Заповедник Игоря Губарева

 

В этом человеке когда-то уживались и музыкант, и звукорежиссер. Потом второй поборол первого. По крайней мере, основным занятием для него стала все-таки звукорежиссура. Хотя, поди, по большому счету, разберись – где кончается профессия музыканта и начинается – звукорежиссера. Или наоборот…

Судьба забросила Игоря в Германию, когда он был ещё школьником. Там он начал ходить на рейвы – музыкальные тусовки – подпитываться, так сказать, от европейской музыкальной культуры. И оттуда, вместе со своим другом Павлом Поляковым в начале 90-х привез в столицу Восточной Сибири настоящую электронную музыку. Это было то самое старое бодрое техно. Потом устроился звукорежиссером в Иркутскую государственную телерадиовещательную компанию, получив возможность не только заниматься любимым делом, но и жить им.

Много с тех пор сменилось музыкальных направлений и течений, и он помогал представителям буквально каждого из них: от попсовиков до бардов, от панков до рэперов. И помогал потому, что музыка для него – главная цель в жизни, а местные музыканты – обитатели некоего заповедника. Заповедника, которого нет на картах, но границы которого ощущаются…

 

 

 

В Германии, школьная группа

 

 

Иркутская субкультура...Или СУПкультура?

 

 

–Заповедником я местную музыкальную среду называю потому, что это такая закрытая территория, –рассказывает Игорь. –Группы и исполнители самодостаточны именно на этой территории, им хорошо здесь. Хотя сами музыканты иногда говорят: «Болото, вот мы сейчас альбом запишем и поедем в Москву. А там…» А когда начинают в этом направлении работать, над этой задачей – всё рассыпается. Надо быть очень сильным и пробивным, чтобы уехать туда и остаться самим собой.

 

– Значит, вы считаете, что у иркутских музыкантов, в принципе, есть свое лицо?

 

– Конечно, и это лицо в ряде случаев, надо сказать, вполне симпатичное. Другое дело, что с таким лицом не пускают в коммерческую музыку.

 

– А что так? Почему?

 

– Потому что лицо артиста сегодня ценится все меньше и меньше – в отличие от задницы. А задницами, согласитесь, не все хотят торговать. А ещё меньше людей – реально могут. Так что иркутская музыкальная среда – она, как в скороварке, варится сама собой, сама в себе. И не выходит за пределы нашей области и местной субкультуры.

 

 

– Тогда уж СУПкультуры. Так будет точнее!

 

– Пожалуй. В общем, все это неплохо и даже, быть может, хорошо. Правда – лишь для местных слушателей.

 

– А какие из местных групп близки вам лично?

 

– Я бы не ставил так вопрос – близки. Дело в том, что профессия звукорежиссера накладывает некоторый отпечаток на отношение к музыке. Скорее, можно поставить вопрос следующим образом: какие группы и исполнители среди множества заслуживающих внимания чем-то интересны мне.

 

– Ну пусть так!

 

– Бардовская школа достаточно интересна. Группу «Триакум» отмечу, она в 91–92 годах была. Еще есть такая достойная группа, как «Млечный путь», хотя она уже много лет играет и кажется несколько закостеневшей в своем стиле, остановившейся в развитии. Была классная группа «Дом на асфальте» – ее идейный вдохновитель и автор песен Дмитрий Боровиков год назад трагически погиб в автокатастрофе. Есть «130-й квартал». Очень хорошая группа и могла бы выстрелить в столицах, наверное. Другое дело, что в Москве сейчас в музыкальном смысле творится такое, что иначе как ужасом не назовешь. Если они туда уедут, то, скорее всего, потеряются, рассыплются на молекулы, будут каждый сам по себе.

 

– А почему вы не вспоминаете «Самолет денег»? Это ж одна из самых популярных в Иркутске вроде бы групп?

 

– Кое-что из «Самолета денег» нравится, но они превратились сейчас в группу одной песни. Сейчас на концерты не хожу – просто физически не хватает на это времени. На Дениса Мацуева вот сходил, и то – больше по работе.

