Сделать интервью с экс-губернатором Иркутской области Сергеем Левченко мы планировали давно. Точнее, хотели, рассчитывали. Думали, вот подвернётся случай и надо бы обсудить кое-какие вещи, которые нам кажутся важными. Причём не только из разряда политических, но и житейских. С некоторых пор главному редактору «Иркутских кулуаров» куда более интересны в людях стали именно некие «человеческие моменты». То ли возраст, знаете ли, повлиял, то ли погодная аномалия. Смайл.
А Сергей Георгиевич всегда виделся нам, как ни крути, интересной, незаурядной личностью. Не все губернаторы у нас такого же, что называется, ментального веса.
И вот удобный случай предоставился, и случай не для интервью, собственно (когда один докладывает, а другой старательно записывает), а – для… разговора. Для откровенного, неформального общения.
– Сергей Георгиевич, я сейчас делаю фильм про Юрия Абрамовича Ножикова, с которым в своё время довелось много общаться. Мне кажется, его образ настолько «залакировали», что он, по сути, стал сказочным. Нереальным.
– Соглашусь. Это правда.
– А я хочу показать его негламурным, живым, в какой-то степени неоднозначным: таким, какой он был. И в связи с этим вспоминаю, как он отвечал порой на мои вопросы. Его спрашиваешь об одном, а он отвечает про другое. Ты его о долгах по зарплате бюджетников, к примеру, а он про надои. Про что ему надо было, про то и говорил. Вот с тех, пор, наверное, я и успокаиваю своих собеседников: «Спрашивать я буду, быть может, о том, что покажется неприятным, но всё-таки главное не вопрос, главное – ответ!
– Андрей, и я тебя знаю, и ты меня тоже. Не боюсь никаких вопросов. Более того, ценю в вас именно искренность, способность спросить прямо. А Юрия Абрамовича я тоже знаю хорошо. Мы с ним коллеги, работали в строительной отрасли. Например, строили Ново-Иркутскую ТЭЦ и другие объекты. Он же оборудование монтировал, а я монтировал сами здания: каркасы, площадки. И он всё время пытался на мне выезжать, постоянно говорил, что у меня что-то не готово, хотя не готово было чаще у него. (Смеётся.)
– Ругались?
– Конечно. Доходило до матов.
– Да ладно! Мне несколько человек в интервью для фильма сказали, что никогда не видели его грубым.
– В стенах «серого дома» – да. Я тоже от него ничего подобного не слышал. А вот на стройке… Там тебя просто и не поймут, если ты другим языком говорить будешь. Потом, правда, Ножиков выдерживает какое-то время, приглашает к себе: «Ну, не обижайся, ты понимаешь, я ж не буду говорить, что я отстаю. Это ж стройка!» «Да ну тебя!» – скажу ему, и всё. И нормально общаемся дальше. И кстати, когда его назначили губернатором, он звонил: «Хочешь быть замом по строительству?»
– Тогда вы замом быть не захотели, как я понимаю.
– Не захотел. Мне это не нужно было.
– Вот об этом «нужно или не нужно» мне сейчас особенно интересно… Что сегодня вас мотивирует? Лично я в этом году столкнулся с проблемой, как найти мотивацию делать то, что я делал многие годы. В своё время, когда пришёл на областное ТВ в новости, а это 1989 год, там работали операторы старой школы, всё снималось на киноплёнку. Но мы, молодёжь, пытались делать динамичную новостную программу, и для этого нужно было много снимать. Но операторы никуда ехать не хотели – дескать, МЫ ТАМ уже снимали! И сейчас я сам столкнулся с тем, что многое в своей жизни прошёл, сделал, повторения не вдохновляют. А у вас ведь тоже многое, очень многое уже было. Так что вас тогда мотивирует?
– Хорошо, что длинный вопрос… (Улыбается.) У меня было время посмотреть внутрь себя и найти ответ. У меня не изменилась мотивация – она такая же была и 30, и 40, и 50 лет назад. Я заведён, заточен на модернизацию, улучшение жизни вокруг себя, помощь людям, чтоб радоваться достигнутым результатам в той сфере, в которой я работаю. Я живу, работаю, дышу и стремлюсь к тем же целям, что и десятки лет назад. Не вижу оснований что-то менять. Ты, наверное, намекаешь, что многие политики, журналисты бьются как рыба об лёд, ничего не получается, потом запал заканчивается. У меня он совершенно точно не закончился.
