Братский драматический театр находится в красивейшем здании города, где удобный зал и просторная сцена. Здесь небольшая труппа, поэтому все заняты, нет простоев и закулисных раздражений. Рядом с артистами – влюблённый в них директор Любовь Николаевна Кудряшова.

На этот раз я встречаюсь с театром в его доме, а то в последние годы наши свидания были редки и торопливы – на гастролях братчан в Иркутске.

 Пролог: три спектакля из прошлого

…Никаких, кроме театра, дел нет у меня в неуютном городе. Устроиться в удобном кресле в прелестном зале, закрыть глаза – и… зазвучал пронзительный с хрипотцой голос Антигоны. 25 лет назад театр устроился в своём первом, деревянном здании с клубной недо-сценой – но там зажглась настоящая жизнь. Помню талантливую чету – первого режиссёра театра Валерия Йонаша и актрису Ирину Джапакову с «Антигоной» Ж. Ануя в металлическом лабиринте, созданном питерским художником Геной Лавренюком.

Потом Ирина Джапакова пришла на иркутскую сцену, с нею связано первое явление Женьки – героини выдающейся пьесы ангарчанина Юрия Князева «Наплыв».

На удивление много важных театральных воспоминаний, оказывается, связано у меня с Братском. Вот три незабываемых спектакля разных лет:

«Человеческий голос» (Ж. Кокто)

Режиссёр Изяслав Борисов, актриса Ольга Ленец. Высший класс, Всероссийский конкурс моноспектаклей. Среди всех виденных и слышанных спектаклей по этой пьесе (есть ещё и опера Пуленка) – героиня Ленец единственная не обвиняла; и не столько страдала, сколько горько-счастливо растворялась в ушедшей любви. По-актёрски счастливо: ведь, в глубине души, для нашего подлинного, духовного «я» важно то, что любовь возможна, что она – была; а то, что она прошла… ну что ж, ведь и жизнь проходит – но только не на сцене. Незабываемый голос Борисова «за кадром»: никто, как он, не умеет читать стихов. Заслуженная артистка Ольга Ленец – любимая, в эти дни я увижу её не раз.

...С Борисовым – пожизненная дружба, мы вместе успели снять фильм о большом иркутском артисте Виталии Венгере; теперь, как Филинова в «Агонии», только и можно увидеть живого Изю в фильме «Виля». И услышать, как он читает стихи.

«Старший сын» А. Вампилова

Режиссёр Сергей Болдырев одним из первых догадался, что Вампилова больше нельзя возвращать в обстоятельства прошедшего времени и увядшего места. Вокруг музыканта Сарафанова возникал в спектакле оркестрик, в котором каждый из персонажей хрестоматийной пьесы раскрывался совсем по-новому – через музыкальный инструмент. Хотелось, чтобы артисты ещё и без фонограммы сами заиграли… Но теперь кажется – это единственное, что оставалось пожелать тому спектаклю, может быть, вообще лучшему у Болдырева – увы, тоже недавно ушедшего.

«Дядя Ваня» А. Чехова

Валентин Зверовщиков, сейчас – художественныйруководитель Иркутского театрального училища, а тогда – «главный» в Камчатском театре, счастливо предложил «спектакль-репетицию» как жанр. Продолжение проб, как в репетиции, – уже и на зрителе – сняло, как помнится, чуть ли не все возможные вопросы к мастерству провинциальных артистов: всё всегда можно было изменить, у каждого оставался шанс на неожиданную краску.

И удивительно легла такая игра на образ Елены Андреевны – заслуженной артистки Ирины Кузнецовой. Как правило, в разных спектаклях Елена Андреевна более или менее разочаровывает: она – источник несбыточной надежды, обещание страсти и неполнота присутствия, несмелость несостоявшейся личности. А здесь – ещё ничего не было известно, всё впереди: может, ещё прорвётся Иван Петрович (О. Кравзе) в новую жизнь с этой райской птицей.

…Ей-богу, получается – в кресле, за закрытыми глазами в этом милом театральном доме, – возможно, лучшая на моей памяти Елена Андреевна. Ирина Кузнецова много работает, увижу её в эти дни.

Теперь – сегодняшняя премьера, на которую я и приехал:

 «Провинциальные анекдоты» (А. Вампилов)

В прологе режиссёр Сергей Куцевалов даёт позвучать «другому» Вампилову (из малоизвестной сценки «Успех»). Артист В. Крумельницкий (скоро он станет Калошиным в «Метранпаже») – «задирает» меня, зрителя, да так убедительно, что аж поёживаешься в зале:

– (В зрительный зал, саркастически): Собрались? Вот и прекрасно, я знал, что вы придёте. Разве можете вы отказать себе в таком удовольствии? Ещё бы! Вы пришли сюда удивляться, гореть благородным негодованием, хихикать, злорадствовать, вы пришли сюда почувствовать себя положительными интеллигентными людьми, пришли осудить, заклеймить и растоптать меня всем стадом. Что ж! Я знаю, вам это необходимо. Вам всем, чтобы чувствовать себя хорошими, необходимо время от времени собраться и съесть одного–двух таких же, как вы, негодяев. Когда вам очень повезёт, вы съедаете хорошего человека… – и т.д.

