Оказывается, Иркутск славился как вкусный город – на протяжении всего девятнадцатого столетия, да и начала двадцатого. Правда, гости нередко сетовали на дороговизну, но старожилы отвечали на это: в Иркутске нужно знать, ЧТО покупать, ГДЕ и У КОГО. Так вот, сто лет назад настоящее праздничное застолье не обходилось без предварительного визита в торговое заведение Амалии Христиановны Мецгер. В чём и убедилась недавно наша дежурная по времени Валентина Рекунова, совершив гастрономическое путешествие в Иркутск 1903 года.
Амалия Христиановна Мецгер, дочь немецкого мясника, не свыкалась с затяжной иркутской зимой. Но и здешнее лето её мало радовало: случалась такая жара, что колбасы в магазине натурально лишались чувств, даже и «Генералка» валялась в обмороке.
Когда на кустах перед флигелем Мецгер разворачивались первые листочки, Амалия Христиановна начинала повторять, как припев:
— Окорока лучше покупать запечёнными.
Из жизни окороков
Но обыватели из экономии требовали сырые окорока, и по выходе из магазина у этих красавцев начинались мучения: сначала их томили в погребах в ожидании дачной оказии, потом везли по жаре за Ангару или за Ушаковку – и опять опускали в погреба в ожидании лучшей участи. Когда же наконец запекали, они были уже крайне утомлены. А настоящий мецгеровский окорок должен радовать за обедом, потому что сама фамилия Мецгер означает «мясник», а фирма Мецгер – старейшая здесь, в Сибири, и очень дорожит репутацией. За пять лет в Иркутске колбасная мастерская Мецгер не получила ещё ни одного нарекания, но с середины весны Амалия Христиановна пребывает в тревоге и лишь в октябре облегчённо вздыхает: «О, mein Gott!».
Май нынешнего, 1903, года выпал на редкость приятным: дачная публика основательно запасалась провизией и при этом охотно следовала советам Амалии Христиановны. Но в первых числах июня гастрономическое заведение Мецгер посетила госпожа Грязнухина – и ветер удачи переменил направление:
— Отпустите мне самый что ни на есть большой окорок, но ни в коем случае не запечённый!
Самый тон Грязнухиной был таков, что Мецгер решила не прекословить. Была надежда на счастливый исход, но две недели спустя Грязнухина привезла окорок обратно – и в таком уже непотребном виде, что приказчик не смог его опознать. Покупателница указала на запись в торговом журнале и с видом победительницы отбыла в редакцию «Восточного обозрения». Хроникёр посочувствовал ей и даже приписал к её жалобе: «Интересно, какое дальнейшее направление было дано этому несчастному окороку?».
А вот какое: он был отправлен на экспертизу. Городской санитарный врач Михельсон провёл исследования и причиной гибели молодого окорока назвал его неправильное запечение г-жой Грязнухиной. Соответствующий документ был доставлен в «Восточное обозрение», и редактор, пожурив хроникёра, передал текст наборщику.
Но хотя реноме фирмы «Мецгер» было и восстановлено, Амалия Христиановна чувствовала себя разбитой. И поддалась-таки на уговоры домашних арендовать до конца лета дачку.
Не раздумывая, взяли ружья и организовали засаду
Местечко сыскалось живописное, дом – только что срубленный, с просторной верандой и с окнами на все стороны. Но так называемый «дачный поезд» представлял собой два прицепных вагона 4-го класса, и расписание было крайне неудобным: из Иркутска отъезжать приходилось в разгар рабочего дня, а возвращаться – в начале одиннадцатого утра. Приказчики, таким образом, оставались надолго без присмотра, и, подумав, Амалия Христиановна предоставила дачу родным, сама же решила довольствоваться садиком перед флигелем. Но её клиентка и визави (супруга высокого железнодорожного чина) угодила под выговор.Так неожиданно, что принялась оправдываться:
— Сами мучаемся, Амалия Христиановна, – непритворный вздох. – Муж говорит: чтобы изменить расписание, нужно гору бумаг извести в переписке с Петербургом. Думали воспользоваться недавним проездом через Иркутск начальника Сибирской железной дороги – и ведь, в самом деле, вручили ему петицию, и он встретил её сочувственно, но министерство-то молчит до сих пор…
Мецгер, ещё не остывшая, думала возразить, но статская советница искусно перевела разговор:
— Хотя порой и задумаешься: а надо ли выезжать нам на дачи, если там столь опасно теперь…
Амалия Христиановна попыталась припомнить недавнюю хронику происшествий, однако же затруднилась: сколько ни побуждала себя читать местную прессу, несвязанное с её делом, её семьёй откладывалось в долгой памяти. Вот и теперь колбасница посмотрела на чиновницу с недоумением.
