А чем эксклюзивней – тем чаще нужно. Вот мы, например, открыли паб в Красноярске, там у нас ребята-партнёры работают. В Ростове работает партнёр, то есть тот человек, который инвестировался сам. Они, конечно, заинтересованы, чтобы все шевелилось. А когда у тебя менеджер, который не свои деньги вкладывал, то ему пофигу мороз. Он получает свою зарплату – и не всегда интересуется большим.

 

 

Саратов

 

– А ты свою сеть Харатсов к какому уровню относишь? К достаточно сложному или тупому?

 

– У тебя как-то безапелляционно всё: либо белое, либо черное!

 

– И всё-таки? Для понимания?

 

– Мы в серединке.

 

– А «Макдональдс» простоват?

 

– Это, собственно говоря, база пирамиды Маслоу! Он находится внизу, практически в основании этой пирамиды потребностей человека с точки зрения общепита. Еще ниже только позные, шашлычные. И я не скажу, что это как-то плохо. Просто у каждого свои потребности, свои представления об успехе, своя шкала. Сейчас много бизнесов по Иркутску, в которых человек если зарабатывает до 150 тысяч в месяц, то это край. Но кому-то и такие деньги хорошо. Главное, что вроде свободный человек, ни у кого не в найме, сам себя кормит!

 

 

Ульяновск

 

– Тебя многие хвалят за то, что ты со своим бизнесом, со своей франшизой вышел на высокий уровень. Ты изначально эту задачу ставил?

 

– Нет. Сначала мы просто сделали. Начинали работать с нижним уровнем потребностей – ставили табачные киоски на остановках транспорта. Потом освоили верхние этажи пирамиды – открыли рестораны «Бирхаус» и «Стрижи». И потом встал вопрос, что нужно что-то посередине. А что? То, что работает. А работает пиво! Высокая или там необычная кухня приходят и уходят, а элементарная: стейки, пельмени, котлеты, сосиски, гарлики – это вечная штука. Была мода на суши – прошла. Сейчас мода на среднеазиатскую кухню – тоже пройдет. А пицца останется. В Иркутске теперь только два японских ресторана. Даже в Москве их осталось раз в десять меньше, чем было!

 

– Про пиво даже не требую пояснений…

 

– Пиво вечно! Camumlongo! Вот вокруг него и начали танцевать. Хороший ассортимент, плюс атмосфера – нет официантов, которых иногда долго ждёшь, психуешь. Есть бармен. Нравится – подходи, не нравится – уходи. Мне непонятно было попервости: «Вот просидела полчаса – никто не подошел» – пишут. Что ж ты, дура, сидела целых полчаса? Вон же перед тобой бармен!

 

– Хахаха!

 

 

Харатс ждёт гостей...

 

– Открыли в Иркутске, посмотрели – нормальный формат, всё в порядке. Давай ещё два откроем?

 

– Методом проб и… дур?

 

– Ну, как-то так. А началось с того, что приехал товарищ, учитель по жизни, Макшанов Сергей Иванович. Говорит: делай сетку, пиши правила и – вперёд! Пока будешь писать, сам поймешь, что тебе нужно. Год сидели, писали. Написали брендбук в 15 разделов: отдельно маркетинг, отдельно пиво, отдельно строительство, отдельно реклама, персонал. Вникали, сами для себя прописывали, исправляли. Это реально книга, это реально труд!

 

– У кого-то всё равно ведь подсматривали: как, где, чего организовано? Или нет?

 

– Ну, конечно. А как без этого? И сами смотрели по ситуации. Например, лет шесть назад киоски табачные начали закрываться: с сигаретами, с пивом. Им поставили огромные ограничения по торговле из-за школ и детских садов, и поэтому пачками закрывались – в Красноярске 150 киосков, в Новосибирске 200 с чем-то.