– И вы усталости от жизни не чувствуете?
– Физическую усталость, когда пройдёшь за день 24 километра, чувствую. Но наутро, как только просыпаешься, у тебя опять дел громадьё – и это надо сделать, и это, и то. Какая тут усталость? Она отходит на дальний план.
– И часто вы по 24 километра проходите?
– Нечасто. Примерно раз в неделю. А каждый день – от 13 до 15 километров. Специально, чтоб чувствовать физическую усталость.
– А зачем? Начитались кого-то из медиков о пользе ходьбы? Так они же говорят о достаточности и 10 тысяч шагов? Я сам примерно столько нахаживаю…
– Я по жизни спортсмен. Когда первый раз в 4-м классе, в 10 лет, выиграл соревнования в школе среди своих сверстников по нескольким видам лёгкой атлетики – бег на 60 метров, прыжки в длину, высоту, метание мяча, – меня пригласили в секцию, и с тех пор в спорте. Это уже привычка. Я кандидат в мастера спорта по десятиборью, чемпион Сибири и Дальнего Востока, призёр России в институтские годы. А недавно, в августе, сдал нормативы для 40-летних на золотой значок ГТО. И это третий год подряд.
– Ну, круто! Правда круто, завидую. И всё же я вернусь к мотивации... Обычно для того, чтобы наполнить жизнь смыслом, советуют загрузить день мелкими делами. Но мелкие дела создают суету, иногда даже повышают уровень тревожности: тебя как будто не остаётся на что-то большое. А у вас остаётся время думать о чём-то большом? О чём-то мечтать, чего-то хотеть?
– Думаю, мелкие дела – обычно это привычные, нетрудные дела, они голову-то не занимают. Я вот иногда готовлю, например, еду, когда кто-то приходит, приезжает или какое-то событие, – люблю побаловать родных фирменными блюдами: чахохбили, сладкой колбасой (делаю её с детства), паштетом, карасями, жаренными в сметане. Но это ж не отвлекает голову, она-то занята теми задачами, о которых ты день и ночь думаешь.
– Позволю себе опять о себе…
– Не возражаю! (Улыбается.) Мне интересно тебя слушать.
– Мы недавно приехали из Японии, снимали там фильм о воспитании молодёжи, чем они отличаются от нас, чему полезному мы можем у них научиться. Записывали интервью с русской женщиной, которая там живёт. Спрашиваем, о чём мечтают рядовые японцы, и она буквально сразу отвечает: «Хорошо, вкусно поесть». Мы надеялись, там глубокая философская основа. А там вот так… Но мы задумались с женой: а о чём мечтают русские? Мне кажется, всё-таки не о еде. А – о любви, о счастье, о самореализации. О том, чтобы понять смысл жизни. А вы как думаете, о чём мечтают русские?
– Если говорить о сегодняшнем времени, к моему великому сожалению, мечты многих людей сводятся к тому, чтобы выжить. В стране официально 12 миллионов людей находятся за чертой бедности! Я верю в пирамиду Абрахама Маслоу, несмотря на то, что он американец: вначале всё равно стоят жизненные, витальные потребности. И пока их не удовлетворишь хотя бы в том виде, чтобы тебя это не сильно беспокоило, заботило, ты не сможешь большую часть своего времени думать о смысле жизни. Будешь думать, чтобы выжить, поесть, заплатить за жильё, за энерготарифы, которые для этих 12 миллионов даже слишком высокие. И ведь 12 миллионов – это лишь те, кто официально существует на прожиточный минимум, а если твои доходы на рубль выше – ты уже не относишься к тем, кто за чертой. А таких не 12, а 20 миллионов и более. Если ты наткнёшься на такого человека из этой огромной категории, десятков миллионов людей, они о каком смысле тебе будут говорить? Им нужно элементарное.
– Соглашусь!
