Люди серебряные

Вот и запросилась на свет новая рубрика. И то, что в ней, – не просто воспоминания о прошлом и не совсем ностальгия. Это нюанс, мазок, оттенок – то, что было специфическим для эпохи, что отличает ту эпоху от этой. Изюминка. Перчинка. Специя.

 «Поколение дворников и сторожей» – так называли в СССР 70–80-х годов музыкантов, художников, литераторов и прочий неформальный люд, который совмещал творческую деятельность с работой на должностях, не требующих высокой квалификации и больших временных затрат. Рок-музыканты и барды немало спели о дворниках, литераторы и скульпторы тоже не остались в стороне. Памятники дворнику установлены в Белгороде и Москве, во Владимире и Санкт-Петербурге, в Уфе и Тюмени. Не знаю, как там происходило в Москве и Ленинграде, а в Иркутске представители поколения дворников и сторожей в 70–80-х годах обитали в 1-м посёлке ГЭС. Верней, там они работали и были не просто дворниками, а дворниками-философами, по-серьёзному изучавшими философию и религию – дисциплины, которые находились тогда под неофициальном запретом.

Престижный посёлок
 1-й посёлок ГЭС в Иркутске располагается на левой стороне плотины от памятника В.И. Ленину, поставленного на берегу Иркутского водохранилища строителями электростанции. Этот район города начали возводить во времена Никиты Хрущёва, и спроектирован посёлок был очень удачно. Здесь жить удобно и даже приятно. Центральная широкая улица ещё недавно называлась «Огни Коммунизма», но в 90-е её переименовали в честь Андрея Ефимовича Бочкина, первого начальника Иркутской ГЭС.
 Улица Бочкина выходит на улицу Гидростроителей, вдоль которой, утопая в зелени, стоит с десяток коттеджей – редких для советского времени архитектурных построек. В одном из них проживал бывший иркутский градоначальник – Николай Францевич Салацкий (председатель исполкома горсовета с 1962 по 1980 годы). Николай Францевич был известен тем, что яростно бился за благоустройство и чистоту Иркутска, достиг в этом деле заметного успеха, хотя попутно и наломал немало дров. Естественно, такой поборник чистоты уделял большое внимание тому, чтобы в 1-м посёлке ГЭС царил образцовый порядок. При домоуправлении числилось до десяти штатных единиц дворников. В отличие от остальных своих коллег, дворники 1-го посёлка ГЭС находились в некотором привилегированном положении. Они получали за уборку одного участка не 75 рублей, как обычные дворники, а 90–95, не запрещалось брать два участка и более. Плюс выполнение индивидуальных заказов от жильцов: кто-то просил обкорнать крону дерева, чтобы ветки не лезли в окно. Кому-то требовалась физическая сила, чтобы затащить новую мебель в квартиру. И другие мелкие услуги стоимостью от трёшки до червонца. Горзеленхоз подкидывал стрижку акаций, расчистку зарослей кустарника, спиливание старых деревьев, что стоило порой чуть не целую зарплату. А ведь были ещё ежеквартальные премии и материальное поощрение отличившихся работников! Если учесть, что рабочий день дворника длился самое большое 4–5 часов (и то после обильного снега или листопада), а, как правило, на уборку хватало и двух часов, то этим людям можно было позавидовать. И, главное, те, кто проработал больше пяти лет, могли рассчитывать на получение заветной жилплощади! Однако в советское время профессия дворника считалась не престижной.