 

Вот мы и позвонили сначала в Красноярск: ребята, давайте там вот такой проект с вами начнем? И сделали сразу четыре точки. Потом другой город – и пошло–поехало. В Краснодар свой десант отправили, и сейчас у нас там четыре паба. Потом в Ростове открылись, в Питере.

 

– Интеллигентный Питер пьёт пиво?

 

– Еще как! А почему не пить? Там другая проблема… У нас сейчас самые главные в стране – это бабушки. А для них тишина, трезвый образ в жизни – это всё.

 

– И бабушки – реальная проблема?

 

– Да из судов просто не вылезает там управляющий, и всё. То шум не тот, то запах. Всё должно быть для бабушек. Реально капитализм с человеческим лицом!

 

– Шутишь всё… А ты почему уехал в Хорватию-то? Захотелось капитализма с нечеловеческим лицом?

 

– Во-первых, у меня дочка подрастает, в институт надо идти. Здесь я сколько репетиторов ни брал, у неё никак с языком не получалось. Там она у меня за год заговорила на английском. Преподавание на английском, никуда не денешься. Во-вторых, посмотрел… С точки зрения моего бизнеса, огромная поляна на территории бывшей Югославии: Сербия, Хорватия, Черногория, Словения. Возможностей для развития – море!

 

– Там ещё разве не настоящий капитализм?

 

– Они ленивые. Они особо ничего не хотят. У них всё там – полако (на хорватском «медленно», «неторопливо», «неспешно». – Прим. ред.): спокойно, не торопясь. Мы в этом смысле гораздо сильнее, активнее. Начиная с 90-х надо было что-то делать, конкурировать – кругом борзые все, жёсткие, прут. У нас, я вот смотрю, город весь в рекламе. Все что-то продают, предлагают. А там полако: открыл кафешку, сидишь, заработал себе там, не знаю, 10 тысяч в месяц – и слава тебе, Господи. Вторую открывай! – А зачем? Мне и этого хватает. Как-то так.

 

– Что, и с пивом проблемы?

 

– Пива максимально, что я видел, 4 сорта всего. А мы сейчас зашли с 15-ю. Интересно работать! В Иркутске давно уже такого нет.

 

– А может, ты устал просто? Возраст, туда-сюда…

 

– Ну, может и так. Сменил обстановку, новая жизнь. Там я один, никакого «Материка» за спиной не стоит. Мы в Иркутске всей конторой три с половиной месяца паб открываем, а там я один за два открыл. В чужой стране, без языка. Клёво! Сам себе доказал, что могу.

 

– И что, совсем не тоскуешь по Родине?

 

– Начнём с того, что Родина в сердце. Там, где близкие люди, где родители, где друзья. Берёзы в Хорватии тоже растут. Они и в Германии растут. Штирлиц, помнишь, там берёзку обнимал?

 

– Не помню. Но ты… реально там берёзку обнимал?

 

– Обнимал (смеется). А дефицита общения нет. В последнее время так в гости много приезжали, аж выгонять хотелось.

 

– Слушай, ну вот ты, насколько я помню, если не либералом был, то всегда критически настроен к происходящему. Хотя и оптимист по жизни. Сейчас ты насколько изменился?

 

– Смотрю, госпожа Яровая из Госдумы сейчас суперпопулярной стала, хотя три раза партию меняла – и она меня патриотизму со всех экранов и утюгов учит. А я считаю, что я и так патриот. Если я критически высказываюсь, как ты говоришь, – ну извини! Это только подтверждает, что я небезразличен к состоянию дел в моей стране. Мне не пофиг это! Если у меня в ресторане грязные тарелки, неопрятные официанты, свинарник на кухне, а я при этом молчу и хвалю свой ресторан, то я буду патриотом своего ресторана? Да ничего подобного. Наоборот. Патриотом я буду только тогда, когда буду добиваться того, чтобы в ресторане всё было чистым и комфортным, а еда вкусной и безопасной. Ты скажешь, что это тупой пример…

 

– Не. Не скажу, Игорь. Нормальный пример. Может быть, даже – правильный. А какую политическую позицию сейчас ты считаешь наиболее разумной?

