Для Татьяны Владимировны каверзных вопросов просто не существует. Она в постоянном размышлении, постоянной готовности к диспуту. И это касается не только физики, философии, но с недавних пор и религиоведения, потому что доцент Быкова читает в ИГУ курс лекций по религиозной философии, общаясь как со студентами, так и со священнослужителями, которые теперь являются её коллегами.
– Татьяна Владимировна, разве здесь нет противоречия? Почему человека именно смерть сделала человеком?
– Как говорил моралист XVII века Ларошфуко: «Ни на солнце, ни на смерть нельзя смотреть в упор!». И это действительно так, я прочувствовала на себе, проблема смерти – очень энергозатратная тема.
– Почему же тогда вы этим занимаетесь?
– Потому что на самом деле основной вопрос философии заключается не в отношении материи и сознания. Основной вопрос философии – в отношении жизни и смерти. У нас нет танатологии, то есть учения о смерти, на западе она развивается уже 70 лет. В философской энциклопедии написано, что для марксистов проблемы смерти не существует. Представляете, если б мы были бессмертными?! Мы бы сами были богами, нам бы и наука не нужна была.
– Это точно!
– Ведь что такое жизнь? Всё живое стремится к жизни. Мы выделяемся из этого живого только тем, что знаем: мы – смертны! И, как следствие, возникает масса вопросов: о смысле, о назначении, о приходе сюда. Можем ли мы быть счастливы? В чём наше счастье? Так ведь?
– Да!
– А человеческая история началась тогда, когда в верхнем палеолите какой-то неандерталец вместо того, чтобы бросить своего умершего сородича, ямку выкопал, положил его в позу зародыша, присыпал землёй и водрузил сверху камень. И через этот символизм смерти вошла в нашу жизнь духовность. Поэтому великое оправдание смерти заключается в том, что она заставляет нас ставить нравственные вопросы. Сегодня мы перестали уважать смерть, она стала просто фоном нашего существования: люди зевают, если в фильме только один труп, – нужно море крови, горы трупов, потому что мы ко всему этому уже привыкли. Для Достоевского убийство Раскольниковым старухи-процентщицы – это проблема, ведь он не просто со старушкой расправился – он человека в себе убил! Сейчас людям подобные размышления уже почти недоступны. И при этом мы полагаем, что являемся только зрителями. А фактически – мы давно соучастники убиения человеческого в себе.
– Как же это печально!
– Да. И диагноз современности я ставлю: некрофилия. Некрофилия это не любовь к смерти, это – любовь к мёртвому, механическому, машинному. Сегодняшний лик смерти – стекло, бетон, высокие технологии. Современный человек всё дальше уходит от живой природы, это человек с растущим интересом к компьютерам и угасающим интересом к живым структурам, ему лучше пообщаться с компьютером, чем с человеком. Потому что человек ведь – целая вселенная, она же тебя может послать, сказать: «Сам дурак!». Это стремление всё механизировать, всё превратить в машинное. А ведь реально человек начинается там, где кончается биология, не говорю уже о механике. Вот неандерталец, он совершил биологически бессмысленное действо – и всё: положил начало истории. Осознание смертности нас сделало людьми. Поэтому я и говорю об уважении к смерти.
– Ну, чтобы уважать, надо знать, что это такое, правильно? Вон, Моуди – опрашивал людей, переживших клиническую смерть и потом написал книгу «Жизнь после жизни». Как вы считаете, совпадают впечатления людей о смерти с тем, что написано в книжке?
– Совпадают, мы тоже проводили такие опросы. У Моуди 11 стадий умирания и возвращения в тело, ныне известные всем: движение с большой скоростью внутри тоннеля, в конце которого свет, возможность видеть своё тело со стороны, всепоглощающее чувство любви и покоя, пронизывающее человека, когда он достигает света, и т.д. Это, кстати, многих убеждает, что потусторонняя жизнь есть. Ну а мне кажется, в этих рассказах нет свидетельств о чём-то принципиально ином, всё слишком земное. С другой стороны, мне могут сказать: «А у нас нет языка для передачи тех переживаний, слов нет». Древние писали, что наука о смерти, о правильной смерти, – это самая главная наука, нужно учиться не только достойно жить, но и правильно умирать. Лучше всего уходить в мир иной с ясным, непрерывающимся сознанием.
– А как вы относитесь к феномену ламы Итигэлова, одного из выдающихся буддийских подвижников XX века? Ведь его откопали через 75 лет после смерти. Он не жив в полной мере – не ходит, не разговаривает. Но и не мёртв…
– Всё не совсем так, как вы говорите, но случай, действительно, уникальнейший. Человек в 1927-ом году сел в позу лотоса, будучи живым, и сказал: через 75 лет я вернусь и помогу духовному возрождению народа. В такой позе его закопали. В 1955 и в 1973 годах захоронение вскрывали, чтобы проверить. И, по завещанию, извлекли тело в 2002 году. Мышечная ткань у него сохранена, суставы подвижны – такое состояние, как будто он умер вчера. Наверное, это свидетельство того, что путь Будды – истинный путь. Конечно, это послание нам надо разгадывать. Я думаю, нетленность физического тела прежде всего определяется святостью духа. И вот ещё один момент, который не разделяется никем, кроме меня. К вопросу о человеке. Я считаю, что мы ещё не люди.
