Байкал стремительно превращается в кладбище

Подробности: Создано: 31.07.2015 09:48

«Чёрная книга Байкала». Под таким странным названием прошла в Иркутске фотовыставка известного фотохудожника Александра Князева. Одновременно презентовалась одноименная книга в форме E-BOOK. Посетители не увидели там ни слащавых пейзажей, ни умилительных кадров. Автор доступными художнику средствами бьёт, можно сказать, во все колокола: великое озеро гибнет! Люди, откройте свои глаза!

– Александр Дмитриевич, откуда такой пессимизм?

– Это не пессимизм. Это адекватность! Я ведь очень давно занимаюсь съёмкой Байкала – по сути, целую жизнь. Меня с ним связывают и радости, и печали. А сейчас здесь происходит катастрофа! И началось всё в 80-х годах, если не раньше… Тогда я стал свидетелем экологического кризиса на Байкале, и целый год провёл на озере почти безвыездно. То время было очень жестоким, очень суровым. Берега Байкала были завалены мусором с одной стороны, с другой стороны коптил Байкальский целлюлозный завод – и мимо Байкальска на автомобиле проехать было невозможно, приходилось закрывать окна. Да и то этот противный запах умудрялся проникать внутрь. Удивительно, как люди, жившие в Байкальске, привыкали к этому и чувствовали себя спокойно? К тому же всюду, особенно по восточному берегу, были залежи трупов.

– Чьих????

– Около двух лет на Байкале гибли нерпы…

– Вот ужас! А от чего?

– В то же самое время в Северном море с подобными симптомами погибал тюлень. Я всегда внимательно следил за международной фотографией. Так вот, на ежегодной выставке World Press Photo в Амстердаме, где выставляются лучшие пресс-фотографии текущего года, были представлены ужасающие снимки, связанные с гибелью северных тюленей. Ученые тогда быстро установили причину гибели животных – вирус пузырчатого лишая. Что любопытно, эта болезнь поражала не всех особей. Есть такой суровый биологический закон – закон избыточной популяции. Как только на некой территории количество особей определённого вида превышает её возможности или ресурсы, происходит вспышка заболевания, которое распространяется на часть популяции – и эта часть просто гибнет. Но оптимальное количество особей выживает. Вот то же самое случилось и с нерпой на Байкале. Но наша наука и коммунистические чиновники не беспокоились по поводу нерпы – умирает да умирает. Главное, что Байкал есть, он якобы вечный, он якобы нас переживёт. Но зрелище было угнетающее. И потом только, через год уже или два, когда эта эпидемическая волна прошла, гидробиологи установили, что это действительно была болезнь избыточной популяции. 80 тысяч особей – оптимальное количество нерпы для Байкала. А в тот год количество нерпы превысило сто тысяч.

– Почему так произошло?

– Дело в том, что это животное не имеет биологических врагов на Байкале, численность его регулируется только охотой. Несколько столетий подряд буряты охотились на нерпу, причем они убивали в больших количествах её детёнышей, которые имели вкусное мясо, целебное сало, хорошую шкуру, из которой шили обувь и одежду. Но потом коммунисты запретили убийство нерпы из якобы гуманных соображений. И животное расплодилось настолько, что природа была вынуждена вмешаться. Однажды мы шли по воде по Малому Морю. Увидели на поверхности болтающихся нерп, которые не ныряли и, по всей видимости, были больны. Мы одну подняли на борт, налили в шлюпку воды, положили её, полагая, что она, может быть, оживёт, что нам удастся довезти её до Листвянки, сдать лимнологам на исследования, но она умерла буквально на наших глазах. И это было очень страшно. В дальнейшем, путешествуя по восточному берегу, я постоянно запинался о трупы – обглоданные, необглоданные, загнившие. Ветра ведь на Байкале преимущественно дуют с северо-запада, и подохшую сгнившую нерпу выбрасывало на тот берег. Но буряты не очень тревожились этими обстоятельствами. Зрелище было настолько угнетающим, что я решил снять об этом фото-книгу. Пусть даже положить её, как говорится, «в стол», потому что я в то время ещё не издавался, ну и вдобавок свирепая цензура явно бы не пропустила эту книгу. Но я должен был это сделать, чтобы потом, когда-нибудь, кто-нибудь – товарищи потомки увидели эти фотографии и показали их народу, и задумались бы…

– Но всё случилось раньше?

