Сто лет назад кроме известного размежевания на красных и белых иркутяне распались ещё на два лагеря – домовладельцев и нанимателей комнат и квартир. И на этом фронте ходили в атаки, и жертвы здесь тоже были. С подробностями разбирается наша дежурная по времени Валентина Рекунова. Иллюстративный ряд обеспечивает фотокорреспондент Александр Прейс.
Для Евгения Павловича Кузнецова, заместителя городского головы, день 18 сентября нынешнего, 1919, года был безнадёжно испорчен: под шапкой «Нашего дела» чернела траурная рамка: правление Иркутского союза домовладельцев извещало о скоропостижной смерти члена-учредителя и председателя правления Николая Иннокентьевича Ивашевского.
Это было неожиданно, странно: буквально накануне они долго говорили по телефону. И теперь, вспоминая непримиримый, даже яростный тон новопреставленного, Евгений Павлович виновато думал, а не с расстройства ли он и умер? Не будучи сентиментальным и тем более мнительным, он к концу дня всё-таки уверился: «Не без того». А вернувшись домой, восстановил все подробности последнего разговора.
«Шпыняете нас во все слабости»
Сводка Штаба ИВО от 22 декабря 1919
Ивашевский был явно взвинчен последним Указом Верховного и, как нередко бывает, искал «виновного» и скоро нашёл его в лице… местной управы. Молчать было невозможно, и он добился, чтоб Кузнецова вызвали с совещания к телефону:
— «Любезный» Евгений Павлович, ставлю себе в «почётнейшую» обязанность выразить лично вам и всем подчинённым «восторг» и «восхищение», «восхищение» и «восторг»: 15 сентября газеты напечатали новый Указ, а 16-го вы уже получили решение думы о его выполнении! Вас, право же, не поймёшь: то манежите из повестки в повестку неотложный вопрос, а тут раз – и вот она, дополнительная бельевая повинность!
— Про бельё вы правильно ухватили, но я всё-таки уточню: оно для больных и раненых воинов, проезжающих через Иркутск. Указ Верховного направлен к тому, чтобы жители всех городов от Омска до Иркутска встречали санитарные эшелоны и снабжали их самым необходимым и, прежде всего, бельём, в котором у армии Сибирского временного правительства большая нужда. Я-то полагал, вы об этом знаете.
— Мне известно ведь и другое: чем более надрывается общество, тем тучнее господа интенданты.
— Коротко говоря, мы опять создаём квартальные комитеты – они-то и будут выставлять к каждому санитарному эшелону по 100 горожан с бельём.
— А его заготовка ляжет на домовладельцев. Хотя мы и несём уже бельевую повинность – в пользу этой самой армии!
— Ничем не утешу вас: думская комиссия установит новые нормы поставки белья, а сколько они продержатся, только Богу известно. Всё будет зависеть от военных успехов или же неуспехов колчаковского правительства.
— Ну «утешили»! Я уж вижу теперь, что проще, дешевле и безопасней избавиться и от дела, и от недвижимости. Ну обложили же! Прихилились убогими лазарями и требуете «на бедность» тысячные налоги! Только за право иметь лошадь и экипаж я отдаю вам по 840 руб. ежегодно, плюс за каждую лошадиную силу мотоциклета, за велосипед, за собак, за добавочный кадр милиции и даже «налог за дым». Молчу уже про приютские сборы, дополнительный подоходный налог, временный налог и поставку белья для армии. Шерсть на баране не успевает вырасти, как вы её норовите состричь. Только-только заготовил свою долю белья для здоровых солдат, а вы уже выставляете счёт за раненых. Шпыняете нашего брата во все слабости да ещё и хвалитесь корреспондентам, сколь удачно составили приходную смету.
Домовладелец будет жить в… конюшне
"Наше дело" от 14 ноября 1919
— Услышьте меня, Николай Иннокентьевич! С необходимостью и боги не воюют – вот что я вам скажу. А ещё всем известно, как любят у нас прибедняться вполне успешные господа. На рынке иркутской недвижимости сейчас такие спекуляции проворачиваются, что лучше бы вам помолчать: дом, купленный в прошлом году за 35 тыс. руб., на днях продан за 125 тыс. По совершении купчей крепости новому владельцу предлагают уже 150 тыс.!
— Так то ж спекулянты, – Ивашевский несколько растерялся от неожиданного натиска Кузнецова. – По нынешним временам, недвижимость и покупать-то опасно: к дому и участку обычно прилагаются квартиранты, а уж это исчадие ада, поверьте.
— Закон разрешает их выселять! Разумеется, что не сразу, а полгода спустя.
— То-то суды завалены исками и апелляциями квартиросъёмщиков! Надо ли удивляться, что мой знакомый Закстельский не может вселиться в собственный дом на Троицкой! До того уж дошло, что он просит разрешения перестроить себе под жильё… конюшню на Зверевской. А домовладелец Овчинников арестован на 2 недели при иркутской тюрьме за то, что… вселился в собственную квартиру по Малой Ланинской, 7 без разрешения комиссии по уплотнению.
— А по моим сведениям, из 170 судебных дел не более трёх выигрываются домовладельцами – это вас не наталкивает на размышления? Всё, более говорить не могу, приходите в управу, если угодно!
