По ком гудит труба мира?

Подробности

Создано: 18.01.2014 14:20

Просмотров: 3205

Антон, как это ни странно, и по паспорту Чайковский, хотя многие думают, что это псевдоним, оказался в Иркутске случайно. Но скоро осознал, что ничего случайного в жизни не бывает, тем более в жизни человека творческого:

– Может, тебе это покажется знакомым, но в Иркутске меня привлек «питерский», если можно так выразиться, дух. Да-да, именно так. Я до сих пор отчетливо вижу похожесть некоторых районов и мест Иркутска на Питер, от ощущения полного «пространственного перемещения» практически. Причем до Иркутска (до 91 года, если быть точным) в Питере не бывал. В общем, судьба. Посетив северную столицу, будучи уже иркутянином, нашел полное подтверждение своим интуитивным озарениям. Иркутск-Питер, Один-В-Один. Ну и, собственно, остался в Иркутске по причине его «питерскости». Не стану притягивать к этому логическое объяснение. Иркутск оказался мне близок практически на уровне вдоха. Здесь оказался проездом с Западной Украины и настолько был захвачен городом, что остался. О людях и творческой атмосфере узнал уже позже, однако быстро «внедрился» в нее, всё в этом плане было тоже очень гармонично, совпало с внутренним мироощущением. На то время сравнивать было особо не с чем — был ещё в начале собственного творческого пути. Возможно, просто это было удачное сочетание — моих стремлений и той «сибирской» творческой среды...

Помню отчетливо рукописные, точнее «рукорисованные», первые афиши гремевших тогда панк-групп «Путти», «Горбатая сестра», поразившие своим свободным арт-модернизмом, помню сильное впечатление от «Млечного Пути», «Принципа Неопределенности»… Помню ауру сибирского панка в лице Летова и Янки, тусовки, репетиции, проекты, встречи... Естественно, атмосфера Иркутска в то время была очень творческой и андеграундной... Но всё же это не объяснит до конца моей привязанности к городу...

– Каким образом пришел к своей основной профессии — хирургии? – ещё вопрос к лидеру группы.

– К медицине я пришел через кровь, пот и слёзы собственного жизненного пути. Выбор профессии в моём случае, так же как и места жительства, был очень тернистым и непростым. Это тоже провидение, если хотите. Я побывал в шкуре разных персонажей, пока не был «водворён» в медицину. Это и кусок хлеба тоже, небольшой, но относительно стабильный. А я по природе не авантюрист совершенно. Скорее романтический прагматик. И ещё это — служение. В моём случае воспринимаю это именно так. То есть, вероятно, мог бы стать много кем, получить любую «официальную» профессию. Но сложилось так, что стал врачом, хотя до сих пор вздрагиваю, когда меня так называют… В далеком детстве – просто мечтал стать поваром.

Судя по тому блюду, каким накормил меня при визите в репетиционную комнатку Антон, – и в этом он был бы мастером. Казалось, что может быть проще упаковки обычных иркутских сосисок, пережаренных с десятком яиц, – но чтоб оценить прелесть его блюда, стоило вернуться в Иркутск.

– Когда удавалось больше писать песен и как приходит информация?

– Больше всего песен удавалось и удается написать, когда есть свободное время и, самое главное, свободная голова. Т.е. оптимальный вариант для поэта, автора, художника – нищета и одиночество. Однако я выбрал семейные ценности и постоянную работу. Выкручиваюсь, как могу. «Приходит информация» в любое время. Утро, вечер, ночь – уж и не важно. Для творчества не нужно впадать в транс. Простое перемещение в пространстве, например от маршрутки к маршрутке или от бодрствования ко сну, уже может послужить фоном для строчки, мелодии… Самое трудоемкое – довести всё это до законченного, оформленного состояния. Вот на это уже нужны особые условия – тишина и доступность инструментов производства: перо, бумага, инструменты. Хотя таких идеальных условий не бывает, конечно. Поэтому творим часто «на лету»…

Оно и понятно становится с каждым альбомом. Эволюция от «здорово, что мы все тут сегодня собрались» до драйва на колесах, при котором все свежие песни воспринимаются как кинохиты без отснятых для них роликов, – тоже чудесно. Как будто тот самый Питер пришел в Иркутск и стал трубкой мира. Или трубами мира. Или просто чаем с Чайковским. Вопреки каламбурам так и есть! Чуть лысоватый дядька постоянно двигается и что-то говорит, стараясь подхватить суть вопросов. Но чувствуется, он здесь и сейчас для того, чтоб явно отключиться от чего-то жёсткого и рутинного.