– То есть как?
– Антропологи выделяют такую цепочку: австралопитеки, потом хомо хабилес – человек умелый, потом хомо эректус – человек прямоходящий, потом неандерталец, кроманьонец и мы, вершина – хомо сапиенс. Но я считаю, если мы дадим будущим поколениям возможность вырасти и продолжить жизнь, они скажут: «А это был хомо экономикус, то есть человек потребляющий. Но не духовный». Они себя назовут хомо сапиенс, а нас встроят в эту цепочку предыдущим звеном. Мы с вами просто формирующиеся люди, которые пытаются «выделаться», как говорил Достоевский, в духовных людей.
– И путь нам долгий предстоит, да?
– Для нас духовность – это такой скачок, каким для животного мира был бы разум. Серьёзный переход. Сам по себе разум, чистый – это счётная линейка, она бездушна, она будет вычислять, что выгодно, что – не выгодно. А человек, наоборот, – способен к бескорыстию, способен отдать вопреки своим потребностям. Или взвалить на себя какой-нибудь труд за другого человека. Бескорыстие – это вообще редчайшее качество, которое сегодня становится синонимом глупости, по-моему. Но мы все способны стать по-настоящему духовными, когда поймём, что главными для человека являются законы нравственные, а не физические. Я думаю, если бы мы этот скачок сделали, мы бы стали людьми. Мы ведь существа субъект-объектные, то есть объект физический и ментальный, в этом наше счастье и несчастье. Мы живём и осознаём, что живём. Живём в двух плоскостях. Эту нашу субъективную реальность, где мы всё переживаем, условно можно разделить на две части: мироощущение – то есть это эмоционально-чувственную составляющую мировоззрения, и миропонимание – то есть интеллектуальную составляющую.
– Животные тоже ощущают мир…
– Да, и мы можем сказать, что они тоже обладают мировоззрением, но оно исчерпывается только мироощущением, у них нет миропонимания. Вот это миропонимание нам необходимо для того, чтобы действовать в этом мире. Но как оно складывается, это миропонимание, эта практическая жизненная философия? Даже если человек никогда слова «философия» не слышал, он всё равно носитель своей философской системы, которая, как правило, складывается стихийно. И такое миропонимание нередко убого. А нам нужно, чтобы не события нами владели, а мы руководили событиями. И поэтому необходимо, чтобы наше миропонимание было продуманным. Конфуций считал, что человек – это нравственное животное, и главное – наполнить себя нравственностью.
– А в чём смысл вашей жизни?
– Найти себя, найти своё и найти своих. Вот недаром мы все бежим на философский клуб, потому что это «свои», это такие же люди, которые не могут не размышлять над вопросами: «И кто всё это придумал? Зачем?». Этот клуб существует вечно, только я 25 лет его веду, а до меня вели разные товарищи, и люди же приходят!
– А как вы относитесь к религии?
– Отношение к религии у меня скорее научное, рациональное. Хотя религия апеллирует к чувствам, прежде всего я её рассматриваю как наиболее сложный способ постижения реальности. Самый низший уровень познания мира – это наука. И предметом в науке является мир как таковой, как будто нас в нём нет, а на самом деле мы вообще не знаем, какой мир без нас, правда же? Это мы на него смотрим и создаём науку. А если бы на нашем месте сидело существо с другими мозгами, другими органами чувств – поверьте, у нас наука была бы другой. Второй, более высокий уровень – философский. Потому что предметом философского познания являются мир и человек, то есть в эту систему мы добавляем человека с его идеями, целями, фантазиями и т.д. Наконец, третий уровень постижения реальности – как раз религиозный. Здесь предметом является мир, человек и Абсолют. Я счастлива от того, что восхожу к этому уровню. У нас в университете создан уникальный факультет – благодаря организаторскому таланту доктора философских наук профессора Юрия Фёдоровича Абрамова, на котором изучают религиоведение и теологию. Мы воплощаем в жизнь реальный, причём доброжелательный, диалог между религиозным и нерелигиозным мировоззрениями. Для меня эта встреча с иным видением мира очень продуктивна.
– И что вы открываете для себя, чем хотите поделиться в связи с этим?
– Мы пытаемся рассказать, что люди с такими не одинаковыми взглядами на жизнь как светский преподаватель и преподаватель-священнослужитель могут сосуществовать гармонично. Недаром говорят: чем больше отдашь – тем больше останется, в физическом мире это не работает, а в духовном мире – да. Философское видение позволяет разобраться в стольких проблемах, например – почему не надо завидовать? Ответ: потому что это разрушает только тебя! Почему эти смертные грехи и называются смертными, потому что рушат Божественный замысел о человеке, то, каким он должен быть, чтобы быть человеком. Когда ты над биологией поднялся и спросил себя «а зачем?» – всё, ты вышел на философский уровень обобщения. Я думаю, религии боятся те, для кого вообще непереносимы нравственные идеалы, для кого непереносима этическая однозначность.
