вверх
Сегодня: 18.09.25
3.png

Гала-концерт «Viva Opera!» как приговор системе музыкального менеджмента России

Концертные оперные аншлаги для Москвы — явление весьма редкое. Причем, аншлаги не кассовые, как в Большом театре, в котором у кассиров билетов нет, а на улице у перекупщиков — хоть батальон обилечивай, — а аншлаги фактические: когда билетов нет ни в кассе, ни с рук, и зал битком.

Гала-концерт Ольги Перетятько и солистов арт-проекта «Тенора XXI века» в «Новой опере» стал именно таким событием. Конечно, редчайший визит в столицу такой примадонны мирового значения, как Ольга Перетятько, не мог не отразиться на востребованности сложнейшей программы, привезенной в Москву певицей, но ведь концерты таких не менее известных и уж точно более раскрученных звёзд, как Хуан Диего Флорес, или Виолетта Урмана, или даже Вальтрауд Майер, почему-то не вызывают столь же массового ажиотажа у московского слушателя. Вернее, вызывают, но залы остаются почти всегда полупустыми.

Тут есть, над чем задуматься, ибо экономика концертной деятельности — вещь, грубо говоря, не совсем в себе: все интересующиеся проблемой прекрасно знают, сколько стоит участие в подобной программе того или иного исполнителя или столичного коллектива, и понимают, что при самых оптимистических подсчётах самоокупаемость таких программ начинается со 100 евро за билет в среднем.

То есть на каждый доступный нормальному москвичу билет за полторы тысячи рублей должен быть продан хотя бы один билет за 6,5 тысяч. А такие билеты как-то не очень стремительно раскупаются, отчего на концертах весьма серьёзных звёзд с мировым именем в зале и образуются «проплешины».

Очевидно, что организаторы гала-концерта «Viva Opera!» пошли иным путём, но после состоявшегося концерта поговорить хотелось бы о другом. Точнее — о другой.

Ольга Перетятько — сегодня уже признанная звезда бельканто, в репертуаре которой, вместе с тем, есть партии и Верди, и Вагнера, и Стравинского. О лауреатствах, включая «Опералию» Пласидо Доминго, и о многочисленных работах в фестивальных проектах под руководством таких мэтров, как Дзедда, Мета, Бонинг, Маазель, Минковский, Палумбо и других, напоминать сегодня, пожалуй, уже излишне, особенно после того заоблачного уровня вокальной техники, который певица продемонстрировала во время своего последнего московского концерта.

Признаться, я слежу за карьерой Ольги Перетятько на протяжении нескольких лет, слишком хорошо знаю и безусловные достоинства, и едва заметные недостатки её феноменального вокала, но именно поэтому мне так легко сформулировать то, почему таких голосов, как у Перетятько, сегодня единицы.

Прежде всего, важно отметить технические моменты. Это равномерно насыщенный диапазон с абсолютно уверенными «полюсами»: голос певицы свободно вписывается в самые сложные тесситуры, легко озвучивает пиротехнические фиоритуры с бисерными стаккато, продемонстрированными в арии Эльвиры из «Пуритан» Беллини, и вообще производит впечатление мастерски выделанного инструмента, способного не только творить ошеломляющие фокусы с динамическими крещендо (из великих примадонн, которых можно услышать сегодня, этим приёмом, насколько мне известно, в совершенстве владеет только Эдита Груберова), но и передавать целые гаммы чувств и эмоций.

Хрупкими диминуэндо было отмечено исполнение арии Джильды из «Риголетто», а «Regnava nel silenzio» из «Лючии ди Ламмермур» прозвучала с удивительной для этой партии осмысленностью фразировки и трезвостью мелодраматических акцентов, не говоря уже о какой-то «фармацевтической» точности интонирования. В каждом номере, включая «пиротехническую» каватину Фьориллы из «Турка в Италии» Дж. Россини, Ольге Перетятько удавалось не просто создавать осязаемый образ, но и наполнять его сугубо индивидуальными чертами.

Способность к такой театральной самоотдаче, к перевоплощению не столько механическому, сколько вокально-художественному, — не меньшая редкость, чем отточенность хрустального звучания.

Ведь «делать жесты» и «хлопать глазами» под музыку можно научить кого угодно, а вот озвучивать музыкальную фразу так, чтобы в ней светился образ, — это, боюсь, вряд ли под силу даже самым упорным и старательным солистам, имеющим голос, но не имеющим дара жить в пении. Очевидно, что одним трудолюбием, которым известна Ольга Перетятько в Европе и США, объяснить этот феномен невозможно: если у Вас есть слух, то просто попробуйте спеть какую-нибудь фразу из «Сигизмунда» Дж. Россини так, чтобы в ней засияла психологическая «биография» её героя или героини, и поймёте, что с таким талантом нужно родиться.

Конечно, всё то эстетическое пиршество, которым одарила во время концерта Ольга Перетятько своих московских слушателей, — результат её неправдоподобного трудолюбия. Причем, трудолюбия весьма разностороннего и, по-своему, универсального. Беда многих начинающих, как, впрочем, и многих продолжающих блестящих исполнителей состоит в том, что их «блеск» редко выходит за рамки самодеятельных перформансов, организованных «своими для своих». Но мало кому из непризнанных гениев приходит в голову одна простая мысль, что для того, чтобы заметили, нужно всегда быть во всеоружии.