– Потом, всё ещё очень сильно зависит от возраста. Молодые мечтают о будущем, о счастье в своём понимании, о создании семьи. Особенно это к женщинам относится. Мечтают о своём доме или уюте в доме, и это тоже материальные вещи. К сожалению, в последнее время мы потеряли тот уровень обеспеченности, который позволял раньше подниматься и думать о смысле жизни. Даже олигархи – я многих знаю – думают не о высоком, а о том, как сохранить свои деньги. Учитывая непредсказуемость нашей жизни, мы все находимся – а точнее, нас загнали в состояние рефлексии. Что-то происходит, и мысль у многих одна: ты должен выстоять, найти ответ. И это идёт сверху, с федерального уровня: отсутствие стратегии, целеполагания, внятной идеологии – к чему стремиться и так далее. Мы вот в это всё сейчас закопались и занимаемся выживанием, рефлексией и ожиданием, что опять что-нибудь в нашу жизнь, образно говоря, «прилетит».
– С нами понятно. Но у японцев-то с материальным получше! Не столько поводов для стрессняка.
– Конечно, мы не такие, как японцы. Но надо понимать и вот что ещё… Когда люди говорят о еде, это не значит, что они думают о еде. Допустим, китайцы, про которых тоже говорят, что они очень материалистичны в своих жизненных ожиданиях. Китайцы видят активное развитие своей страны, видят, как она меняется на глазах. Поэтому вряд ли они сегодня, даже разговаривая о еде, на самом деле об этом думают всё время – это просто привычка. Вот мы с вами о погоде говорим.
– Точно-точно! Мы очень много говорим о погоде…
– Да. А у них просто другие традиции, бытовые привычки.
– Когда вы были губернатором, насколько сильно мешали федералы – те самые, сверху, которых вы упомянули?
– Не могу ответить, насколько. Не могу это сопоставить с чем-то, обозначить степень вмешательства. Потому что начиная с 1987 года, когда я стал районным депутатом, потом председателем райисполкома в Ангарске, всегда находились те, кто мешает. Всегда и на любом уровне: и сбоку, и снизу, и сверху. Я вырос, сформировался – как управленец, как политик – в этой ситуации. А на должность председателя райисполкома я перешёл с должности генерального директора предприятия «Стальконструкция». А что, думаете, там не мешали? Вот я уже упоминал штабы строительных, где ты представитель своего предприятия, и у тебя задача отстоять позиции своего коллектива, но всегда немало найдётся людей, которые хотят тебе помешать. Так же и в партийных органах, на партийных совещаниях.
– То есть противодействие для вас – это норма жизни?
– Это обычное дело, ничего сверхъестественного. Меня это даже не удивляет... Разговариваешь с министром каким-то, у него хлопот и без тебя хватает, а ты приехал откуда-то из Сибири, понимаешь. Ты пытаешься до него донести свои проблемы, а у него миллион других забот. По большому счёту, это даже противодействием нельзя назвать, это скорее следствие нашей сегодняшней управленческой неразберихи. Если бы была понятна стратегия, было целеполагание, был план — всё шло бы по-другому. Я же и в советское время встречался с руководителями самого высокого ранга, мы часто подходили к решению того или иного вопроса с разных позиций, но мыслили-то в одном направлении! Как говорится, на вершину горы ведёт много маршрутов: я иду своим, зампред Совмина своим, но вершина понятна, видна. И это одна для нас вершина.
– Но что, этот путь не был тернистым?
– Да был, конечно. Порогов и шлагбаумов там тоже хватало. Но сейчас вообще броуновское движение, неразбериха, как-угодно назови, каждый тянет на себя, под себя – и вот это грустно. Особенно молодое поколение, которое растёт в этом броуновском движении, рефлексии, привыкает к тому, что общество живёт бесцельно, что государство не ставит для всех крупных задач. Мы, Россия, не можем жить ради того, чтобы только вкусно питаться и одеваться покрасивее. Нам нужны большие, масштабные цели и задачи – у нас менталитет такой. Впрочем, в Америке такой же. Трамп на этом и выиграл.
– Вы считаете, что русские – особая нация?