 

– Ну то есть, на ваш взгляд, есть куда сходить-то в Иркутске – послушать музыку?

 

– В Иркутске представлены почти все музыкальные направления. И, на мой взгляд, они отличаются от канонических представлений об этих направлениях. И у нашего рока, и у попсы, и у джаза, и какого-нибудь нью-эйджа присутствует свой иркутский или сибирский акцент. И это надо ценить. Это объективно ценно.

 

– А в общероссийском масштабе это может иметь ценность?

 

– Не знаю. Вряд ли. Можно этой музыкой заинтересовать Улан-Удэ, отчасти Новосибирск. Но если попытаться поставить это на коммерческие рельсы, тем более в масштабах страны, слишком много противоречий возникает.

 

– Одно противоречие мы уже выяснили: между лицом и… мягким местом. А еще какие?

 

–Попытки заработать на таких коллективах регулярно проваливаются, потому что слушатели, целевая потребительская аудитория – студенты и подростки с пустыми карманами. Более состоятельная, денежная аудитория слушает другую музыку, полуподпольные и полуподвальные группы её мало интересуют.

 

– То есть пока не изменятся вкусы большинства, меньшинству не на что рассчитывать в Иркутске?

 

– Это же не только в Иркутске. Так происходит повсюду. Либо вы ориентируетесь на большинство, создаете в угоду ему, «на потребу дня» – и получаете шанс приобрести нечто с точки зрения материального благополучия. Либо – играете и поете свое, сакральное, выстраданное, занимаетесь чистым творчеством и самореализуетесь, но практически лишаетесь шансов на материальный успех. Вернее, вверяете себя Судьбе, а там – повезет или не повезет… Хочешь что-то получить, значит, будь готов отдать!

 

– Но в заповеднике, как в любом особом пространстве, должно же быть и особое отношение к музыкантам? Разве нет?

 

– Должно. И, в принципе, музыкантов холить и лелеять надо. Потому что всё в основном делается на голом энтузиазме. И это само по себе дорогого стоит.

 

– И вы в бытность свою музыкантом делали на голом энтузиазме?

 

– Не хотелось бы героизировать собственную роль. Наш дуэт с Павлом Поляковым назывался «Чёрно-белые снимки детей и торжеств», мы жили так, как хотели, играли ту музыку, которая нам нравилась. И мы стали первыми иркутянами, развивавшими здесь такие направления как хаус, техно, брэйкбит и так далее.

 

 Павел Поляков

 

– До вас было чистое поле или там уже грохотали какие-нибудь... панки?

 

– На поле были рокеры и эстрадники. Самым известным рокером был Вадим Мазитов, а эстрадники лабали по кабакам тогдашнюю попсу. И были ещё барды, где-то далекоооо – у костров, как эдакая параллельная вселенная.

 

– И как народ реагировал на ваше творчество?

 

– Ну, как реагировал... Для многих это был вынос мозга. Другие просто косо смотрели.

 

– Нормальная, словом, реакция?

 

– Наверное. Хотя в Европе эта отрасль в музыке уже вовсю развивалась в то время. Была придумана и произведена уйма всякой аппаратуры, часть из которой, естественно, была у нас и занимала полквартиры. Все это стоило огромных денег, и, соответственно… Есть было нечего. Не на что. Две картошины, банка консервов – вот вам и обед. А выступали достаточно интенсивно – в первых местных клубах: «Клетке», «Пятом углу», «Хаус-кафе». Постепенно нас начали узнавать и звать на какие-нибудь дни рождения, и это было спасением. Все хотели с нами общаться, а мы просто ели. Да даже не ели – жрали! Кстати, на одном из таких дней рождения я и встретил свою будущую супругу.

 
Обложка альбома

 

– И первой фразой, наверное, было восклицание: «Худенький-то какой...»?

 

– Нет, в тот вечер до разговоров дело не дошло, но произвести на неё впечатление мне удалось... В общем, жили мы такой музыкальной жизнью с 1992 по 2000 годы.