– Да, несколько внутренних толчков заставили меня поднять и показать эти фотографии. Ну, во-первых, прошла информация о том, что на Байкале зреет очередной экологический кризис из-за избыточной популяции нерпы. Опять около 100 000 голов плавают по Байкалу, из которых 20 000 явно лишние и вот-вот заболеют. Вдобавок «зелёные» – экологическая общественная организация – беспокоятся, о том, что негуманно убивать нерпу, это жестоко, это развращает человека. Да, это так! Но они забыли о том, что никакие запреты природе не помогут, они чужды самому её устройству, как и сам феномен человека, кстати говоря. Один из крупнейших иркутских учёных высказал мысль о том, что человек и природа враждебны по сути своей, и аргументы были очень серьёзными. Один из главных аргументов, над которым стоит задуматься, это то, что человек, Homo sapiens, единственный вид, который допускает внутривидовые убийства, – в природе этого нет, это исключено. Там убийства происходят между видами. А в человеческом обществе – внутри.

– Ну да, действительно – это так!

– Человек по отношению к природе ведёт себя так, словно он запрограммирован на ее разрушение, это подтверждает любой экологический кризис, в том числе глобальный, который разразился нынче. В своё время Люк Бессон снял удивительный трехчасовой документальный фильм об экологическом кризисе. Он снимал его вместе со своей командой более 10 лет во всех точках земли. Фильм называется «Home». Он повествует о том, как мы разрушаем свой собственный дом, не понимая, что главный наш дом – это Природа.

– Интересно! И вы его видели?

– Да. И вот на Байкале опять всё сомкнулось: во-первых, история с нерпой, во-вторых, страшнейшая история со шламлигниновыми отвалами Байкальского целлюлозного завода.

– Но ведь его уже закрыли?

– Закрыть-то закрыли, но эти 6, 5 млн тонн шламлигнинов – их же нельзя переработать из-за того, что они смешаны с мусором и деревянной щепой, можно только утилизировать. Получается, под Байкалом заложена бомба замедленного действия, представляете? И никого не беспокоит эта ситуация! А её необходимо решать на правительственном уровне, поскольку утилизация 6,5 млн тонн обойдется примерно, как посчитали специалисты, в 40 с лишним миллиардов рублей и займет несколько десятков лет.

– И что же делать?

– Начинать нужно срочно, но ничего в этом направлении не делается, деньги на это в России вряд ли удастся найти, ну разве что у пенсионеров отобрать. Пенсионеры, может быть, и пожертвуют, но это не спасёт Байкал. Самое неприятное заключается в том, что полигон, где находятся эти отвалы, расположен на сейсмоопасном участке. Более того, он расположены в устье реки Бабха, по которой постоянно сходят селевые потоки. И если случится так, что землетрясением сдвинет большую часть селевых потоков, то произойдёт примерно то же самое, что и в Аршане в прошлом году, когда селем смыло всё. Тогда все отходы отправятся прямиком в Байкал. Учёные посчитали, что всё это будет равносильно сбросам неочищенных стоков Байкальского целлюлозного завода в Байкал в объеме 700–летней работы единовременно. Представляете, какая это бомба? Это вторая Хиросима. Байкала просто не станет, вся биота вымрет. Никого это не беспокоит.

– Ну, может быть, пока? Может, надо об этом ещё громче и чаще говорить? Делать всё, что в наших силах? Вы вот фотографируете, мы размещаем на нашем сайте информацию…

– Да, наверное. Но ведь это ещё не всё! Жутко обстоит ситуация с водорослями спирогира.

– Чем же она так опасна?