 

– Золотая середина. Об этом и бабушка моя говорила, и мама. Золотая середина! Я что, думаешь, правых не видел чокнутых на всю голову? В «Союзе правых сил» всяких насмотрелся. Что там, не было уродов моральных? Да были. Некоторых лично знал. Они везде, у всех партий есть. Но другое дело, когда человек чего-то искренне хочет или как профессионал добивается, чтобы улучшилось положение дел в экономике, в социалке, – и когда просто бабла хочет для себя срубить. Это разные вещи.

 

– А как думаешь, что ждёт нашу экономику в ближайшее время?

 

– Насчёт экономики отвечу метафорой. Экономика – это корова, которая вместо травы жрёт инвестиции. Больше инвестиций – больше молока. Инвестиции же чаще всего идут туда, где как можно меньше потрясений. Туда, где основные правила игры не меняются десятилетиями, а то и столетиями. Сравните прямые инвестиции в Россию в 2013 и 2015 годах – и станет всё ясно. Один мужик вообще решил корову не кормить. И знаешь, что стало?

 

– Сдохла.

 

– Ага.

 

– А тебя лично больше всего что не устраивает?

 

– Меня не устраивает, что курить запретили!

 

– Да ты что?

 

– Ну, согласись, в России люди живут отдельно от законов! Зачем создавать такие законы, заранее зная, что люди будут от них отдельно жить? Почему, допустим, швейцарцы, хотя 75 процентов не курят, проголосовали два года назад большинством голосов, чтоб остальные 25 процентов (которые курят) имели возможность курить в ресторанах и кафе?

 

– Чтобы общественное согласие не нарушать?

 

– Ну, конечно! Чтобы не разделять людей. Но мы, когда создаём законодательную базу по образу и подобию западных стран, только худшее берем. Такое у меня ощущение создается. А жизнь ведь не чёрно-белая, я ещё раз говорю. Я всегда был против, чтобы в «Киото», в «Стрижах» курили. В этом смысле мне закон как бальзам на рану. А вот в бары люди специально приходят, чтобы покурить. Это неотъемлемая составляющая их отдыха. Отдыха, понимаешь? Людям должно быть комфортно и отдыхать, и работать.

 

– Комфортной работы не бывает. Она вся противная. Это я тебе как старый лентяй говорю…

 

– Ну, согласен! (смеется)

 

– Хорошо. А ты, будь в Государственной Думе, какие бы законы принимал? Какие бы лоббировал хотя бы?

 

– Ничего себе вопросик!

 

– А как ты хотел? Люди, которые берут на себя смелость (или грех) обсуждать других в других проявлениях, они должны представлять себе, как было бы идеально?

 

– Томаса Мора надо читать!

 

– Ну так наверняка ты читал…

 

– Я вот вышел в Москве из аэропорта и понял, насколько в Хорватии отвык от такого количества запрещающих красных кружочков: запрещено прикасаться, запрещено курить, запрещено продавать алкоголь – просто ужас какой-то!

 

– То есть тебе мало свободы?

 

– Мало. Причем я о таких маленьких свободах говорю! Не о глобальных. Не о тех, для которых нужно менять что-то всерьёз. О крохотных таких свободах, которые позволят человеку чувствовать себя спокойнее, лучше. Сплошные запреты. Ну попробовали бы по приколу что-нибудь взять да разрешить. Та же Яровая. Прославилась бы. Сейчас в Питере запретили ночью совсем продавать алкоголь после песни Шнура, что в Питере пьют.

 

– Но там же, в Питере, поставили мемориальную доску Маннергейму. Это тебе не свобода нравов? Человеку, который способствовал блокаде Ленинграда и гибели сотен тысяч, повесили мемориальную доску в этом городе.