– Да все нации особые. Все! Просто нам с нашим менталитетом, с нашей особенностью сложно разобраться в особенностях других наций. Для этого нужно быть человеком сторонним, смотреть на всех одинаково, незашоренно. Когда ты погружен в своё, сложно разобраться в ментальности другой нации.
– Давайте вспомним об особости, или особенности вашего пребывания на вершине региональной власти? Вы жалеете о чём-то, что не удалось сделать во времена губернаторства? И к чему вы вообще шли? Вы же не собирались построить отдельно взятый социализм в отдельно взятом регионе! Вы здравый человек, не могли в это всерьёз верить, когда вся страна живёт в капитализме. Тогда чего вы хотели?
– Ты прав, перейдя на работу в исполнительную власть, я был занят на 100 процентов задачами, связанными с моей должностью в исполнительной власти, естественно. Но я прекрасно понимал, что избран я несогласованным, и это было первое несогласованное избрание в стране.
– Да вы что?! Первое вообще?
– Да. Потом пошли Приморье, Хакасия – многие посмотрели и сказали: «А что, разве так можно было?!» Я прекрасно понимал, что моя задача в исполнительной власти, раз уж туда пошёл – показать, что коммунисты умеют добиваться результатов лучше, чем согласованные, но согласованные неизвестно, по какой причине, товарищи. Мы же прекрасно знаем, кого часто назначают и при помощи Федерации избирают! Кого там только нет: охранники, водители, помощники, пожарные. У меня, в отличие от многих из них, был классический предыдущий опыт: я руководил предприятием, руководил районом, руководил городом Ангарском, где было 40 процентов объёма промышленности. Несколько раз поработал на федеральном уровне в качестве депутата, а это по факту должность на уровне министра. В отличие практически от любого предыдущего иркутского губернатора, у меня как раз были основания сказать, что я с этой задачей справлюсь.
– И справились?
– Справился. Считаю, что задачу я выполнил. И результаты работы говорят сами за себя. Но я этим работал, к сожалению, в пределах – знаете, как принято говорить в подобных ситуациях?! – той длины поводка, которая существует в сегодняшнем законодательстве в нормативной базе с подзаконными актами. Хотя даже в этих условиях у меня была задача доказать, что коммунист может добиваться серьёзных, лучших по ряду направлений результатов в стране. И я это доказал. Конечно, есть отдельные моменты, которые, может, нужно было делать быстрее или по-другому. В людях ошибался иногда – это тоже бывает.
– А в Госдуме сейчас вам комфортно?
– Недавно как раз общались с одним высокопоставленным федеральным чиновником, и он спросил: «Устраивает вас, Сергей Георгиевич, работа в Государственной Думе»? Ответил: «Не очень». Я человек другого склада, родился на производстве, где нужно принимать решения самому и отвечать за них, а думство — это другое. Конечно, опыт мой всё равно пригодился, все обращаются – я единственный из нашей фракции в комитете по энергетике, но из других фракций консультируются тоже, учитывая и энергетическое моё понимание, и территориальное. И я не жалею о тех годах, которые отдал моей родной Иркутской области как губернатор. А мой собеседник, который, надо сказать, тоже в какой-то мере пострадал из-за того, что меня избрали, говорит: «Знаете, а я тоже не жалею!»
– Давайте вернёмся в 2015 год? Вас не согласовали, но и выборы были честными, да? Итоги выборов, как я понимаю, не подтасовывали, и говорят, что это произошло по воле самого высшего лица, Владимира Владимировича. Так, может, он, давая команду не подтасовывать, согласовал вас таким образом?
– Когда стало понятно, что первый тур не выявил победителя, Путина спросили под телекамеру, что он думает о сложившейся ситуации. Он сказал примерно такое: оба парня бравые, оба хороши. А что он мог ещё сказать? Но я точно знаю: мухлевали у нас в регионе. Пытались намухлевать! Но у мухлежа тоже есть свои пределы. Когда мухлевали, вы помните, в 2001 году, там разрыв был всего лишь 4,5 процента. А здесь разрыв был около 30 процентов, по нашей аналитике, они до 16 процентов смухлевали, дальше уже ни времени, ни возможности не было.