Флирт с философией
 Где-то в середине 1970-х годов устроился на работу дворником в 1-й посёлок ГЭС молодой человек Николай Дубовой. Ему отвели участок по малолюдной ул. Ангарстрой и на отрезке тихой ул. Гидростроителей. На складе выдали спецовку, верхонки, тележку, мётлы, пихло и железный лом с приваренным на конце топором для долбления льда. При оформлении трудовой книжки в отделе кадров управления Иркутской ГЭС строгая начальница была несколько удивлена, что такой молодой, да ещё с высшим, пусть и не законченным, образованием, а идёт – в дворники. Николай сразу же зарекомендовал себя надёжным и непьющим работником. Подметал, чистил от снега и мусора свой участок так, что даже при самой тщательной проверке не придерёшься. Ни одного замечания от начальства за все годы работы. Человеком он был довольно общительным и сразу нашёл своё место в трудовом коллективе. Но никто и не догадывался, чем занимается дворник Николай вне рабочего времени. Он говорил, что строит дачу. На самом же деле собирал и читал редкие и очень умные книги. Николай увлекся этим после того, как оставил на 3 курсе Иркутский политехнический институт. Учение классиков марксизма-ленинизма ему сразу же не понравилось, и он стал искать книги других авторов. Набрёл на классическую немецкую философию: Кант, Гегель, Фихте, Фейербах. Затем в его поле зрения попали французские мыслители Монтень, Ларошфуко, Вольтер. А там пошло и поехало. Хобби переросло в настоящую страсть, которая стала для него смыслом жизни.
 Книга и, особенно, дефицитная книга в СССР имела чуть ли не сакральное значение. Самая читающая страна в мире, где издавались огромные тиражи, всегда испытывала настоящий книжный голод. В книжных и букинистических магазинах полки ломились от пропагандистских брошюр, от толстенных томов советских классиков, от книжек писателей второго и третьего порядка. Хорошие же книги продавались из-под полы и по знакомству. А потом большая их часть попадала на чёрный книжный рынок по ценам выше, чем в магазине, в 10, 20 и даже в 50 раз! Тогда книжный рынок в Иркутске кочевал с места на место. Летом располагался в сосновой роще на Кайской горе, весной – на набережной Ангары у кафе «Ветерок», а на зиму перебирался в Дом культуры железнодорожников на ул. Профсоюзной в Глазково. Там дворник Николай случайно познакомился с человеком, оказавшимся близким ему по интересам. Звали его Юрий Васин. Ко времени этого знакомства Юрий окончил с красным дипломом англо-немецкий факультет Института иностранных языков им. Хо Ши Мина. Потом около года преподавал английский язык в школе. Педагогическими способностями он не обладал, трудно ему давалось общение с учениками, да и работа в чисто женском коллективе напрягала. Ежедневная рутина и профессиональная непригодность вскоре его доконали, и он бросил школу. По знакомству устроился работать стюардом в иркутский аэропорт. Постоянно летал в Москву и Ленинград, а там не жалел денег на покупку ценных книг. Бывал он и Прибалтике, где выбор литературы, в том числе и на иностранных языках, был побогаче. В среднеазиатских республиках иногда ему выпадала удача в виде приобретения какого-нибудь ценного фолианта. Так с годами он собрал приличную библиотеку и стал тяготиться работой стюарда – слишком мало времени она оставляла для чтения. И Юра ушёл из стюардов, а устроился там же, в аэропорту, сторожем и по совместительству – дворником в 1-й посёлок ГЭС.
 Жажда познания у двух друзей была безграничной, и даже столичные книжные рынки не могли её удовлетворить. Но они нашли свой путь, который привел их в закрытый книжный фонд научной библиотеки ИГУ им. Жданова – Белый дом. Николай познакомился там с молоденькими сотрудницами, понравился им и уговорил двух симпатичных библиотекарш выдавать ему сроком на ночь книги запрещённых в СССР авторов. Милые девушки пошли на преступное нарушение служебных инструкций и стали тайно выносить книги из спецкнигохранилища. В сквере на Набережной Ангары они передавали их своему новому ухажёру. За ночь дворники-философы успевали при помощи хороших советских фотоаппаратов «Киев» и «Москва» сделать фотокопию книги, а утром, ещё до начала рабочего дня, Николай возвращал её своим дамам сердца с благодарностью и подарками: тортик, коробочка конфет, бутылочка сухого винца. Так у наших дворников появились тексты Шестова, Бердяева, Розанова, Ницше, Мёбиуса, Отто Вейнингера, Макса Нордау, религиозное издание «Добротолюбие» и многое-многое другое.

Отшельник и пролетарий
 Третьего представителя этого философского сообщества звали Валентин Рудзь. По образованию – историк. Он сторожил какую-то организацию. Ещё подрабатывал в ресторане «Байкал» музыкантом, а между делом приторговывал и скупал книги у магазина «Букинист» на ул. Литвинова. Среди посвящённых Валентин отличился тем, что одно время вёл жизнь настоящего затворника, стараясь избегать людей. Заперся в одной из комнат своей квартиры, обложился томами книг и погрузился в чтение и философствование. В комнату никого не пускал: ни родителей, ни жену, ни ребёнка, ни друзей. Выпилил в двери квадратное отверстие с откидной крышкой, чтобы раз в день ему просовывали туда тарелку с супом или кашей, кружку чая, хлеб и заказанную литературу. Через отверстие он переговаривался с родными, которые умоляли его бросить блажь и вернуться к людям. Другой бы двинулся умом от такого образа жизни, но здоровая натура Валентина в один прекрасный день взяла всё же верх, и он выбрался из комнаты – отощавший, бледный, но с огоньком в глазах. Семью надо было кормить, и он, быстро очухавшись от книжной премудрости, развил прежнюю деятельность и каждый день стал приносить в дом денежку.
 Четвертого звали Михаилом (фамилию не помню). Он был из пролетариев. По крайней мере, внешне. А вот кругозором заметно превосходил своих собратьев по классу. Под влиянием Николая и Юрия он добился значительных успехов в своем культурном развитии. Мог бы продвигаться и дальше, но пагубная привычка – крепко выпить – то и дело сбивала его с правильного пути. Пятым в необычную компанию вступил автор этих строк. В 1987-м году я окончил филологический факультет Иркутского государственного университета, и устроился на работу дворником в домоуправление 1-го посёлка ГЭС.

