Прогулки под дождём

Мы с Наташей решили ходить к источникам по короткой пешеходной дорожке, выложенной камнями и не так сильно петляющей, в отличие от шоссейной дороги. Пешеходная была к тому же раза в два короче. В день, таким образом, по левому берегу Теплы – туда и по правому – обратно мы проходили километров десять в любую погоду.

Причём погода все две недели нашего пребывания в Карловых Варах, надо сказать, нас совсем не баловала.

Почти каждый день шёл дождь, мелконький и противный. В Польше такой – почти невидимый, но явно ощутимый, дождь называют сиф, а у нас в Сибири – бус. Однако это обстоятельство совершенно не огорчало и не смущало нас. И наши неспешные прогулки под дождём, когда по зонту почти неслышно шуршат или тихо стучат струи и капли дождя, нам очень даже нравились.

Мы шагали вдоль тихо журчащей небольшой быстрой реки с какими-то коричневатыми водами, любовались красивыми зданиями, террасами, поднимающимися на невысокие и совсем ещё зелёные горы. Останавливались у парапета реки посмотреть на пасущихся в ней, довольно покрякивающих, уток. Или на мостовой – напротив маленькой гостиницы «Моцарт», где композитор когда-то живал, о чём говорила мемориальная доска на фасаде здания. На музыкальном квадрате из девяти металлических плит золотого цвета, наступая на которые и чуть вдавливая их, можно сыграть определённые звуки, я всякий раз исполнял какую-нибудь произвольную мелодию. Танцуя на них в определённом ритме. И даже один раз немногочисленные, впрочем, прохожие не то за мой азартный танец, не то за довольно стройную мелодию, извлечённую на свет божий ногами, одобрительно улыбаясь, удостоили меня довольно продолжительными аплодисментами. В ответ на которые я галантно раскланялся, на все четыре стороны, приложив правую руку к груди, а в левой держа зонт.

Проходили мы и мимо зазывных огней магазинных витрин, особенно привлекательных своим ярким светом на фоне серого дня; мимо маленьких кафе, где на столах посетителей, неспешно пьющих из высоких бокалов янтарное или тёмное пиво, горели высокие разноцветные свечи: синие, белые, зелёные. А у совсем уж крохотного бара «Швейк» в натуральную величину в кресле перед входом в заведение восседал и сам Йозеф Швейк с весёлой, круглой, как свежеиспечённый блин, физиономией и кружкой тёмного пива в руке. И многие фотографировались рядом с ним, этим неунывающим рядовым Первой мировой войны, так прекрасно изображённым в книге «Похождения бравого солдата Швейка» Ярославом Гашеком. И порою даже казалось, что этот улыбчивый манекен подмигнёт тебе или смахнёт с козырька своей военной фуражки повисшие на её полотняном козырьке крупные капли дождя.

И если у дорогих отелей ещё слышалась иностранная речь, то ближе к Колоннаде она сменялась, уже почти повсеместно, на русскую. И сразу вспоминалось отчего-то каждый раз стихотворение моего приятеля Александра Обухова: «Здесь слышится русская речь. Здесь топится русская печь…». Правда, печи русской нигде не было. А вот близкие горы курились белым, так похожим на дым, туманом. И за просторными окнами фешенебельного ресторана на первом этаже какого-то очередного гостиничного комплекса было видно игривое пламя в зажжённом камине. А в витринах очень дорогих магазинов всё чаще попадались объявления: «Требуется продавец со знанием русского языка».

И все эти признаки говорили о том, что экономика Карловых Вар, в основном туристическая, в очень большой степени держится теперь на россиянах.

Что же касается самих минеральных источников, то они расположены на Колоннаде в два крыла – от первого до десятого под общей крышей, держащейся на множестве колонн. Получается такой длинный, примерно в полкилометра, коридор. Потом, в сделанной для него беседке, располагается источник №11. Затем, за углом здания, поворачивая почти на девяносто градусов, снова идёт, уже более короткая, колоннада – с источниками от одиннадцатого до пятнадцатого.