– А что произошло на выборах в Думу Иркутска? Люди просто не пришли голосовать?
– Да, не пришли. Если посмотреть общий результат – 15 с небольшим процентов, а по некоторым округам от семи до девяти, то получается, что пришли те, кто, мы твёрдо знаем, сильный ядерный электорат. Ну и те, кого заставили. Остальная публика не пришла, не увидели, что при помощи выборов что-то можно изменить. Но сами власти ведь показывают: мы без вас обходимся, мы сами справимся – сидите дома. При помощи административного ресурса – люди же видят: кого заставляют, кого покупают, – показывают, что это не выборы. И на этом фоне тот прорыв, который случился в 2015 году, особенно показателен: а что, разве так можно было? Да, можно, и это повлияло на все территории России.
– А в Иркутской области такое может повториться?
– Конечно, оно и повторится. В следующем году.
– Вы уверены?
– Конечно! А как ты себе представляешь – человек в моем положении, лидер оппозиционной партии, уже участвовавший неоднократно, показавший хорошие результаты, сейчас говорил бы – что-то я не знаю, сомневаюсь…
– То есть вы пойдёте?
– Это зависит от многого. И на этот вопрос я отвечаю абсолютно честно: я не самовыдвиженец, не отдельная персона-индивидуалист. У нас выдвигает партия, делегаты со всей области на партийной конференции – тайным голосованием.
– Но психологически вы готовы?
– Да, я готов. Я же три раза участвовал в губернаторских выборах и все три раза побеждал по сути: и в 2001-м, мы знаем, и в 1997-м. Далеко вспоминать, но там смухлевали для того, чтоб в первом туре 50 процентов набрать – я это тоже хорошо знаю, знаю людей, они потом мне рассказывали, сколько мухлевали и как, это уже традиция.
– Но вас же опять не согласуют?
– Ты думаешь, меня это как-то удивит? В любом случае эта ситуация лучше, чем если бы и я, и вся наша партийная организация, все наши сторонники-союзники, которых десятки, даже сотни тысяч, сидели были и ждали: а может, согласуют? Когда там гонец приедет? А, согласовали – вот вам бумага! Этого ждать? Нет, конечно!
– В региональных телеграм-каналах всё время упрекают региональную КПРФ в том, что она постоянно во внутренних конфликтах и вообще ослабела под руководством то ли Сергея Левченко, то ли группы молодых коммунистов, которые рвутся к власти. Сможете прокомментировать?
– Безусловно. Я оцениваю ситуацию с разных сторон и аспектов. Каждый видит то, что хочет видеть, в том числе и в телеграм-каналах, там же много специальных, заказных вещей, их очень трудно отделить.
– Думаю, 80 процентов всего, что говорится в политических телеграм-каналах, это именно, как вы называете, специальные вещи. Под задачу дня, под повестку.
– Вот-вот. А если говорить о выборных делах объективно, то мы сегодня находимся в таком же состоянии, как перед 2015 годом: по количеству наших избранных депутатов разных уровней, глав, мэров и так далее. Конечно, те четыре года, что я работал губернатором, естественным образом был прирост, скажем так, наших сторонников, это стало модно или престижно, и мы серьёзно увеличили представительство во власти. У многих появилось желание за счёт нашей партии…
– У вас, по сути, увеличилось число неких «попутчиков»?
– Да-да. Разумеется. По сравнению с большим числом попутчиков, сейчас мы вернулись просто к нашему ядру до 2015 года. Хотя этот показатель даже несколько выше, чем тогда. Это подтверждает и то, что нас стали бояться больше, чем до 2015 года. Выводы делаю по тому, что наиболее ярких наших представителей, способных побеждать, просто снимают с выборов, даже не регистрируют. Если мы ослабли, почему вы снимаете наших? Значит, вы ослабли? Или всё-таки мы сильнее стали? Целая череда, целая серия: Братск, Тулун, Нижнеудинск и так далее. То есть в нас увидели опасность, значит, с нами можно справиться только путём недопуска до выборов? Такой ситуации до 2015 года не было, значит, мы выше. И по большому счёту есть немало мэров сегодня, которые были избраны в то время, когда я был губернатором от нашей партии, они остались, а многие и переизбрались – такого тоже до 2015 года не было.