 

– Собственно говоря, доску тому Маннергейму установили, который в русско-японскую воевал, а не тому, который финскими войсками руководил во время Великой Отечественной. Это, конечно, одно и то же лицо, только акцент другой: доска-то ему за заслуги перед Россией, а не как верховному главнокомандующему Финляндии.

 

– Но это же всё равно свобода? Нет?

 

– Ну, нужно было властям как-то на мост Кадырова реагировать. 1:1! (смеется)

 

– Ну слава Богу, хоть тут всё неплохо!

 

– А я никогда и не говорил, что всё совсем плохо у нас. Я не считаю так.

 

– Подожди! Я где-то читал интервью с тобой, и у меня создалось полное ощущение как раз, что всё плохо: и в стране, и в Иркутске…

 

– Собственно, я сам, когда прочитал тот материал, то немножко подофигел. Просто журналист что хотел написать, то и написал. Или как понял.

 

– Так вот и я удивился, зная тебя...

 

– Мы сидели, разговаривали о куче тем, событий, проблем. Человек взял и вырвал из контекста отдельные высказывания, интерпретировал их, добавил своего… Зачем? Честно говоря, у меня эта статья месяц жизни отняла. Я только успокоился, и то – кто-нибудь возьмёт, да и напомнит, как вот ты сейчас!

 

– А что тебя там особенно не устроило?

 

– Да я вообще не говорил о том, что всё плохо. Я говорил о том, что всё относительно в жизни: и плохое, и хорошее. Или вот я говорил, например, дословно: «встречи ветеранов». А девушка пишет: «ветеранские пирушки». Я говорил: «изрядная доля времени упущена» – а она написала, что уже поздно, и ничего не сделаешь. Ну это разные вещи! Согласись?!

 

– Соглашусь.

 

– Она пишет, что моя родина – бурятская деревня Хараты в 230 км от Иркутска, а на самом деле, как известно, это русская деревня Харат, 97 км от Иркутска. Бред на бреде. Я сам до конца не дочитал, плюнул…

 

– Но было поздно? В Иркутске на эту статью многие обиделись…

 

– Ну, те, кто меня не знает, может, чего-то и подумали, а те, кто знает, просто должны были не поверить. Там только процентов 30 написанного – правда, остальное домыслы, интерпретация сказанного, причем поданная в некорректной форме!

 

– И что? Тебе твою прямую речь перед печатью на согласование не присылали?

 

– Нет!

 

– Узнаю братьев-москвичей… И сестёр. В провинции, у нас, ещё соблюдают журналистскую этику – и такое согласование обязательно.

 

– Вообще, человек приехал на открытие нашего первого Харатс паба в Европе. Сам захотел. Деловой, солидный журнал. В таких ситуациях как не доверять? А получилась почти политическая дребедень.

 

– Ладно. Бывает. Зато опыт, как говорится, есть…

 

– Ну да!

 

– А Иркутск тебя порадовал по приезду? Честно?

 

– Я думал, что всё будет хуже.

 

– Из-за кризиса думал? Или… из-за того, что тебя нет?

 

– Хорошая шутка (смеется). Нет, я не особо горделивый. Из-за кризиса, из-за него. Думал, в магазинах будут полки пустые. Просто когда читаешь Интернет, там всё совсем плохо. Плохо–плохо. А зашёл – нормально, в целом, всё можно купить. И бизнес идёт понемногу. Тоже могло быть хуже. Думал, будет минус, а есть даже прибыль.

 

– Ну вот! Ты опять говоришь таким тоном, что кто-нибудь для себя прочитает: Кокоуров настроен пессимистически!

 

– Отчасти – да, отчасти – нет.

 

– Ну так ты и говори тогда: «Всё нормально в городе!».

 

– (смеется) Нормально никогда не бывает, нормально только в Мавзолее, остальным кладбищам до него ещё расти и расти! Жизнь идёт. Карнавал вон продолжают проводить, который мы начинали делать ещё 5 или 6 лет назад.

