вверх
Сегодня: 19.07.25
11.png

Невидимая сила

— Мы заказывали двух «Керенских», а нам выдали только одного, да притом суконного!
— Не угодно ли зайти завтра? После двенадцати обещали кожаных подвести.


Такой диалог можно было услышать в Иркутске сто лет назад, осенью 1919-го. Ибо война войной, а гардероб – по сезону. И моду никто не отменял, а популярность опять набирал Керенский – уже как фуражка. Об этом и многом другом читаем в новой главе «Иркутских историй, 1917–1920» от нашей дежурной по времени Валентины Рекуновой и ретро-иллюстратора Александра Прейса.

 

С приходом октября кружевные накидки на подкладке из шёлка ссылались на антресоли – вместе с лёгкими полупальто, так хорошо согревавшими в сентябрьские утренники. Вместе с тёплым платьем возвращались и старые разговоры о том, что осенний гардероб куда как дороже летнего, что добротные демисезоны послужат ещё, но головные уборы явно вышли из моды, и надо бы новые.


В выигрышном положении оказались члены потребительских обществ, объединившихся в Ирсоюз, ведь ещё в феврале нынешнего, 1919-го, года журнал «Кооперативное дело» объявил о приёме заявок на кепи и фуражки по заготовительным ценам. Для кепи взяли модный фасон «Американец», а фуражки предлагались на выбор – «Москвич» и «Керенский». «Москвич» был суконный, а «Керенский» – и суконный, и кожаный.

 

Фуражка Керенского


О да: после побега из Зимнего Александр Фёдорович вновь входил в моду – уже как фуражка. Недоброжелатели ёрничали в своё удовольствие, но член правления Иркутского союза потребительских кооперативов Иннокентий Михайлович Стругов задумался: «Когда он уходил из адвокатов в министры, то не только шляпу сменил на фуражку, но и фрак на френч, пальто – на рабочую куртку, и даже ботинки стал носить с крагами. В этом видят актёрство – но только ли оно? Чем-то же надо объяснить, что даже женский(!) журнал давал выкройку френча а ля Керенский. Может, он, как политик, раньше других почувствовал, куда клонится время?».

 

Стругов вышел в прихожую и оглядел оленьи рога, подаренные к прошлогоднему юбилею. Слева покоилась его летняя шляпа, многое повидавшая за последние месяцы. Справа приходила в себя меховая ушанка, недавно вынутая из шкафа и, кажется, сильно угоревшая от нафталина. А по центру расположилась новенькая фуражка – «керенка», как ласково называл её Иннокентий Михайлович. Мягкий, невыразительный козырёк, низкая тулья без каркаса, но всё же для встречных очевидно: идёт мужчина в уборе полувоенного образца. И френч «Керенский» тоже полувоенный: уже не китель, но ещё не жакет. Переходный вариант для переходного времени. «Вот-вот-вот, нынешнее время точно в них отразилось! – Иннокентий Михайлович облегчённо вздохнул, словно бы решил мучившую задачу. – А для тех, кто не любит «огород городить», подойдёт и простое объяснение: Керенский, мол, был народным военным министром, солдат хоронил, скакал по окопам – отсюда и краги, и куртка, и френч, и простая фуражка. Ха-ха-ха! Так и нам, кооператорам, невесть что приписывают. Но когда-нибудь после, в спокойные времена, я усядусь-таки за воспоминания. Есть же что рассказать, например, про июль 1918-го, когда мы схлестнулись с большевиками. Они ведь, оставляя Иркутск, вывозили и скот, и продукты; надо было вмешаться, но так, чтобы кровь не пролить. По серединке прошли, никем не пожертвовав и вернув-таки часть продовольствия городу! А вот станционные магазины и лавки не уберегли: в Маритуе наши насчитали убытков на 4 тысячи рублей, на станции Байкал – на 15 тысяч, а в Слюдянке – без малого на 28 тысяч.

 

Керенский в окопах


Кто-то из мелких предпринимателей тогда позлорадствовал. Да и в крупных торговых фирмах не опечалились: очень они озабочены нашим быстрым распространением. Если кто его и приветствует, так это местный инженерный корпус – он нуждается в крепком союзнике».


Стругов ещё год назад, на съезде кооператоров Восточной Сибири, обратил внимание на эту группу делегатов: их разговоры были густо пересыпаны всевозможными терминами.


— Конечно, мы грешим техническими подробностями, – рассмеялся его новый знакомец со звучной фамилией Борисоглебский. – Война оставила нас, в сущности, без работы, но идеи ведь продолжают рождаться, и этот процесс невозможно остановить. И вы должны понимать, что мы связываем с вами свои проекты.


— Они и нам интересны как связанные с местной почвой, на неё ориентированные. Договоримся!


— Жаль только, что наши сегодняшние договорённости «подправит» очередная мобилизация.


Она и «подправила», и продолжает «подправлять», вырывая последних молодых, энергичных работников.


«У военных разговор короткий, и эти их чрезвычайные меры, безо всякой оглядки на закон, становятся чуть не нормой, – сокрушается Иннокентий Михайлович. – Да сами же мы их и делаем нормой! Начальник управления Забайкальской дороги Зурабов при всякой заминке с кооператорами телеграфирует железнодорожному обществу потребителей: «Если настоящее моё требование не будет исполнено в кратчайший срок, вынужден буду доложить военным властям». В прошлом году Зурабов отобрал у главы правления служебный вагон и уволил со службы – вопреки уставу общества потребителей и собственно здравому смыслу. Личная неприязнь и желание «надрать уши» оказались сильнее опасности голодного бунта». А не надо бы начальнику железной дороги размахивать кулаками и подвергать смертельной опасности своих первых помощников, не допускающих голодных бунтов.