– Думаю, на вас работает и то, что многие помнят времена вашего губернаторства…
– Конечно. Так или иначе, мы сейчас стали богаче на опыт моего губернаторства. Цифры ведь были провальными при Ерощенко, но значительно улучшились при моём руководстве: бюджет, государственный долг, социальная сфера, строительство, сельское хозяйство. Сейчас опять всё замерло, а то и падает вниз. Отток людей из Иркутской области увеличился – их и так уже мало осталось. А нам есть что предъявить, повторяю, как опыт, как результат работы губернатора и его команды. Плюс мы стали моложе – средний возраст партийцев и сторонников КПРФ снизился. К нам даже в это сложное время идёт молодёжь, причём в большем количестве, чем в то время, когда я губернатором работал. Значит, растёт число людей, которые не хотят мириться с той несправедливостью, которая существует. И в нас видят тех, кто эту ситуацию может исправить.
– А пионерская, комсомольская организации развиваются?
– Конечно! Мы продолжаем проводить все мероприятия, которые проводили раньше. Наши организации, если можно так сказать, заматерели. Если раньше, допустим, мы сильно напрягались, испытывали трудности, чтобы организовать пионерский лагерь, то нынче это обычное дело. Наступает время, мы к нему готовимся, проводим на уровне ничуть не худшем, чем раньше, и это для нас уже не экстремально. Больше 20 лет работает лагерь «Алые паруса». Уже 20 с лишним лет нас во всероссийской Байкальской комсомольской школе учатся лидеры региональных комсомольских организаций со всей страны! Раз в год мы им организовываем погружение – без всякой лишней информации. Я там всё время читаю лекции. А насчёт внутренних конфликтов…
Понятно, что иногда возникают трения между поколениями, это ж всегда так было. Молодому человеку всегда хочется всего и сразу. Естественно, старшие товарищи говорят: давай-ка сделаем не так, чтоб ты достиг, а потом всё развалилось, а подойдём к этому основательно. До вершины мы должны дойти все, а не один ты прибежать и всем потом рассказывать, какой ты прыткий, хороший. Мы все приходим вместе с тобой, потом думаем о следующей вершине. И вообще, ты хорошо подумал, вершина ли это? Или это боковая тропинка? Начинаем говорить. У нас же и школа молодого коммуниста есть, школа секретарей, мы единственные в стране, где всё происходит с дипломами и постоянным обучением. Вот начался учебный год, мы вводим новые механизмы — по видеоконференции десяткам людей по всей области преподаём. У нас в комсомольских и других школах учились нынешние руководители региональных партийных организаций…
– Как региональных? Со всей страны?
– Со всей страны. Первый секретарь Приморского крайкома партии наш выпускник, Сахалинского. Из европейской части приезжают – мы база, основа для подготовки кадров по всей стране. И пионерских, и комсомольских, и партийных. На наши пионерские лагеря приезжают командиры отрядов со всей страны, смотрят, как нужно работать, учатся. В этом плане не думаю, что мы ослабли. Внешне это может выглядеть так, что был период после того, как я ушёл из губернаторов. У ряда людей надежды, может быть, не осуществились. Но это жизнь.
– Значит, вы готовы дать бой?
– Я готов победить. И для этого дать бой на каждом квадратном метре. А люди готовы, потому что вместе с коммунистами, с нашими твёрдыми сторонниками огромное количество людей, которые видят, что происходит, не хотели бы дальше жить в этой несправедливости – как минимум. Они ждут, что представители органов власти всё-таки начнут их слышать. Этого нет сегодня, не слышат. Всё дальше уходит власть от простых людей!
Беседовал Андрей Фомин
"ИНТЕРЕСНЫЙ У ВАС ЖУРНАЛ, ЕСТЬ ЧТО ОБСУЖДАТЬ, О ЧЕМ РАЗГОВАРИВАТЬ, МОЖНО ТАКЖЕ И СЛОВО БОЖИЕ ДО ЛЮДЕЙ ДОНЕСТИ."
Протоиерей Вячеслав Пушкарёв