 

– Аа, точно! Ты же стоял у истоков…

 

 

Карнавал. Веселиться так веселиться!

 

– Хорошее дело! Три года делали его. А потом мне самому надоело, и я, честно говоря, отдал его городу безо всякого сожаления. Единственное, что надо доработать сейчас, как мне кажется, – восстановить связи с Амстердамом, Брюсселем. Карнавал у нас в Европейскую ассоциацию оформлен, и это придаёт ему статус международного, а этот статус предполагает обмен делегациями. Наши лучшие коллективы могут ездить туда, а зарубежные – сюда. Интереснее будет. И в этом изначально была мысль, не только в патриотизме. Но я так думаю, и до этого дойдёт!

 

– Ты говоришь: неинтересно стало… А что тебе интересно сейчас?

 

– Сейчас в планах есть строить гостиницы. Ну, не столько строить, мы не строители… Но я хорошо в эргономике разбираюсь, сам черчу планировочные решения, номера, все розеточки, все вентиляторы. Если 30 сантиметров есть место, я его выкрою, с линеечкой посижу, по каждому стояку, по каждому номеру. Вот эти хотим заниматься сейчас: проектировка, запуск, первое время работаем, а потом по желанию – либо дальше продолжаем, либо передаём уже собственникам.

 

– А кто это «мы»? Каждый раз это новое «мы» – или определенное «мы» какое-то?

 

– Ну, у меня есть команда именно по отелям. Мы же не только в Иркутске построились, но и в Улан-Удэ. «Мерген-Батор» такой там есть. В других городах идут переговоры. И в самом Иркутске, если крупный бизнес будет заходить, наверняка поработаем. То же самое, что и мы, делает «Марриотт», только «Марриотт» это делает за 5 процентов от оборота. А мы готовы взять процентик–полтора. В принципе, может быть такой хлеб. Теоретически.

 

– И ты в этом бизнесе только именно потому, что тебе интересно?

 

– Конечно! На жизнь я себе заработал, а очень больших денег я уже никогда не заработаю. Да, в общем, и не мечтаю. Такие деньги – это совсем другая жизнь. Не моя.

 

– Но твоя личная бизнес-планка – какова она? Твоя личная амбиция?

 

– Думаю, для начала штук 20 пабов откроем по бывшей Югославии в течение трёх–четырех лет, а параллельно у нас есть планы работать по остальной Европе и Америке. Также сейчас открываем вторую точку в Китае.

 

– Да уж, представляю… А почему тех же ирландцев или англичан нет до сих пор в Югославии? Они же победили? Они там всё разделили и хозяева теперь.

 

– Будут. Там уже австрияки и итальянцы командуют. Но пока они на самое лакомое лезут: открывают огромные сети супермаркетов и стройматериалов, максимально заводят свои бренды. Я не говорю про топ-экономику, исключительно про торговлю. И когда британцы зайдут с пивом, мы к тому времени будем в серьёзной обороне стоять со своими пабами, надеюсь. В Иркутске у нас похожая ситуация была уже. Когда мы табачкой занимались, в 90-е годы, была такая компания «Сава-интернешнл». Она шла по стране, города скупала и ставила свою розницу, свою доставку, свой опт. В Иркутск приехали, посмотрели – а у нас всё своё, и очень плотненько. Тогда просто нас обошли и дальше: в Читу, в Хабаровск – там открылись.

 

– А вы победили тем самым…

 

– Ну, победили – не победили, а 20 с лишним лет работаем.

 

– Да ты что? Уже так долго? Вот буржуи…

 

– В 1995 году открылись. И за это время, что характерно, зарплату ни разу не задержали, в отличие от многих. Через 4 года отметим событие. Сразу четверть века!

 

– Но ты же книгу одно время хотел писать? Беллетристику, насколько я помню.

 

– Я до сих пор хочу (смеется). Есть пара тем хороших. Есть задумки…

 

 

Беседовал Андрей Фомин

Иркутские кулуары