— Ну так вот, – с явным удовольствием продолжала статская советница, – в прошлое воскресенье, часов, кажется, в восемь вечера мельниковские крестьяне играли в городки, а дачники принимали гостей. Вдруг скачет вестовой и кричит, чтоб крестьяне немедленно собирали помощь – потому что скоро-де здесь проедут пятеро вооружённых разбойников из Култука. Они убили уже одного бурята, забрали его скот и теперь думают затеряться в Иркутске. Их пробовали задержать в Олхе и Смоленщине, но уж больно отчаянно вся пятёрка отстреливалась...
— Вы так рассказываете, будто мы на фронте теперь… – невольно отстранилась Амалия Христиановна.
— Я тоже, когда читала в газете, то думала: а прочна ли наша входная дверь?
— Так как же поступили мельниковские крестьяне? – осторожно уточнила колбасница.
— А мельниковские крестьяне, представьте, бросились за ружьями и лошадьми! И сделали в двух местах засаду. Правда, несколько человек безоружных решили не подставлять свою голову зря.
— И это правильно!
— Дачники, скажем прямо, перетрусили и вместе с гостями ретировались в Иркутск!
— Думаю, что и мельниковским крестьянам следовало разойтись по домам, предоставив всё полиции.
— Но ведь известно, как малочисленна в уездах полиция… – несколько растерялась статская советница.
— Неудивительно, что она малочисленна: зачем же тратиться на полицию, если крестьяне безо всякой оплаты работают за неё?
Но тут колокольчик бонькнул, и в торговом зале один за другим показались три господина. Мецгер им улыбнулась – любезно, но в то же время и несколько озадаченно: «У всех расстёгнутые мундиры, будто и не нужно возвращаться в присутствие – а ведь сейчас только четверть второго…».
Статская советница и тут продемонстрировала осведомлённость:
— Николай Емельянович Маковецкий, губернский врачебный инспектор, вплоть до конца лета сократил подчинённым присутственные часы с трёх часов пополудни до часа.
Мецгер, кажется, не услышала, мысленно разводя уже покупателей по прилавкам, соображая, как плотнее наполнить их дачные сумки. Но вечером, разбирая весь день, недовольно поджала губы: «Вот, врачебный инспектор делает подчинённым удовольствия, а докторов и не дозваться потом: все по дачам разъехались!».
Амалия Христиановна знала, конечно, о ночных дежурствах в Михеевской городской лечебнице, но боязнь приступов и однажды поселившийся страх, что единственный доктор будет в нужное время на выезде, не давали ей замечать очевидного. Впрочем, за ночь все страхи рассеялись, и уверенная, спокойная Амалия Христиановна заняла своё место в центре торгового зала. И в жилу этого настроению явился посыльный: статская советница предлагала составить ей с супругом компанию в ближайшее воскресенье – в городском саду обещали немало занятного.
Главное, про калитку к купальням не забыли
В нынешнем, 1903, году Синельниковский сад, в просторечье именуемый Интендантским, открылся в середине мая – погода благоприятствовала. Правда, в разгар гуляния неожиданно пошёл дождь, но и он не смазал впечатление от новых, сплошь ажурных ворот, новенького же здания летнего театра (аж на 500 мест), миленькой беседки для оркестрантов, перестроенной буфетной веранды, способной вместить теперь, кажется, всех желающих. Характерно, что ценники не возвысились по сравнению с прошлым летом, и это неожиданное обстоятельство так обрадовало, что и скептики не покривили лица. Только позже, попривыкнув к садовому великолепию, побрюзжали немного:
— Да уж, обустроено только то, что приносит доход!
— Вот-вот! А бесплатные ретирады ниже всякой критики!
Арендатор не спорил, но всё же вставлял в оправдание:
— И ретирады у меня не последними пунктами значились, но Дума мне все планы попутала, назначив по четыре бесплатных гуляния каждую неделю. Тут уж не до ретирад, господа, а дай Боже не прогореть…
У полицейских были свои заботы, и сад усиленно патрулировали. Не всем это нравилось, между прочим, но господин полицмейстер остался непреклонен: он-то помнил, что прошлым летом в Интендатском произошло убийство (а уж скандалов и вовсе было не счесть).
Что до Амалии Мецгер, то воскресный вечер в приятной компании дал одно открытие из полезных: с тыльной стороны сада была специально устроенная калитка для прохода к Ушаковским купальням.
