Владимир Максимов. Город, в котором я...

Подробности

Создано: 28.05.2014 13:19

Просмотров: 2022

 

 

 Дважды мне представлялась реальная возможность перебраться на жительство в другие города…

 

Да не просто города, а столицы – бывшую и нынешнюю. То есть в Ленинград и Москву.

 

 

Тогда, когда я учился в аспирантуре, Ленинград ещё не был Санкт-Петербургом, поскольку было это в семидесятых годах уже прошлого, двадцатого века. И учился я в Ленинграде не абы где, а в Зоологическом институте, что расположен на самой стрелке Васильевского острова. И от которого очень легко, по Дворцовому мосту, можно, перейдя Неву, попасть прямо к парадным дверям Эрмитажа. Где я, кстати, очень любил назначать свидания знакомым петербургским барышням, увы, со слегка зеленоватой (по-видимому, от постоянной сырости) кожей. И встречался с ними в Эрмитаже обычно в Рыцарском зале. Нравилось мне там, среди рыцарских доспехов и оружия…

 

И всё вроде бы было хорошо и даже прекрасно. И учёба шла успешно. И шеф был мною доволен. И девушки, в основном тоже аспирантки, были славные, умные, интеллигентные, хоть и бледненькие, словно доедаемые анемией.

 

Более того, шеф мой не раз, всерьёз, после окончания аспирантуры в 1978 году предлагал мне остаться в Ленинграде, «женившись на какой-нибудь ленинградочке» – для обеспечения себя жилыми квадратными метрами. И место для работы подразумевалось в том же Зоологическом институте, на самой стрелке, как я уже говорил, Васильевского острова. У Ростральных колонн и красивейшего здания биржи…

 

И помню, что я стал всерьёз задумываться об этом. «Когда ещё выпадет такая возможность?» И однажды, размышляя так, незаметно для самого себя вышел на Дворцовую площадь. И остановился возле Монферранова «столпа» – Александровской колонны, на вершине которой ангел с крестом в руке упирался этим самым крестом в низкое тусклое январское небо с тяжело плывущими по нему серо-чёрными тучами. И такая вдруг тоска, ностальгия по солнцу, по янтарным стволам сосен, залитым ярким солнечным светом, по сверкающему снегу возникла во мне, что я даже зажмурил глаза, избавляясь, как от навязчивого миража, от окружающей меня действительности. Словно надеясь на то, что когда их открою, то увижу уже замёрзший Китой, по берегам которого как раз и растут эти самые залитые солнцем сосны. А вокруг всё бело от свежевыпавшего чистого снега…

 

Вот тогда-то, у Монферранова «столпа», посреди Дворцовой площади, я и принял твёрдое решение вернуться домой, в Сибирь.

 

+++

 

Вторая возможность остаться в большом городе, а конкретно – в Москве, представилась мне уже в восьмидесятых годах прошлого века, когда, с 1981 по 1987 год, я учился в Литературном институте имени Горького. Многие мои приятели-однокурсники из Тирасполя, Нальчика, Воронежа, Краснодара, Рязани, Перми остались тогда в Москве. И мне предлагали остаться, тем более что место для работы, в издательстве «Молодая гвардия» мне было официально обещано знакомым моего знакомого…

 

И снова соблазн был велик. Тем более что Москва мне нравилась. Да и сейчас нравится. Но я понял одну простую вещь, что я просто там закручусь. Забегаюсь по издательствам, по многочисленным презентациям, каким-то постоянным пирушкам, премьерам... При этом буду в основном вычитывать в издательстве чужие рукописи.

 

И очень сильно подумав, я отказался и от этого заманчивого предложения. А моё потенциальное рабочее место в «Молодой гвардии» занял мой однокурсник из Вологды, подающий большие надежды поэт. Не стану называть его имени, ибо как поэт он, увы, по собственному его признанию, не состоялся, растратив жизнь именно на вычитывание чужих текстов, чтобы зарабатывать себе на отнюдь не дешевую жизнь в столице. И за все эти годы, насколько мне известно, у него вышло только три тоненьких книжки стихов. А какие подавал надежды!

 

– Некогда писать, – признался он мне как-то по телефону. – Всё время беготня какая-то, как на тараканьих бегах.

 

Я же за эти годы, после Литинститута, выпустил десяток полноценных книг. Четыре стихотворных сборники и шесть книг прозы. Одна из книг – даже роман!

 

Так что правильно я сделал, что не остался в Москве.

 

И главное. Я всегда, с некоторой гордостью даже, чувствовал себя сибиряком, да ещё и казачьего сословия по материнской линии.

 

Помню, что как-то однажды я очутился в купе скорого поезда «Красная стрела», курсирующего между Ленинградом и Москвой, с двумя попутчиками – питерцем и москвичом. И перед сном грядущим (мне досталась верхняя полка) нечаянно подслушал их разговор, сводящийся в основном к тому, что: «Вот если бы я не был москвичом, я хотел бы родиться в Питере!»; «А если бы я не родился в Питере, я хотел бы родиться в Москве, ибо при всей культурности нашей северной столицы у нас всё-таки не встретишь, например, церквушку двенадцатого века…».

 

«А если бы я не родился в Сибири, то и вообще бы родиться не хотел», повернувшись на другой бок, подумал я – и сладко заснул. Потому что сибиряки – это всё-таки (настоящие сибиряки) совсем другие люди, хотя бы потому, что в Сибири никогда не было крепостного права… И прав, на мой взгляд, чудесный поэт Александр Трифонович Твардовский, написавший в поэме «За далью даль» такие о нас строки:

 

Сибиряки, молва не врёт,

 

Хоть с бору с сосенки народ,

 

Хоть сборный он – зато отборный!

 

Орёл народ! Как, в свой черёд,

 

Плечом надёжным подопрёт –

 

Не подведёт.

 

И разве подвели сибирские дивизии в самое критическое для нашей страны время, в декабре 1941 года, под Москвой? А потом и в Сталинграде? Нет, не подвели, и нам по праву есть чем гордиться. Духом нашим несгибаемым в первую очередь, свободолюбием, просторами нашими необъятными, радушием и добротой…

 

Поэтому и столицу нашей Восточной Сибири – Иркутск я люблю. Хотя Ангарск люблю всё-таки больше. Может быть, оттого, что город этот намного, на мой взгляд, уютнее, опрятнее, да и чище Иркутска. А может быть, оттого, что там прошли мои лучшие юные годы.

 

 

Владимир Максимов, литератор

Иркутские кулуары