Я заметил, что больше всего людей собирается обычно отчего-то у источника под шестым номером. Там даже частенько выстраивалась довольно длинная очередь. Очень много людей всегда толпятся и у источника №15. Правда, если у шестого собирается разномастная и разноязыкая толпа мужчин и женщин, то у источника пятнадцатого – только мужчины. Причем, судя по говору и одеянию, – это в основном выходцы с Кавказа. И дело тут в том, что, по местным поверьям, именно пятнадцатый источник даёт неувядающую мужскую силу. И забавно было смотреть, как с фарфоровыми кружечками с изогнутым носиком разной конфигурации, называемыми здесь пивнечками и продающимися на каждом углу, сосредоточено и задумчиво пьют воду именно из этого источника разновозрастные мужчины с орлиным взором и в больших кепках…

– Может быть, и мне пристраститься к этому источнику? – как-то полушутя спросил я Наташу, когда мы проходили мимо.

– Тебе без надобности, – беззаботно ответила она.

А я так до конца и не понял – то ли это комплимент, то ли констатация факта. Но в любом случае и то и другое было для меня приятно.

Нам же с Наташей своей отдельной обуюченностью нравился одиннадцатый источник. Там можно было, набрав в свои кружечки с изображением Карловых Вар постоянно текущей из медного крана парящей воды, сидя на белых лавочках, устроенных по периметру весьма просторной беседки, неспешно пить эту горячую минеральную воду, потягивая её через изогнутый хоботок кружки. Слушать досужие беседы, обычно ведущиеся здесь среди знакомых, кучкующихся небольшими группками. И говорящих порою нарочито громко, чтобы слышали не только, собственно говоря, собеседники, но и окружающие. И так же, как и во времена Тургенева, на этих водах обсуждались различные, в девятнадцатом веке – светские, новости, наряды, нравы. Хотя век девятнадцатый давно уже сменился веком двадцать первым.

Правда, петербургская знать, приезжающая в Карлсбад полечиться на водах от гнилого петербургского климата да присмотреть для своих дочерей достойных женихов, говорила в основном по-французски. Нынешние же москвичи и петербуржцы говорят по-русски. И вот лишь один образчик подобного разговора.

Изысканно одетый и ещё совсем не пожилой мужчина с шелковым шейным платком, видимым из-под воротника белой сорочки, громко рассказывал одной очень молоденькой и нескольким молодящимся дамам весьма приятной наружности, но, увы, уже не первой свежести, как день тому назад он ещё успел сходить на премьеру какого-то спектакля в Москве, потом по компьютеру заказал себе билет до Карловых Вар – и вот прилетел на недельку попить водички, как это делали прежде дворяне.

– Кстати, – обернулся он к юной деве, очарованно смотревшей на него, – нынче здесь Валерий Гаркалин выступает (действительно афишами с улыбающимся лицом этого актёра были обклеены все театральные тумбы, встречающиеся на пути к Колоннаде). Я с ним неплохо знаком. Можем сходить, если желаете, на его концерт. Кажется, он будет читать стихи Цветаевой и Есенина. Могу достать контрамарку. Всем, правда, пообещать этого не могу, – одарил он улыбкой с идеально белыми, по-видимому – вставными, зубами остальных дам. – По дороге я вам, кстати, смогу показать и дом Никиты Михалкова, как и обещал. Правда, самого Никиты сейчас здесь нет. А домик он тут себе купил очаровательный! – снова обернулся он ко всем дамам.