 

– А потом что? Кончился музыкальный запал?

 

– Просто обзавелся семьей, появились детишки. А еще обнаружились другие заботы, и времени для творчества стало катастрофически не хватать. Хотя второй участник «Черно-белых снимков» продолжает активно заниматься музыкой. Его детище называется «Copy Cat Project».

 

– Не завидуете Павлу? Как я понял, он-то не обременён семейными узами?

 

– Ничуть не завидую. У меня теперь трое детей. И это сам по себе неплохой показатель семейного счастья. Было ради чего, а точнее – кого, отодвинуть музыку на второй план.

 

– Но семья, как я понимаю, не вытеснила из вашей жизни музыку окончательно? Или вытеснила?

 

– Мы с Павлом продолжаем поддерживать связь. Для «Copy Cat Project» я делал пару песен. Иногда обращаются местные музыканты. Скажу так: я сам никогда никому не навязываюсь, но если кто-то на меня выходит – помогаю.

 

Новый музыкальный проект П.Полякова

 

Не зазвезди...

 

 

– То есть вы передаете опыт молодежи? Пестуете смену, такскать?

 

– В общем, да. Пусть и не очень активно. Помогаю только тем, кто действительно стремится достичь каких-то высот. Высот не глобальных – хотя бы в масштабах отдельно взятой личности.

 

– Интересная позиция…

 

– Приходится даже слегка фильтровать контингент. Я условно делю начинающих музыкантов на две категории: клиентов и пациентов. Определяющим фактором является то, как они себя ставят. К примеру, приходит мальчик рэп читать, ему нужна хорошая фонограмма. Вроде бы – молодец! Но присмотревшись к нему, замечаю, что он уже болен звездной болезнью, считает себя состоявшимся музыкантом, артистом. И я, выполнив взятые на себя обязательства, постараюсь больше с ним не пересекаться. Просто потому, что это повредит его же мозгу: я ему все равно выправлю его косяки, сделаю красиво, вкусно, а он отнесет все это на счет собственного мастерства, профессионализма. Хотя на самом деле даже на первую ступеньку этой лестницы еще не успел подняться. И вряд ли когда поднимется с таким-то отношением к себе…

 

– И?

 

– Я без колебаний таких записываю в пациенты.

 

– Ну а клиенты – это с точностью до наоборот?

 

– Да. Это люди, для которых музыка стоит на первом месте. Таких людей гораздо меньше, но они встречаются. Вот я уже полтора года работаю с парнем из группы «Дом у реки», учу его основам аранжировки, немного звукорежиссуре. За год он очень здорово подрос как профессионал. Сейчас ко мне на практику приходят ребята из кинотехникума. Или кто-нибудь просто приносит записи свои, сделанные своим умом и разумением. Среди них находятся очень толковые ребята. Можно даже сказать, что приходится растить конкурентов.

 

– Хорошие музыканты в Иркутске не задерживаются – какая уж тут конкуренция?

 

– Это так. У большинства музыкантов ложное представление о популярности: они считают, что ее можно найти исключительно за пределами региона. Даже те, кто еще здесь-то ничего не сделал, не добился. Где тут логика, не понимаю! Музыкант тогда чего-то стоит, когда ему есть что сказать. А если ты вообще не научился говорить, кто тогда тебя, в принципе, воспримет или, как минимум, поймет?

 

– А по телевизору при этом показывают непонятно какого уровня группы, непонятно каких музыкантов! Вроде фигня фигней, но ведь показывают!

 

– Я не смотрю телевизор. И вам не советую! Спасаюсь Интернетом…

 

– И тем не менее вы работаете на эфир.