Тут обещан конфликт, которого ждёшь с интересом. Вместо привычно ничтожного директора гостиницы в первой пьесе, вместо обрыдлых алкашей во второй – может быть, нам дадут на сей раз «съесть» хороших, во всяком случае – не плоских, настоящих, живых людей?

Вампилов небытовой – вот кого заждалась сцена. И здесь задан темп и преувеличенно-эксцентрическая игра – кажется, спектакль нащупал путь из окостенения «классика».

Но за (впрочем, неряшливой, суетливой) клоунадой Калошина (Крумельницкий) персонажу не удаётся обнаружить собственной правды: опять остаётся только «заклеймить и растоптать», а это давно надоело в череде вампиловских «Анекдотов» – от Москвы и до провинции.

От эксцентрики, не оставляющей места для собственно человеческого (Калошин), и до полного бытоподобия – колеблется по стилю спектакль. Виктория (Е. Нескромная) отказывается «подурачиться» и, оставаясь на сцене, порой пропадает из действия. Слои существования, не пересекаясь, компрометируют и эксцентрика, и «реалиста». Вот Рукосуев (Владимир Куликов): присмотреться бы к природе пожизненной дружбы с ничтожным Калошиным этого явно достойного человека, скорее всего нормального врача, – глядишь, что-то и открылось бы заслуживающее внимания в герое Крумельницкого. А так – один «лечит», другой «помирает» в слоях существования непересекающихся и по-человечески пустоватых.

Евгений Кунжаров (Потапов, метранпаж) – актёр с потрясающей фактурой: громадного роста, пластичный, крупные черты красивого, очень подвижного лица. Правда, здесь у него две роли – а даже в эпизодическом Боцмане в «Алых парусах» игры будет больше.

Блистательно эксцентрична Ленец (Марина, жена Калошина) – халда, вдруг способная и любить, и сострадать.

Забрезжило нечто, некий объём в обычно противном и пустом Камаеве – любовнике Марины. Здесь Камаев (Сергей Терпугов) неожиданно умный: он так затянет паузу с понятием «метранпаж», что понимаешь: этот – знает-не-скажет. И его игра «любовник–жених» для Калошиной-Ленец – может быть более изощрённой: это и корысть, но и любовь же!

В «Ангеле» – соседний номер в той же гостинице «Тайга» (театр находится рядом с гостиницей «Тайга»: кажется, излишний выход «на натуру» для нового, небанального Вампилова).

Во втором «анекдоте» – те же актёры, что само по себе занимательно и свежо (О. Ленец – жена Калошина и – уборщица Васюта в «Ангеле»). Но – никакая сценография: одна и та же «выгородка» с одними и теми же предметами: не только гостиница бедная, но – фантазия бедная. (В «Метранпаже» есть, правда, ещё не очень органичная символика чёрных движущихся ширм с «театром рук»).

Любопытно, что остро и неровно заявленная эксцентрика первого акта микшируется во втором, и – начинает работать. Фаина (Е. Нескромная) здесь «добирает» в игровом объёме в сравнении с первым актом. Однако чуть в сторону от эксцентрики – и бытовой «реализм» тут как тут: громогласный «санузел» справа; потом скрипка справа и шум «молодых» слева раздражают не только пьяниц, но и меня. Пусть бы и я в зале, и пьяницы на сцене раздражались не от вульгарного шума, а от усилия – расслышать скрипку за стеной.

Вечная проблема «алкашей» в «Ангеле» здесь не решена: физиология лишает их индивидуальности – и «съедать» Анчугина (В. Крумельницкий) и Угарова (С. Терпугов) не хочется: скучно.

(Однажды проклюнулось в Иркутском ТЮЗе решение для: цирк вместо физиологии… но уже на премьере Угаров с Анчугиным снова «опьянели» от успеха у случайного зала…

Вообще же чуть ли не впервые из двух «анекдотов» брезжит цельная пьеса. С азартом доигрывает во 2-м акте О. Ленец – баба-яга на метле. Здесь мерещится продуманная и оттренированная эксцентрика – стилевая перспектива и для спектакля, и для пьесы.