– Я слышала, вы даже разрабатываете религиозную концепцию под названием «отеизм». Что это?
– Это, скорее, философская концепция. Само слово принадлежит не мне, а Владимиру Викторовичу Бакланову, члену нашего философского клуба, оно пришло к нему во сне. И нам показалось, что это замечательная идея. А действительно, что дальше – за атеизмом, постмодернизмом, неопозитивизмом и т.д.? Отеизм – это мифологема, признающая истинность и «равный вес» всех существующих мифологем, читай, религиозных и философских течений. Отеизм не претендует на новизну или тотальное обобщение, но призывает к общению и движению вглубь до того уровня, где нет уже власти языка, национальности и культурных традиций, а становится очевидным Единое. Согласитесь, как обозначается это Единое в той или иной культуре: Бог, Сверхсознание, Абсолют, пси-функция, сущность – не главное. Главное, что мы сознательно исходим из единства мира и человека, человека и духа, человека и культуры.
– Ух ты! Это ведь, можно сказать, религия нового века! Или философия! А вот признайтесь, тяжело быть умной женщиной в наше время? Философом?
– Нет, мне живётся достаточно легко, но, может быть, это связано с моим философским отношением к жизни. Могу пояснить на примере: когда я прочитала заповедь «Любите врагов ваших», я поняла, что это невозможно для существа нормального. Например, он убил твою мать – а ты должен его любить. Такое доступно только Христу. Но если ты подходишь к жизни философски, то начинаешь размышлять над этим событием. Что за понятие такое – «враг»? «Враг» – понятие относительное. У него есть папа, мама, любимая женщина, любимые дети, которые его тоже любят. Значит, в этом социуме он может быть прекрасным человеком. То есть это противоречие возникло именно с тобой. Простить это нельзя, но ты же понимаешь, что человек соткан не из одного зла. В каждом из нас борются добро и зло. Ты обращаешься к тому светлому, к тому Божественному, что в нём есть, – он же тоже по замыслу Бога сотворён. Ещё ты понимаешь, что во всяком преступлении виноваты двое. Обворованный, допустим: зачем надел на себя столько драгоценностей? Или избитый: проявил трусость. Чего ты боялся? Философский подход позволяет мне понять заповеди, понять, что эти заповеди даны нам как законы объективного мира. Тебе говорят: «Не суй руку в огонь – обожжешься!» – вот так же даны заповеди. Философский подход всё облегчает.
– Значит, вы призываете всех философски относиться к жизни?
– Да, призываю всех изучать философию. Это и есть путь познания самого себя.
– А религия тут причём?
– Философский подход к жизни заставляет меня обратиться к религии. Наука нам говорит: всё, что имеет начало, имеет и конец. В народе говорят, что люди, которые много читали и долго думали, знают, что Бога нет, а люди, которые читали ещё больше и ещё дольше размышляли, знают, что Он есть. Наука говорит, что мы живём в расширяющейся Вселенной, которая когда-нибудь начнёт сжиматься. Наука нам говорит, что через 2 млрд лет иссякнет водородное топливо – и Солнце перестанет светить, что 13 апреля 2029 года мы столкнёмся с астероидом «Апофис», ну и, наконец, наука говорит: человек смертен. То есть наука утверждает: всеобщая тотальная гибель неизбежна. И это научная истина, от которой может разорваться сердце. Поэтому я сразу вспоминаю слова того же Достоевского, который сказал, что истине он предпочтёт Христа, потому что без Бога эта жизнь бессмысленна. Я с ним совершенно согласна!
– Спасибо за такую необычную беседу!
Анна Костыляева
"ВАШ ЖУРНАЛ – ИНТЕРЕСНЫЙ СОБЕСЕДНИК. Я ЧИТАЮ И ЛОВЛЮ СЕБЯ НА МЫСЛИ, ЧТО МНОГИЕ ТЕМЫ МЕНЯ ВОЛНУЮТ. И ДАЖЕ ЕСЛИ Я С КАКИМ-ТО МАТЕРИАЛОМ НЕ СОГЛАСНА, БУДУ ОБИЖАТЬСЯ, НЕГОДОВАТЬ – НО ЭТО ПОТОМ, А ПРОЧИТАТЬ, СКОРЕЕ ВСЕГО, ПРОЧИТАЮ."
Ирина Ежова, главный врач Иркутского городского перинатального центра
Комментарии
Предлагается такой вариант.
Я привожу цитату из статьи Т.В. и даю свои комментарии по конкретному вопросу. Т.В. соглашается или аргументировано возражает. Диалог может продолжаться до тех пор, пока мы не придём к консенсусу, компромису или останемся каждый при своём мнении. Тогда в качестве третейского судьи может выступить Анна к.,или сторонний привлечённый эксперт.