Несмотря на обилие водоёмов в Иркутске, удобных мест для купания не хватало. На Ангаре сносило течением, да и вода была слишком уж холодна; правда, Амалии Христиановне говорили, что в протоках меж островами спокойно и тепло, но туда ведь надо была добираться! Ещё рассказывали о тёплых заводях Иркута, куда якобы выезжали компаниями, прихватив самовар и корзины со снедью. Но, во-первых, Амалии Христиановне было некогда, а во-вторых, пикники сопровождались излияниями и неприятными сценами, а кроме того, кто-нибудь непременно тонул. Прошлым летом пляжное место на берегу Иркута и весь остров Любви оккупировали цыгане, и, несмотря на ранние заморозки (в ночь на 1 августа выпал иней, побито много овощей и цветов), их шатры ещё долго расцвечивали пейзаж. Что же до Ушаковки, то ей решительно не хватало глубины, а поэтому удалось обустроить здесь лишь одну купальню. Конечно, вечерами собирались большие очереди – притом, что владелец, господин Вощарович, жаловался на убытки. Арендную плату он находил непомерной, и в прошлом году управа пошла на уступки, что отнюдь не помешало Вощаровичу увеличить плату за вход с 10 до 15 копеек.
— Должно быть, много денег уходит на борьбу с заборной «литературой»? – язвил хроникёр «Восточного обозрения». – Её новейшие образцы обнаруживаются в купальнях ежесуточно.
Это подтвердила бы и Амалия Христиановна: когда в шесть утра отпирались ворота Интендантского сада, она уже стояла у входа. Не так чтобы и одна – чуть поодаль переминались несколько господ:
— Говорят, в Иркутске скоро откроют вторую купальню – на острове Любви, – радостно сообщал молодой ещё голос.
Справочно:
В 1902 г. был объявлен конкурс на аренду острова Любви под купальни, увеселительные и торговые заведения, и наибольшую сумму (372 руб. в год) предложил иркутский купеческий сын Иннокентий Иннокентьевич Бережнов.
– Да что ж тут хорошего, если купальня будет на острове? Лодки-то у вас, верно, и нет, – усмехался пожилой сослуживец.
— Да я ведь не о себе, меня и купальня на Ушаковке устраивает вполне.
— Многие, между тем, недовольны: в прежние годы владелец пивзавода Доренберг наводил в этом месте мостки через Ушаковку, что было удобно для жителей Знаменского предместья; теперь же арендатор купальни выставил возражения – и мостки не наводят уже.
Амалия Христиановна невольно прислушивается, думая о том, что, должно быть, и эти господа бывали у неё в гастрономе. И что лица клиентов сливаются, особенно в таком городе, как Иркутск, где одни приезжают, а другие – уезжают, немногое отложив в своей памяти. Это, может быть, и хорошо – позволяет сосредоточиться на семье и на деле.
Так размышляла Амалия Христиановна, не подозревая, как она знакома одному из купальщиков – господину Шангину.
Довольствовался кусочком небосклона
Да, Шангин был чиновник, но чиновник по случаю, а по призванию – астроном. Да, смотреть в небо лучше за городом, но все окрестности поделили уже на участки, обставили частоколом и написали при входе: луг господина такого-то, не ходить и не ездить! В общем, Шангин огорчился сначала, но после довольствовался и кусочком небосклона, открывающимся из его окна во втором этаже доходного дома – как раз напротив окон Амалии Мецгер. С весны Шангин оборудовал и смотровую площадку и на крыше: у него появилась убеждённость в скором открытии. Да, небольшом, да, интересном для него и нескольких знакомых, но всё-таки открытии. И да: чуть левее ковша Большой Медведицы Шангин обнаружил-таки летом нынешнего, 1903-го, незнакомку-комету!
Сначала она просматривалась в бинокль, а после стала видима простым глазом, и об этом уже невозможно стало молчать. В общем, Шангин подал небольшую заметку в «Восточное обозрение». В день публикации младший из чиновников долго тряс его руку. Старший, по обыкновению, усмехнулся. Прочла ли заметку госпожа Мецгер, сложно было определить, но Шангин не сомневался: прочла. Потому что Амалия Христиановна только с виду строга и суха, а недавно подала в газету вот какое замечательное объявление: «Продаются золотые рыбки».
"Восточное обозрение" от 21 мая 1903 года
Иллюстратор Александр Прейс
Валентина Рекунова- Нет, мне все у вас нравится, но хотелось бы побольше определенности в выражении политической позиции журнала… Вы все-таки за нынешнюю власть или против? А то читаешь «Иркутские кулуары» и часто не можешь понять, вы ругаете или хвалите…
Александр Ахмедов, студент