Феминизм в моде — это не «женщины сняли корсеты», а главной феминисткой была вовсе не Коко Шанель, как принято думать. Журналист Елена Стафьева рассказывает о том, что подготовило революцию в моде конца 80-х и что изменилось с тех пор. А также о том, почему современные дизайнеры хотят сделать женщин сексуальными, а те ходят в магазины с мужьями.

Вряд ли с чем-нибудь еще связано столько мифов, как с феминизмом, — по крайней мере, из всем известных социокультурных явлений. В нашем массовом сознании феминизм — это совершенно смехотворный набор из чего-нибудь вроде не брить волосы на ногах, платить за себя в ресторане и с негодованием отталкивать мужскую руку, подающую пальто или открывающую перед тобой дверь. В маскулинном сознании к этому еще обычно добавляется что-нибудь типа «некрасивые телки бесятся», потому что красивым все это, конечно, ни к чему, на них и так все обращают внимание. Между тем феминизм дал мужчинам не меньше свободы, чем женщинам, и это убедительно демонстрирует сериал Mad Men, где на заре феминизма все мужчины поголовно несчастливы оттого, что вынуждены быть мачо и соответствовать стереотипам традиционной, а следовательно, сексистской культуры. Именно феминизм освободил их от этого, позволил быть прежде всего людьми со слабостями, проблемами и фрустрациями, а не крутыми парнями, начинающими день исключительно с виски. В сущности, именно феминизму мы обязаны главным достижением современной западной цивилизации — абсолютно легитимной возможностью быть сколь угодно нелепыми идиотами и радоваться при этом жизни.

Но надеть мужские вещи — это еще далеко не феминизм. Настоящая феминистская революция в моде произошла сильно позже Шанель и даже позже Сен-Лорана, который тоже любил всю эту легкую перверсивность игр в мужское/женское. Происходит она ровно в то время, что и победа феминизма в обществе, — в самом конце 80-х-начале 90-х. И связана с появлением принципиально новых дизайнеров — деконструктивистов Йоджи Ямамото и Рей Кавакубо, «антверпенской шестерки», минималистов Жиль Зандер и Хельмута Ланга. Начинавшие в разное время, но именно к началу 90-х вышедшие на пик своей популярности, они радикально изменили представление не только о том, что такое модная одежда, но и о том, что такое в принципе красота. Разъять вещь на составные части и сложить их самым причудливым образом, чтобы убрать всякую инерцию восприятия, как делали японские деконструктивисты; сместить все пропорции, довести отдельные детали до гротеска, смешать уличное и кутюрное, как делали бельгийцы, или, напротив, нарочито упростить все до базового каркаса, убрать любые художества и украшательства, любой декор, как делали немецкие минималисты. Все это было бы невозможно без Симоны де Бовуар, Ханны Арендт и прочего феминистского контекста, в котором была сформулирована сексуальная свобода не только как отказ от пассивности, но и как иные способы выражения сексуальности.

В основе всего этого — радикально новые представления о женском теле и его красоте. Красиво — это не классическое «высокая грудь — тонкая талия — круглые бедра». Красиво — это в современном мире куда более сложное понятие, включающее самые разные смещения. Вдруг оказалось, что далеко не все женщины хотят затягивать талию и обтягивать грудь, что многие чувствуют себя куда комфортнее — а значит, увереннее, а значит — сексуальнее — в простых (или, напротив, переусложненных) вещах, оставляющих пространство между бюстом и окружающим миром, выступающих не столько гламурным декором, сколько броней, отделяющей и защищающей. И в этом случае женщине куда проще быть не объектом, а субъектом, то есть решать самой не только где, как и с кем, но и в чем. Одежда стала способом продемонстрировать сложность собственной личности, а не величину своего бюста. Ключевым при создании любого образа стало слово sophisticated, идеально определяющее сложный и рафинированный интеллектуальный вкус. Быть современной стало куда важнее, чем быть только красивой. Более того, без современности во всех ее проявлениях уже стало невозможно быть модной.