Платят за каждое заседание
До недавнего времени заместитель городского головы Кузнецов с удовольствием повторял, что Февральская революция оставила неплохое наследство. И как пример называл два новых союза – домовладельцев и нанимателей квартир и комнат.
Последние пользовались помещением думы или какого-нибудь училища, пускавшего их бесплатно. Первые же арендовали зал 1-го Общественного собрания, с буфетами и прислугой, а для членов правления снимали поместительный кабинет на Большой. Квартиросъёмщики о подобных роскошествах не мечтали, зато платили комиссиям и правлению за каждое заседание и нанимали дорогого юриста, который выигрывал почти каждое дело и у мирового, и в окружном суде и судебной палате (по апелляции).
Не все иркутские квартиросъёмщики объединились в союз (в июне нынешнего, 1919-го, на собрание прибыли только около 70 чел., а в июле – около 50), но председатель правления Поликарпов ездил по городу с лекциями, а рассказать ему было о чём. Домовладельцы тоже шагали вширь, и их пример оказался заразительным: к февралю 1919 и Нижнеудинск обзавёлся подобным союзом: полковник Шипицын, смотритель зданий военного городка, бывший член Государственной думы Маньков и другие именитые граждане объединились, имея в виду не только хозяйственный интерес, но и предстоящие выборы в думу. В Иркутске они, кстати, прошли чрезвычайно удачно для блока домовладельцев – несмотря на отсутствие политплатформы, известных персон и собственного печатного органа. Возможно, сказалось и то, что все их противники вещали о высокой политике, ничуть не затрагивая интересы рядовых горожан.
Была опасность, что нашествие беженцев и дислокация войск взвинтят цены на жильё, но, к счастью, Омск выказал предусмотрительность: 7 марта 1919 Совет министров принял так называемый «квартирный закон», и весьма толковый. Ценник на жильё определялся теперь не прихотью домовладельцев, а прежде всего кубическими объёмами сдаваемых помещений, их близостью к центру и другими слагаемыми комфорта. По тому же закону, при управах создавались квартирные комиссии, включавшие в себя и домовладельцев, и нанимателей квартир и комнат. Но главную партию в них вели гласные думы. Они, кстати, учредили и специальную камеру для разрешения споров с хорошим названием – примирительная. И оклад председателя приравняли к окладу члена управы, в надежде, что исковые пошлины скоро погасят выделенный кредит.
«Приёмы чёрного террора домовладельцев»
Исков, действительно, оказалось, много, но в городском самоуправлении никак не рассчитывали, что конфликты примут характер эпидемии, а оскорбления и даже драки станут обычным явлением. И мало кто уже удивился, когда владелец особнячка на Матрёшинской, 5 господин Шапиро забил дверь на кухню для квартирантов Иерусалимских и побил их бонну. Газеты устало констатировали «приёмы чёрного террора домовладельцев» и «общее одичание нравов».
Только скоропостижная смерть члена-учредителя и председателя союза домовладельцев Ивашевского несколько отрезвила каждую из сторон, и в середине ноября заместитель городского головы Кузнецов наконец-то облегчённо вздохнул: « Делом занялись: при союзе домовладельцев создан торговый отдел. Он принимает заказы на заготовку дров, вклады на ведение торговых операций».
А 21 сентября, просматривая газеты, Евгений Павлович обнаружил «прощальный привет» от Николая Иннокентьевича, завершавший их спор: «Местный союз домовладельцев вместо венка скончавшемуся председателю пожертвовал пять тысяч рублей больным и раненым воинам».
Справочно:
На заседании Иркутской городской думы 24 июня 1919 г. утверждено повышение сборов с населения:
– сбор с торговых документов на 20-30%;
– сбор с промышл. и торг. предприятий на 10%.
Для частных лиц на основании постановления Совета министров от 10 апреля 1919 г. установлены сборы:
– С лошади 1-го разряда (беговая и выездная) – 240 руб. + 600 руб. с экипажа; с лошади 2-го разряда (рабочая, она же и выездная) – по 120 руб. + 150 руб. с экипажа; с лошади 3-го разряда (рабочая, обслуживаемая простыми телегами, санями и дровнями) – по 100 руб.
– С велосипеда – 30 руб.; с мотоциклета – по 50 руб. с каждой лошадиной силы; с пассажирского автомобиля, моторного судна и лодки (всё для личных потребностей) – по 100 руб. с каждой лошадиной силы; с того же, но для перевозки пассажиров – по 200 руб. с лошадиной силы; с грузового авто – по 50 руб. с каждой лошадиной силы, с парусной яхты – по 260 руб.
Из газеты «Наше дело» от 04.09.1919 г.: Новый налог. Городской управой на днях приступлено к взиманию так называемого дымового налога – на очистку дымовых труб. Это 2% с чистой доходности имущества. Сбор взимается вместе с оценочным и якобы его может не хватить на содержание управской трубочистной артели из 12 человек.
Валентина Рекунова, реставрация иллюстраций: Александр Прейс
ЖУРНАЛ КАК ЖУРНАЛ, ТОЛЬКО В КИОСКАХ НЕ ПРОДАЕТСЯ И ВЫХОДИТ РЕДКО. НУ, КТО-ТО ЧИТАЕТ. ШЕФ МОЙ, НАПРИМЕР... А БОЛЬШЕ ДАЖЕ НЕ ЗНАЮ, КТО ЕГО ЧИТАЕТ.
Наталья Попова, секретарь