Команда «на взлёт»!

С Алексеем Фёдоровым, одним из лидеров Народного Фронта в Иркутске, мы знакомы давненько. Записывали интервью – правда, телевизионное – еще тогда, когда он в качестве, по-моему, президента Иркутского авиационного завода поднял в воздух знаменитый БЕ-200. И с тех пор всё как-то не доводилось перекинуться словцом – ну, вы же знаете, какими серьезными, общероссийского масштаба, авиационными делами после этого стал заниматься наш земляк! Только и видно было Алексея Иннокентьевича по телику с кем-то из первых лиц государства рядом. Вот и сейчас его прочат то в руководители комитета Государственной думы, то в федеральные министры даже…

– Алексей Иннокентьевич, а вы себя сами как больше сейчас ощущаете: столичным или иркутским человеком?

– Наверное, правильно меня считать просто русским человеком, россиянином. В последнее время я, действительно, жил и работал в разных уголках нашей страны, но в душе остался сибиряком: здесь отдыхаю душой. Люди здесь другие. Они лучше!

– Может быть, это потому так, что вы сформировались как человек, как специалист, как руководитель, в конце концов, именно в Иркутске?

– Это верно – я сформировался здесь. Но что это меняет? Мне приятно быть в Иркутске и общаться с людьми…

– Тем более, как я понимаю, когда есть что сказать доброго, позитивного?

– Нам, действительно, есть что сказать. И не только сказать, но и – сделать. Мы сейчас взялись за реализацию одного из самых амбициозных проектов в российском авиапроме – создаем среднемагистральный самолет МС-21. Это в перспективе достаточно крупное серийное производство: до 70 самолетов в год. Более того, при соответствующих потребностях рынка темпы выпуска могут быть увеличены до 80–85 самолетов. Причем самолеты этой марки будут выпускаться только здесь.

– Разговоры о МС-21 шли давно, но шли они, в основном, кажется, о 150-местном самолете?

– Совершенно верно. Когда мы делали предварительную проработку и формировали несколько лет назад свой бизнес-план, то более востребованной представлялась модель 150-местного лайнера – так называемая «двухсотка». Это подтверждали авиакомпании, с которыми мы провели тщательную работу, пытаясь определить, какой самолет им нужнее. Но за последние несколько лет рынок авиаперевозок тотально поменялся, и это частично отголоски финансового и топливного кризиса. Авиакомпании с учетом высоких цен на топливо стали меньше уделять внимания комфорту, предполагающему, допустим, большие кресла, проходы между ними и так далее. Во главу угла был поставлен вопрос о снижении себестоимости перевозок – для многих это вопрос выживания. И мы перешли на модель 180-местного самолета. Он выгоднее сегодня всем.

– А кто среди этих всех, в основном? Наши или буржуи?

– Наш внутренний рынок при всем к нему уважении не потянет окупаемость этого проекта. Изначально мы закладывали, что на рынок России и стран, которые экономически тесно связаны с нами, пойдет не более трети таких самолетов. 2/3 – это все-таки внешний рынок. Естественно, мы там будем конкурировать, но это нормально. Мы готовы к этому.

– Но вот я вспоминаю триумф БЕ-200 и те ожидания, которые возникли после появления этого самолета на рынке… Что-то пошло не так? Почему эти ожидания растворились, ушли в песок, не были реализованы?

– У нас, действительно, появились проблемы с БЕ-200 – при том, что самолет прекрасный и нужный. Он имеет непревзойденные характеристики, но его очень сложно внедрить в реальную жизнь. Мы, в частности, не учли, что инфраструктура эксплуатации таких самолетов практически отсутствует: гидросамолеты-амфибии перестали выпускать с конца 30-х годов. Например, чтобы подобный самолет успешно эксплуатировался, надо делать целую сеть гидродромов, и это огромные затраты.

– И какой же вы сделали вывод?

– Конечно, речь не идет о разочаровании в этом проекте, потребность в нем есть, но крупносерийного производства БЕ-200 быть не может, поэтому решили переместить производство в Таганрог, где вся структура как раз приспособлена под единичное производство. Теперь вся оснастка смонтирована там, и уже начали изготавливать первые узлы и детали. В 2012 году этот самолет поднимется в небо – заказчики есть. А здесь, в Приангарье, мы ориентируем производство на серийную продукцию.

– И за судьбу Иркутского авиазавода вы спокойны?

– Легко в ближайшие годы, конечно, не будет. Запуск такого масштабного проекта потребует колоссальных усилий инженеров, рабочих, огромных финансовых вложений. Но государство нам помогает. И важно, что определена стратегия жизнедеятельности предприятия, которая опирается на очень перспективный продукт. А своеобразной подпоркой этого проекта останется производство СУ-30 – машин, которые по-прежнему востребованы и будут востребованы еще значительное время. Кроме того, у нас есть проект лайнера ЯК-130, который набирает коммерческие обороты. По планам, мы к 2020 году должны сравнять по объемам производство гражданской и военной продукции. И всё создает прочную основу устойчивости, успешности предприятия…

– Алексей Иннокентьевич, я слышал ваше выступление на Байкальском экономическом форуме, и цифры, которые вы привели, впечатлили. Но… это не пропаганда?