Ведь многие потенциально интересные артисты просто ленятся банально учить партии! Кто-то потому, что языков не знает, кто-то искренне не понимает, — а зачем? Вот позовут — вот тогда. Ага. А зачем звать неизвестного певца на партию, которую он даже не знает, — это тот самый вопрос, на который мне пока никто из «вечно начинающих» не ответил. Но это к слову. А по существу:

Ольга Перетятько свободно говорит, если не ошибаюсь, на пяти иностранных языках.

Пестрота её профессиональных интересов — изумляет, а готовность защищать своё профессиональное кредо — заслуживает восхищения.

Ну, казалось бы, заметил тебя Дзедда (а ведь если тебя заметил Дзедда, значит, тебя заметил Бог), ну и чего же ещё желать? Работаешь ты с Минковским — ну, так ведь это же удача, которая далеко не каждому выпадает, разве нет? Нет!

Работоспособность Перетятько приносит певице поразительные результаты, продвигая её не только в творческом, но и в карьерном росте:

в последние годы певица уже не шлифует, а декорирует свой вокал, работая над красками, нюансами и оттенками всем давно известных партий и ролей. Вот зачем бы ей это было нужно, спрашивается? И не за эту ли творческую непоседливость у нас не любят самостоятельных и сильно талантливых?

Кстати, с этой точки зрения, Ольга Перетятько — весьма любопытный общероссийских феномен, ведь имя этой выдающейся певицы на слуху далеко не у всех меломанов даже в её родном Петербурге, не говоря уж о Москве.

Да и в самом деле: а от кого она вообще эта Перетятько? Да ни от кого! Вот сама по себе. Всё, чего добилась, — добилась собственным беспрерывным трудом и оттачиванием мастерства. По отзывам многих коллег, за лучезарной внешностью этой певицы скрывается стальной характер и невероятная воля к самопреодолению, но в какой области можно достичь творческих успехов без этих качеств? Тем более, если за тобой нет мощного продюсерского лобби. Всё это, конечно, поразительно, особенно на фоне арт-проекта «Тенора XXI века».

К своему стыду, именно во время этого концерта я впервые услышал, насколько сливочно сочный, маслянисто шёлковый и изысканно тягучий голос у солиста Большого театра Максима Пастера!

И вот чтобы передать свои ощущения от исполнения Пастером романса Неморино из «Любовного напитка», я позволю себе несколько эмоциональный риторический вопрос: какого чёрта такой прекрасный белькантовый тенор поёт в Большом театре практически «безголосую» партию Шуйского и прочую мелодекламационную дребедень?! Округлость звука, фокусировка, льющаяся манера подачи звука отличали и романс Энцо из «Джоконды» Понкьелли.

Не менее сильными открытиями стали для меня два других солиста — Александр Богданов, обладающий красивым тембром, продемонстрированным певцом во фрагментах из «Риголетто», и Александр Захаров, несмотря на серьёзное вибрато, ошеломивший мощными устойчивыми верхними нотами в импровизации Андре Шенье из одноимённой оперы Джордано и арии Де Грие из «Манон Леско» Пуччини. Но — вот кто сегодня из тех, кто регулярно ходит в оперу, знает имена Александра Богданова и Александра Захарова?

Да многие ли вспомнят работы Максима Пастера в Большом театре?.. Вопросы риторические. Да о чём говорить, если даже блистательный коллектив оркестра «Новой оперы», выступивший под управлением Сергея Кондрашева и отличившийся уникальной собранностью и мягкостью духовых, мало у кого на слуху из московских меломанов.

Ну, и что из этого следует? Чтобы состояться как артист и получить признание и известность, нужно непременно покинуть Россию? А без этого никак?

И в чём смысл нашей национальной самоидентификации, о которой мы так много слышим и любим поговорить, если те, кто решил связать свою творческую судьбу с родиной, не получают признания?

Причем, если вспомнить, что фантастический взлёт Галины Улановой был связан не с работой в родном театре, а с зарубежными гастролями Большого балета в Лондоне, то ситуация не меняется уже десятилетия, причём вне зависимости от государственной идеологической надстройки: наше общество, наше государство уже долгие годы не способно целенаправленно выпестовывать и поощрять таланты.

К сожалению, эта грустная мысль до сих пор остаётся горьким послевкусием после блестящего концерта.

 

Александр Курмачёв

Источник: http://www.belcanto.ru/

Nike Air Jordan 1 Retro

Добавить комментарий

Защитный код
Обновить

-Нельзя сказать, что "Иркутские кулуары" мы воспринимаем, как единственный источник информации, но то, что он заставляет взглянуть на привычные события под другим углом, это да. Это журнал, который интересно именно читать, а не привычно пролистывать, как многие современные издания. Не всегда мнения авторов созвучны твоему собственному ощущению, но определенно, позволяют увидеть многое из того, мимо чего сами бы прошли не останавливаясь. Бесспорно, "Иркутские кулуары" удачное продолжение телевизионного проекта "В кулуарах", который придумал и талантливо реализовал Андрей Фомин.

 

Андрей Хоменко, профессор, ректор ИрГУПС