– Стихи в стол пишутся регулярно. Прозу не пишу принципиально – сторонник малых форм. Для меня идеальна форма японских трёх-, пятистиший. И важен звук стиха. Поэтому музыка. Я не помню ни одного своего текста наизусть. Я знаю только, как они звучат.

– Как онкология влияет на мировоззрение желающего быть услышанным?

– Она делает желание быть услышанным менее навязчивым по отношению к окружающим. Ведь часто люди страдают, и ты мало чем им можешь помочь. Самое лучшее – учить быть слушающим.

– Сколько времени отлёживается стих, прежде чем он озвучивается?

– У меня очень долго. Проходит сильные временные рамки. Весьма боюсь «озвучивать» свою готовую «продукцию» сразу, по мере «изготовления». Особенно это касается песен. Стихи, которые я оцениваю как «побочное производство», – те можно и сразу выдать на оценку узкому кругу. А песни иногда по 10 лет лежат, ждут своего часа. Иногда до них должны дорасти музыканты исполняющие, иногда слушающая публика. У меня очень много песен не ко времени и не в «формате». Но есть и вещи, за которые я изначально спокоен, потому что они мне самому нравятся, – эти идут побыстрее. А так – строгая очерёдность: сначала архивные закрома, а новьё – еще на выдержку в дубовые бочки.

– Когда ты попадаешь на природу или выходишь на сцену, что-то меняется?

– Когда выхожу на сцену – меняюсь сам. Весь. Когда попадаю на природу – меняется окружающая физика: количество кислорода, лучей, упавших на кожу, направление ветра…

– Для чего ты выходишь на сцену — сказать главное или же разрядиться?

– Одно без другого для меня не существует. Это называется «творческий катарсис». Другое дело, когда тебе рады и узнают – если не песни, хоть в лицо. Тогда можно спастись пантомимой.

– Когда говорят о медиках или музыкантах шаблонно, хочется вмешаться?

– О них всегда говорят шаблонно, так что смысла вмешиваться особого не вижу. Если речь не идёт про прямое оскорбление или искажение сути по дремучему незнанию предмета, что очень часто.

– Драйв добавляют куцые будни или чаще горячие репетиции в каморке?

– Горячие репетиции в каморке – единственное, что позволяет претерпевать куцые серые будни!!! Особенно это ясно с годами – когда мир меняется, а ты-то нет! Но ощущение погони за чудом есть.

 – Чем тебе интересны люди: своим опытом или же поиском своего пути?

– Опытом лучше. Путь есть у всех, даже у тех, кто его не ищет. Невозможно быть живым и не быть путником. Поиск пути для меня – это понимание, что ты по нему уже давно идёшь. Когда вдруг неизлечимо больной оживает вдруг, как человек с ножом в голове... Или когда человек идёт за хлебом – и вдруг оказывается моим пациентом. Или когда пациент узнаёт тебя как музыканта….

– Бывали случаи, что от музыки больше благости, чем от всех операций?

– Бывало и то и другое. Жизнь не бывает однозначной. Успех не бывает всегда постоянным. Все испытания нам даны для роста. Если выбирать «лёгкий путь», всё равно получишь свои испытания. Никуда не денешься. Особенно если захочешь остановиться, ничего не делая. Труба тебя разбудит – если не труба архангела Гавриила, то хотя бы крик ближнего твоего. И от этого становится чудно.

– Так что не спрашивай, по ком гудит труба мира, потому что она гудит по тебе?

– Ну да, наверное, как-то так…