И из его слов, правда – косвенно, получалось, что он и с Никитой Михалковым знаком и мог бы запросто пойти к нему в гости, будь тот на месте…

Мы с Наташей, допив воду, улыбнулись друг другу, положили свои пивнечки в пакет и, раскрыв зонты, вышли под дождь. Нам, к счастью, не грозило попасть в гости к Михалкову, на концерт Гаркалина мы особо тоже не рвались. А уж тем более не собирались приобретать частную собственность в этом милом городке по простой причине отсутствия к тому средств. Да ещё вспоминали слова художницы, живущей здесь уже четверть века и продающей у Колоннады свои картины: «Здесь для чехов вы всегда будете чужими, как бы вы хорошо с ними не жили…». И к тому же «Где сокровища человека – там будет и сердце его», как говорится в Евангелие. А нам наши сердца пригодятся для чего-нибудь другого, более приятного, надеюсь, чем дума о сокровищах.

И ещё мне тогда припомнилось отчего-то, как мы гуляли с моей приятельницей из германской партии «Зелёных», очень хорошо знающей русский язык, по её родному Баден-Бадену, где тоже, кстати, есть горячие источники. И где римляне, когда эта территория входила в состав Римской империи, устраивали свои термы.

Мы шли вдоль какой-то речушки, на противоположном берегу которой располагалось множество чудесных пустующих теннисных кортов (в Баден-Бадене я тоже был не в сезон, поздней осенью и очень давно), а на нашем – красовались различные изысканной архитектуры дома.

И уловив мой восхищённый взгляд, Рената поясняла:

– Этот дом принадлежал раньше графу Орлову. А этот, – когда мы проходили чуть дальше, – князю Шереметьеву. В девятнадцатом веке, Владимир, каждый немец считал за честь попасть в услужение к русскому вельможе и уехать с ним в Петербург. Это сразу обеспечивало безбедное существование и ему, и его семье. Назад из России он возвращался богатым человеком. И даже иногда приобретал некоторые дурные привычки. Например, страсть к азартным играм. И мог в одночасье проиграть всё своё состояние. Вот почему со времён Бисмарка, по его специальному указу, немцам не разрешается посещать казино.

– О, а это чей же такой дворец?! – воскликнул я, когда мы подошли к роскошному белому зданию с множеством белых колонн. – Никак, самого русского императора?!

– Нет, Владимир, это знаменитое Баден-Баденское казино, в котором ваш Фёдор Михайлович Достоевский проигрывал свои деньги. И бегал потом занимать у Ивана Сергеевича Тургенева, тоже какое-то время жившего здесь – напротив дома своей пассии Полины Виардо. Так что я вам туда заходить не советую, а мне туда нельзя. И если вам мешает ваш гонорар (Рената перевела несколько моих рассказов, и я получил от неё гонорар в две тысячи марок, на который мог, скажем, в Мюнхене купить подержанный автомобиль) – оставьте его мне. Я посижу и подожду вас здесь на лавочке. Ну или возьмите десять марок, сделайте ставку – на том же столе, где играл Достоевский. Сорвёте, как говорится у вас, охотку.

– Да вы что, Рената, я же взрослый и притом совершенно не азартный человек, – искренне изумился я. – Только зайду посмотрю. Ведь я же всё это: столы, рулетку – представляю лишь по повести Достоевского «Игрок», в которой он назвал Баден-Баден Рулетенбургом. Посмотрю и вернусь.

Вернулся я не так быстро, как обещал Ренате. И в кармане у меня осталось ровно десять марок, которых нам хватило на две сосиски в булочках со сладкой горчицей и одно пиво. Второе, в каком-то маленьком кафе, куда мы зашли, Ренате пришлось покупать уже за свои деньги, хотя я и обещал угостить её за столь щедрый для меня гонорар. Но зато Господь избавил меня от дум, где и какой подержанности купить автомобиль и как его вывезти в Россию. Ибо «Где сокровище ваше – там и сердце ваше» – вечные слова, и не грех их повторить ещё раз. Поскольку многие, и даже очень многие, думают, что богатство может сделать их счастливыми. Спросите любого олигарха, наворовавшего кучу денег, счастлив ли он? Не уверен, далеко не уверен, что ответ будет утвердительным…