– Весь Байкал, всё его побережье за предыдущее десятилетие было застроено турбазами. Совершенно уродливыми, чаще всего их архитектура напоминает архитектуру ГУЛага. Рядом с Хужиром построена база отдыха, которую местные жители называют Бухенвальд, – архитектура точно лагерная. Так вот, все эти турбазы сливают неочищенные бытовые стоки из смеси фекалий и моющих средств, чрезвычайно вредных, в Байкал. Это плата за туристический уют на турбазе, где можно принять душ, не бегать в уличный сортир, а просто сделать свои дела в номере и, разумеется, внести свою лепту в загрязнение Байкала. А озеро этого никогда не принимало и не испытывало. Для него это нонсенс. В результате этого стала размножаться водоросль – спирогира, которая кормится моющими средствами, а именно фосфатами. Всё мелководье ею забито, и в некоторых участках на один квадратный метр 40 кг водорослей выбрасывается на берег. И ведь из космоса Байкал уже выглядит зелёным! Это опасно тем, что засоряются нерестилища бычка желтокрылки, который является пищей для омуля и нерпы, а также перестает размножаться знаменитая байкальская губка, которая является мощным фильтром, очищающим средством для воды. Ну и, наконец, эти зловонные загрязнения отвращают от воды, лишают возможности выпить её из озера. Сейчас, говорят, даже скотина не пьёт воду из Байкала. Чиновники делают вид, что спирогиры на Байкале нет. Более того, некоторые иркутские СМИ из верноподданнических устремлений или желания крупно угодить начальству публикуют явную ложь, упакованную стилистически в убогий донос образца 1937 года, «о покушении на национальную безопасность» (информационный портал «Бабр» http://newsbabr.com/baik/?IDE=137642). Этот танец на граблях в исполнении Максима Бакулева, может, кого-то и восхитит, но завтрашний итог окажется постыдным, – ложь долго не живет. Зимой, когда уровень Байкала был достаточно низок, спирогиру можно было уничтожить. Сейчас вода поднялась, и это позволяет водорослям размножаться очень усердно и легко. Более того, существует опыт одного японского озера и двух Великих американских, которые были заражены спирогирой и от которой удалось избавиться. Технология разработана, почему бы ею не воспользоваться?

И первое, что надо было бы сделать, это выработать закон, который бы запрещал любую поставку моющих средств, содержащих фосфаты, в байкальский регион. Стало бы тогда чуть-чуть проще. Но и, второе, следует обязать все турбазы поставить очистные сооружения. Всё существует, всё находится в зоне доступности, всё это можно установить – проблемы-то нет.

Ещё одно обстоятельство, которое очень напрягает, – это ежегодные сборы волонтёров из России, из-за рубежа, которые съезжаются на Байкал, на призывы зеленых, и убирают мусор, что крайне постыдно. Зазорно, когда за нами убирают наш мусор. Еще один признак нашей деградации, признанный публично… А ведь не сорить – это же просто!

– Согласна!

– Любимым местом отдыха моей семьи был перешеек Баргузинского залива, 50 км песчаного пляжа, заросшего плодоносящим кедрачом. Мы приезжали туда в августе и проводили 2–3 недели в палатке. Шишки были молочной спелости, их легко можно было достать. Залез на дерево, наколотил – и всё. Было много рыбы, рядом стояла рыболовецкая бригада. Каждую неделю они очищали невод, мы им помогали – и нам перепадала рыба. При том проблема чистоты байкальского берега была решена изумительно в те годы, в лихие 90-е! Дело в том, что там существует с давних пор Забайкальский национальный парк. Там работают мои друзья. Они без проблем наладили чистоту на своих берегах.

Как это произошло, я знаю из первых уст. Когда наступила безработица в начале 90-х, и был жесточайший экономический кризис, руководство национального парка выделило деньги на уборку мусора и пригласило для этого школьников из самых неблагополучных семей. И эти самые ребята ездили на тракторе с прицепом по берегу и собирали мусор. В конце сезона они получили денежки за свою работу и принесли их домой. Местные жители были в шоке: дети зарабатывают деньги, а мы – живём в нищете. Нам тоже нужно заниматься уборкой мусора! И все побежали, все ломанулись в национальный парк. Именно тогда местные получили толчок и пришли к выводу, что их берег должен быть чистым, и стали за этим следить. Они оборудовали стоянки на протяжении 50 км, где всегда были метла и грабельки. Для чего? Всё просто. Вы ночью жжёте кострище, а утром проснулись, видите – хворост везде рассыпан. Берёте вы эти грабельки и подгребаете. Всё хорошо, всё уютно, можно ходить босиком по травке, не накалываясь на остатки хвороста.