 

– Мы на ИГТРК периодически делаем неплохие передачи о поэтах, художниках региона. Это огромный культурный пласт, который и за 50 лет не переработать. Но, конечно, в профессиональном смысле я иногда скучаю по советскому телевидению. Да, не было свободы, там лютовали художественные комиссии, но это был отличный фильтр – теперь-то я это четко осознаю. Берешь, слушаешь любую старую песню из архива телекомпании и радуешься, потому что все сделано на высшем уровне. Тогда умели отделять бриллианты от мусора.

 

 

Он отхончика видел!

 

 

– Вы недавно поучаствовали в кинопроизводстве. Озвучивали фильм «Отхончик». Это был первый подобный опыт в вашей жизни?

 

– Нет. Некоторое время назад я работал с Валерием Шевченко над фильмом «Табурет». Было сложно, но мы это сделали. Дело в том, что все звуки там конструировались заново, потому что команда на съемочной площадке работала без звукорежиссера, что, в общем-то, недопустимо. Некоторые сцены были вообще без звука сняты.

 

– Ну, мимы – они такие!

 

– Приходилось ездить по этим же точкам снимать заново всю звуковую картину. Прописывал, монтировал. Что-то не нравилось. Потом опять приходилось ехать и переписывать звуки. Была, например, серьезная проблема найти старый велосипед, чтобы он так же гремел, как советский. Помните?

 

– Представляю... В общем, вам понравилось, и вы решили повторить?

 

– Меня позвал замечательный человек – иркутский оператор Вячеслав Столяров. Он сказал, что приехал из Бурятии один человек, хочет кино снять. Держа в уме такие бурятские шедевры как «На Байкал», «Решала» и прочие, я думал: «Приду, послушаю, о чем фильм, – и откажусь». Но не тут-то было! Мое отношение к будущему фильму поменял режиссер Баир Дышенов.

 

– Он сделал серьезное лицо и сказал: «Мы будем делать настоящее кино»?

 

– Он артист. И он разыграл передо мной и всей будущей съёмочной группой весь сценарий в лицах! Фильм идет час двадцать – и ровно час двадцать Баир докладывал нам идею фильма.

 

– Понимаю! Никогда не спрашивайте писателя, что он хотел сказать своим произведением. Ему придется пересказать его полностью! Это еще, кажется, кто-то из великих предупреждал...

 

– Ха-ха-ха! Где-то так… Но я понял, что дело стоящее. Потом ещё посмотрел ранние работы Дышенова «Улыбка Будды» и «Наказ матери» и уже ждал с нетерпением съемок, отставил все дела музыкальные. Работал над фильмом с большим энтузиазмом. Сам предложил им сделать звук 5.1, так называемый «звук вокруг». Сам же потом долго и упорно разбирался, как он «по-взрослому» делается. Оказалось, подход к озвучанию там на порядок сложнее, чем с обычным стереозвуком. Разумеется, я сам хорошо подрос за время съемок в профессиональном плане...

 

– Но, согласитесь, что главное вы узнали – кто такой отхончик?

 

– Дааа... И это последний, самый младший, самый избалованный ребенок в семье, если что.

 

– На самом деле фильм-то получился классный! Подтверждаю.

 

– Спасибо! Во всяком случае, мы очень старались. По сценарию, действие картины разворачивается осенью. Но сроки съемок сдвинулись. И некоторые сцены пришлось доснимать зимой на двадцатиградусном морозе, предварительно тщательно засыпав снег желтыми листьями. Все перемерзли, особенно, понятно, актеры...

 

– Мне так кажется или… Вы все-таки немножко недовольны результатом?

 

– Если б я был абсолютно доволен, это означало бы только одно: мне пора уходить с этой работы. У звукорежиссера ведь нет верхнего предела. Чем выше забираешься, тем обширнее горизонт перед тобой открывается. И тут-то ты осознаешь, как известный мудрец, что ни фига не знаешь в этой профессии...

 

– Рискну предположить, что это у всех так – кто связан с музыкой, с творчеством…

 

– Наверняка. И желаю, чтобы все мы регулярно испытывали подобные эмоции!

 

– Подписываюсь под этим!

 

Глеб Суржиков

Журнал "Иркутские кулуары" №26-27