– Какая же это пропаганда? Это цифры и факты. Производительность труда у нас, действительно, на порядок больше, чем в среднем по Сибири, а численность работающих с 2005 года возросла на 3 тысячи человек. По проекту Су-30МКИ за последние 5 лет обеспечен шестикратный рост объемов производства, и наша корпорация три года подряд признается в отрасли лучшим российским экспортером. А по проекту МС-21 ожидается, что объемы производства вырастут за ближайшие 10 лет в 4–5 раз. Это, по нашему глубокому убеждению, сломает тенденцию снижения доли промышленности в валовом региональном продукте, поможет привлечь серьезные инвестиции сюда.

– А как у вас настроение от политических передряг? Те же праймериз Народного Фронта, как я понял, были довольно выматывающими, нет? Многих как будто потряхивало, когда они выступали…

– Честно говоря, я не особо волновался, выходя на трибуну. Может быть, потому, что несколько лет возглавлял нашу региональную партийную организацию – и приходилось много выступать. А может, и потому, что рассказывал просто о том, чем занимался всю жизнь. Я после окончания института пришел на завод и больше 6 лет отработал конструктором, а после этого – заместителем начальника, начальником цеха, главным инженером и находился в постоянном контакте с людьми.

– Получается, вы вполне публичный человек?

– Не знаю, можно ли это назвать публичностью, но… Мне нравится говорить с людьми. И я всегда говорил. Если я готовился провести совещание по какому-то цеху, то прежде чем начать разговаривать с начальником, я разговаривал с рабочими и мастерами, слушал их. И мне кажется, у меня есть контакт с людьми – мы можем разговаривать откровенно. Во всяком случае, я никогда не боялся этого. Так что в каком-то смысле – да, действительно, имею опыт публичного общения.

– Мне показалось еще, что в этом году партия, членом которой вы являетесь, решила доказать обществу, что она не боится откровенного разговора?

– Вы имеете в виду сам прецедент с созданием Народного Фронта?

– Ну да. Партию власти критиковали последние несколько лет нещадно, и теперь вдруг… из уст её представителей слышатся тоже достаточно жесткие оценки по целому ряду экономических и социальных вопросов.

– Знаете, я вот вспоминаю годы, когда перестал существовать Советский Союз. Люди пошли за новой властью с таким воодушевлением, с таким энтузиазмом! Но не все и не всегда даже понимали при этом, куда и зачем они идут. Для многих важно было просто куда-то двигаться, как я понимаю.

– Эдакое коллективное помешательство взамен того, что стране повезло и не случилось гражданской войны?

– Вполне может быть. Не было никаких реальных политических программ у власти, но у людей были надежда, вера в то, что новое будет обязательно светлым и счастливым. Но потом ведь эйфория всегда заканчивается разочарованием. И «Единая Россия» как политическая сила как раз вступила сегодня в период, который следует за периодом повышенных ожиданий общества. Эти ожидания были подстегнуты еще и тем, что в начале 2000-х государство явно совершило поворот от полной бесшабашности и даже анархичности к стабилизации социально-экономической ситуации.

– Мы не только не развалились как государство, но еще и окрепли?

– Безусловно. Но в стабилизации многим видится уже и стагнация. Это вообще свойство человеческого характера: быстро привыкать к хорошему. Очень часто все мы не замечаем то позитивное, что в нашей жизни происходит, – воспринимаем это как само собой разумеющееся, как естественный процесс. Легче стало купить квартиру и машину – нормально! Проще съездить за границу и получить, например, образование за рубежом – нормально! Больше стало продуктов питания, разного рода техники и вообще всего, и это – просто годится! Такая сегодня оценка у многих: годится – и всё! Неважно, кто и какие усилия прилагал для того, чтобы это стало «годиться». Главное, что это уже есть. И такое отношение, конечно, создает проблемы для власти.

– Но ведь масса проблем не связана только с завышенным ожиданием общества?

– Согласен. Думаю, для того и был создан Народный Фронт – чтобы аккумулировать то конструктивное начало в обществе, которое позволит решить эти проблемы. Народная программа, Народный бюджет – это только первые шаги на этом пути. И шаги правильные…

– Иными словами, вы не согласны с тем, что Народный Фронт создан исходя исключительно из политтехнологических задач?

– Исключительно – нет, не согласен. Политическая технология, наверное, в этом присутствовала, но куда больше в этом политической необходимости.

– Сейчас много разговоров о явке избирателей. Такое ощущение, что все заинтересованы в том, чтобы её повысить. Как вы объясняете себе низкую явку, характерную для иркутян?

– Я думаю, мы просто плохо работаем с людьми, плохо объясняем, что означает гражданская, общественная ответственность. На мой взгляд, люди не проголосовавшие не имеют морального права критиковать власть – они палец о палец не ударили, чтобы изменить жизнь к лучшему. И наоборот: участвуя в выборах, каждый из нас вносит свой вклад в то, чтобы проблем стало меньше.

– Значит, вы ходите на выборы?

– О, я очень редко пропускаю день голосования – только когда бываю в командировках и не успеваю брать открепительный талон. Считаю просто своим личным долгом ходить на выборы.

– А 4 декабря где будете голосовать?

– В Иркутске! Конечно, в Иркутске…

Спрашивал Евгений Кречетов