Рядом проходила дорога прямо по пляжу, по которой шёл трактор, останавливаясь возле каждой стоянки. Из трактора выходил мужик и говорил: «Можно ли у вас взять мусор?». «Ради Бога, бери! Вот мешок, мы всё собрали». Он забирал его, грузил, а нам оставлял чистый пакет. Через день обязательно он приезжал снова. Мы просто восхищались этой педантичностью! И мои дети, будучи тогда еще маленькими, поняли, что нужно каждую бумажку убирать за собой. Они получили воспитание и никогда мусор на берегу не оставляли и не оставят.

Люди видят плохой пример, говорят же, что дурной пример заразителен. Именно это сейчас и происходит. Но ведь благой пример воспринимается куда глубже и легче. Дурной же остается на поверхности. Раньше я очень любил приезжать на Ольхон осенью, в середине октября, когда уже туристов нет и когда наступают утренние морозцы. Осенний воздух на Ольхоне становится удивительно прозрачным, Байкал весь как на ладони, кругом прекрасный орнамент из разноцветной листвы. Но ужасно то, что, приезжая в туристические места, попадаешь на берег, усыпанный использованной туалетной бумагой и окруженный наспех построенными сортирами, которые никогда не убираются. Видимо, мы всё же отстаем в развитии от жителей Кении – и это грустно.

Помню, еще в 80-е годы, когда я бывал в Песчанке, там умирали ходульные деревья, которые были удивительным признаком Байкала. Деревья, это были в основном лиственницы или кедры, росли, зеленели, плодоносили в бухте Песчаной прямо на пляже, а корни их были на несколько метров оголены. Нужно было задрать голову, чтобы увидеть, где начинается ствол. Это происходило оттого, что они росли на песке, а его выдувало ветром. Местные люди беспокоились о том, чтобы туристы не подходили близко к этим деревьям. Специально была проложена тропинка по берегу в обход. Так никто не ходил в обход, ходили мимо деревьев, более того, там устроили пляж, лежали, топтались – и в результате эти деревья погибли! Песок вследствие большого количества человеческих шагов уходил вниз по склону, корни обнажались – и деревья ложились. Еще тогда, в 80-х, люди не понимали, что они находятся на кладбище. А сейчас, по существу, весь берег Байкала превращается в кладбище. Хорошо организованное природное кладбище.

– Как жаль!

– Да… и вдруг эту ситуацию не исправить, всё зашло слишком далеко, и вдобавок человеческое сознание находится в глубокой деградации. Беда-то вся в том, что деградация в природе очень заразительна. Человек вынуждает природу приходить в упадок своим отношением к ней, своим поведением. Чтобы что-либо исправить, необходима очень мощная человеческая животворящая воля, которая по своей силе была бы равна, чуть ли не равна, Божественной воле Творения. А истоков для появления такой воли я не вижу.

Необходимо срочно разрешить отстрел нерпы, изъять излишки популяции, чтобы эпизоотия не разразилась вновь. Это ведь очень опасно! Трупы нерпы не валяются просто так – они пожираются хищниками из леса. А этот вирус – пузырчатый лишай, или чумка плотоядных, – болезнь, заразная для всех млекопитающих.

Не стоит забывать и про отвалы.

И – самое главное – нужно вернуть Байкал местным жителям для их традиционных занятий: охоты, рыболовства, разведения скота. Их научили зарабатывать деньги на туристах – они этим занимаются. Но это не их природное занятие, а это занятие извращённое, которое пришло в результате деградации. Что случится, если все уйдут в официанты??? На Байкале нельзя культивировать туризм! Это не та территория. Развитие туризма на Байкале – совершенно ошибочная тенденция. Коммерция и Байкал – несовместимы!

Байкал – это единственный колодец планеты, и однажды, когда разразится глобальный экологический кризис – а он на подходе, все соберутся здесь из-за простейшей нужды – водички попить, а будет неоткуда.

Тогда и посетит всех нас пессимизм, и судить будут нас по делам нашим…

Nike Air Jordan 1 Retro