Общество потребителей Забайкальской железной дороги снабжало рабочих, служащих и членов их семей от станции Иннокентьевской до Маньчжурии и станции Сретенской, а также прилегающих участков Томской, Амурской и Китайско-Восточной дорог. Основано в 1899 году. На конец 1919-го имело в распоряжении 3 мельницы, кожевенный и мыловаренный заводы, сапожную мастерскую, обозы, огороды, пасеки, пекарни, столовые. Общество содержало Слюдянскую гимназию, 3 общежития, а также железнодорожные библиотеки, кинематографы, народные дома, книжный склад, театральный гардероб, декоративную мастерскую и пр.

 

Из журнала Кооперативное дело, 1919 год

 

 

Сибрабочий,  1919


Стругов, как посредник от Ирсоюза, улаживал конфликт Зурабова с обществом потребителей и был так расстроен, что целое воскресенье отпивался чаями у Корецких. А Иннокентий Михайлович вот уже пятый год жил в соседстве (дверь в дверь) с Ангелиной Кирилловной и сыном её Ипполитом. У него, вдовца, были две замужние дочери в Верхнеудинске, но по военным временам видеться доводилось не часто, и Стругов всё больше привязывался к Ипполиту. Обеспечил его и фуражкой по кооперативной цене.


Ипполит выбрал «Керенского» в кожаном исполнении. Суконный был куда как дешевле, но молодой человек уговорил себя тем, что сэкономит на валенках. Правда, восстала Ангелина Кирилловна:
— У Ирсоюза теперь своя фабрика, так что и цены будут низкие, грех не взять. Я и на лекарства у них записалась, ведь есть уже договор со Знаменской аптекой на весь 1919-й год, и все 64 названия (капли, мази, эликсиры, порошки и таблетки) обещают по самой низкой цене. Надо будет сообразить воскресный пирог для Иннокентия Михайловича!


Да, по воскресеньям Корецкие обязательно зазывают соседа на чай. Ангелина Кирилловна всячески поддерживает светскую беседу, и Иннокентий Михайлович замечает её старания и пытается соответствовать, но без особых успехов, так что в конце концов съезжает на любимую тему:


— Конечно, у нас нет такого размаха, как за границей: там, где в Иркутской губернии только десятки-сотни кооператоров, у них – тысячи. Вроде есть у нас и кожзавод, и завод мыловаренный, и конфетная фабрика, но ведь всё на стареньком оборудовании, а иного по условиям-то гражданской войны не достать. Я ещё удивляюсь интересу к нам иностранцев: на днях вот прибывает из Чехословакии правительственная делегация: хотят поставлять сельскохозяйственные машины в обмен на шерсть, кожу, масло. И англичане собираются уже в этом году.
— Англичане? – с оттенком недоверия переспрашивает Ангелина Кирилловна. – Ну для этого ведь нужны известные связи, знакомства.
— Так наш «Труженик-кооператор» закупает в Америке и бакалею, и галантерею, и обувь, и разную мануфактуру. Там и знакомства завязываются. Другое плохо: что нету пока возможности развернуться. А резервы-то есть – не все покуда вошли в Ирсоюз. Казённая-то палата ни с кем не пожелала объединиться. И почтово-телеграфное потребительское общество стоит покуда особняком, – взгляд с укором в сторону Ипполита.
Тот вежливо отмалчивается. Ему ни за что не признаться соседу в своём отношении к кооперативам. Но матери говорит:
— Они там по какому-то праву установили свои десять заповедей, представляешь? И главная: ни при каких обстоятельствах не покупать в частной лавке то, что можно купить в своей потребиловке. Даже если у частника ценник ниже.
— Но Иннокентий Михайлович уверяет, что не может быть ниже, потому что где частник – там и прибавочная стоимость. А у кооператоров её нет.
— Всё упирается в конкретных людей, а на каждую потребиловку не сыскать в равной степени честных, энергичных и толковых работников. В особенности теперь!
Ангелина Кирилловна недовольно молчит, но после соглашается:
— Да, и Иннокентий Михайлович говорит, что с последней мобилизацией их союз обезлюдел. А порядочных, энергичных и при этом толковых людей не хватало всегда. На это и супруг мой, а твой батюшка, сетовал.
— Ещё меня удивляет, что каждый частник для кооператоров – смертный враг. А по мне, так нужны и те, и другие.
— Может, ты и многажды прав, Ипполит, но прошу, не перечь нашему благодетелю: другого-то у нас нет.


К началу 1919-го года в Иркутской губернии действовало 441 общество потребителей. Расклад по уездам был такой: в Балаганском – 143, Иркутском – 107, Нижнеудинском – 84, Верхоленском – 69, Киренском – 38.


Кооперативная промышленность оперялась на простейшем производстве, открывая небольшие сушечные, колбасные, переплётные, мастерские по ремонту обуви. Следующей ступенью становились мыловаренные, свечные заводы, мельницы, лесоперерабатывающие, кожевенные заводы – с пошивом обуви простейших сортов.

 

 

 

Валентина Рекунова, реставрация фото: Александр Прейс

Иркутские кулуары

Добавить комментарий

Защитный код
Обновить

-Нельзя сказать, что "Иркутские кулуары" мы воспринимаем, как единственный источник информации, но то, что он заставляет взглянуть на привычные события под другим углом, это да. Это журнал, который интересно именно читать, а не привычно пролистывать, как многие современные издания. Не всегда мнения авторов созвучны твоему собственному ощущению, но определенно, позволяют увидеть многое из того, мимо чего сами бы прошли не останавливаясь. Бесспорно, "Иркутские кулуары" удачное продолжение телевизионного проекта "В кулуарах", который придумал и талантливо реализовал Андрей Фомин.

 

Андрей Хоменко, профессор, ректор ИрГУПС