Пластическая рифма между первым и вторым актами: Калошин вылетает в окно, как бы устыдившись своей жизни; «Ангел» же с крыльями взлетает над сценой (у артиста Владимира Куликова – «ангела» – в этот день, 12 апреля, сын родился!).

В эпилоге спектакля вместо общей песни «По диким степям Забайкалья» (так в пьесе) Фаина (Е. Нескромная) читает монолог Сони из финала «Дяди Вани» – и это новый воздух для пьесы.

Пьесы Вампилова, которой давно уже тесно в «гостинице «Тайга».

 Эпилог: репетиция «Алых Парусов»

При театре появилась студия «Театр+». Артистка Доможирова – Ассоль – студийка. (И имя ей, кажется, тоже Грин придумал: Юнона.)

Эта Ассоль – находка: трогательная, искренняя, не очень зависит от неготового текста.

«Алым парусам» сильно везёт у нас в последнее время: они и в иркутском ТЮЗе, и в Иркутском театре кукол; ещё возникло движение любительских театров, называемое тоже «Алые паруса». Большая перегрузка для хрупких плечиков Ассоль: и на маршах Театрального фестиваля любительских спектаклей, и в ТЮЗе, и в Куклах – много людей, много историй, много грохота, напористый спор взрослых горланов: надо мечтать? не надо мечтать? – за всем этим любимую с детства девочку не разглядеть, не расслышать.

А здесь – дышится легко. Вместе с Ассоль запрокидываешь голову – и небо с морем меняются местами; и вокруг девочки не сплошь жлобы: вся деревня высыпала на пристань и хоть жалуется, а тоже головы запрокидывает и хоть на мгновение, да улетает вместе с залом – в настоящую, детскую жизнь.

Только детская жизнь, только жизнь в игре, только театр – настоящее в жизни. Глаз ребёнка – глаз настоящего зрителя.

Видеопроекции с переворачивающимся морем, музыкальные темы из хрустальной классики, пространство и мизансцены, сценографию – всё здесь придумал Валерий Шевченко, наш драгоценный мим, когда-то иркутянин, теперь москвич и центр всего российского пантомимного сообщества.

Почему с текстом проблемы? – Я попал на репетицию восстанавливаемого спектакля, который с успехом шёл, потом «завис», потеряв нескольких исполнителей, теперь возвращается. Это важная краска в репертуаре; и с текстом на самом деле проблем нет, потому что эта Ассоль может импровизировать бесконечно, по-детски погружаясь в воображаемые обстоятельства.

Пространство спектакля решено мастерски: пусто, просторно, сцена дышит любыми смыслами; легко и целесообразно она трансформируется из «трактира» в «магазин игрушек», потом в скромнейший интерьер для Ассоль и Лонгрена, потом в длинные ступени пристани, потом в корабль капитана Грея.

Верю в этот спектакль: дитя Валерия Шевченко – в надёжных руках артистов и режиссёра восстановления Сергея Терпугова (он же – капитан Грей). В заочном соревновании «Алых парусов» мой голос – за Братск.

В этом спектакле живут люди, на которых Ассоль может положиться: две феи театра – Ирина Кузнецова и Ольга Ленец; сумрачный и надёжный богатырь Лонгрен – Евгений Винокуров. Даже злодей Меннерс (Виктор Головин) со своим смешным «эстонским» акцентом не страшен: всех их по приказу капитана Грея призовёт на борт сценического корабля под алыми парусами Боцман – и никто не будет нежеланным пассажиром.

Символика финала: корабль под алым парусом, а на носу, свесив ноги с рампы, – Боцман Кунжаров – бесконечно переменчивый природный Арлекин.

На корабле – вся труппа (и службы тоже!).

Помните? – «И снова вперёд, как парусный флот, палаточный город плывёт»? – это про тот, во многом несбывшийся Братск.

В кабинете директора Любови Кудряшовой – отличный снимок театра, сделанный с 14 этажа дома напротив. Здесь красавец-театр перед большой площадью похож на бравый кораблик, отважно плывущий в свой – и города – завтрашний день.

Живой театр, душа города.

 Сергей Захарян

От редакции:

В кулуарах театрального и литературного Иркутска Сергей Захарян известен давно. Известен как большой знаток мировой литературы вообще и английской драмы в частности. Его обожают студенты, которым он рассказывает про Гомера и Шекспира уже не один десяток лет, и недолюбливают некоторые работники театров. А как ещё, скажите, актеры и режиссеры могут относиться к самому настоящему театральному критику? Сергей Амбарцумович не спорит о вкусах, а просто смотрит на сцену большими доверчивыми глазами и огорчается, если происходящее на ней по каким-то причинам недостаточно убедительно или старо. Таковы и его рецензии.

Мы предлагаем нашим читателям, нечуждым театру, этот своеобразный театральный ликбез.