Дворник-инкогнито
Контингент дворников в 1-м посёлке ГЭС в основном состоял из совместителей. Были ещё так называемые люмпены, которые, несмотря на неплохой заработок, часто менялись: «правильные» люди туда шли редко. Хотя нет, около двух лет проработал дворником в 1-м посёлке ГЭС дядя Миша. Ему было уже за шестьдесят, пенсионер, высокого роста и самой простецкой наружности. Убирал полтора участка, но пропадал там целыми днями. Придёт на своё рабочее место рано утром, всё неспешно и как следует подчистит, а потом начинает общаться с местными жильцами. Побеседует за «жисть» со сверстницами на лавочках у подъездов, потом присядет к мужикам поиграть в шахматы или домино. Если выпадал солнечный жаркий день, то после работы покупал трехлитровую банку «Жигулевского» и с кем-нибудь из новых знакомых распивал в тени деревьев. Интересный и несколько непонятный был этот человек – дядя Миша. На вопрос: «Где работал раньше?», отвечал: «На скорой помощи». «Шофером, что ли?» – «Да вроде того», и как-то уходил от ответа.
 Но однажды всё выяснилось. С пожилой женщиной в 1-м посёлке ГЭС случился сердечный приступ. Вызвали бригаду скорой помощи. И каково же было удивление собравшегося народа, когда из машины вышел дядя Миша в белом халате, под которым виднелся чёрный костюм и галстук. Он был чисто выбрит и строг лицом. На шее у него висел фонендоскоп. За ним к пациенту проследовали фельдшер и санитар, которые обращались к доктору по имени-отчеству: Михаил Васильевич. Оказалось, что дядя Миша – врач-кардиолог высшей категории, проработавший на скорой помощи с момента образования кардиологической службы. Когда он вышел на пенсию, за ним, как за специалистом с большим опытом работы, оставили одно суточное дежурство в месяц. Дядя Миша был ветераном войны, получал хорошую пенсию, на жизнь хватало, но он не привык бездельничать, и пока здоровье позволяло, работал дворником в 1-м посёлке ГЭС, так сказать, инкогнито.

Метла и лопата, Кант и Моцарт
 Рабочий день дворников начинался с шести–семи часов утра. В нормальную погоду убрать территорию посёлка занятие нехитрое – замена утренней зарядки и занятий физкультурой. В дождь или снег дворники на работу не выходили. Ждали, пока стихнет непогода, и уж потом принимались за дело. Иногда снега наваливало чуть ли не по колено, и дворникам приходилось целыми днями пробивать дорожки для пешеходов и проезд для автотранспорта. Осенней порой 1-й поселок ГЭС накрывало густым слоем тополиной листвы, и каждый день нужно было успеть собрать её в кучи и удалить с участка. Бывали авралы, но в остальном всё шло своим чередом, начальство попусту не придиралось, аванс и получку выдавали в назначенный день и сильно не обсчитывали. А вот после работы начиналось самое интересное. Дворники сходились в каком-нибудь из дворов и открывали философский диспут, который частенько заканчивался настоящим клинчем. Это надо было видеть и слышать! Николай Дубовой обладал поразительной памятью. Например, он запросто мог цитировать длиннющие отрывки из кантовской «Критики чистого разума» и трудов других всемирно известных мыслителей. Такой результат достигался следующим образом: наиболее ценные, с его точки зрения, произведения Николай тщательно конспектировал. Дома у него хранились десятки общих тетрадей, исписанных мелким красивым почерком. Например, по «Критике чистого разума» он сделал четыре конспекта и только тогда стал пробиваться через туманную завесу слов к смыслу. Николай Дубовой действительно грыз философскую премудрость и даже сумел в какой-то мере увлечь этой страстью свою жену. Ещё он любил классическую музыку. Например, в его коллекции винила находилось почти четыреста из шестисот музыкальных сочинений Моцарта. Подборка отечественной и зарубежной классики так же впечатляла, а знания в этой области у него были, как у профессионального музыковеда. Однажды в иркутской филармонии проходил вечер-викторина. Вела его известный знаток классики Марина Токарская. Симфонический оркестр исполнял музыку, и, чтобы выиграть главный приз, нужно было назвать имя сочинившего её композитора. Прозвучал последний музыкальный отрывок, в зрительном зале воцарилась тишина, а Николай произнес: «Моцарт, виолончельный концерт № 2». Победителя викторины под аплодисменты пригласили на сцену, вручили приз, после чего он рассказал о малоизвестных особенностях творчества своего любимого композитора, чем удивил и ведущую, и музыкантов, и слушателей.
 Юрий Васин в диспутах с оппонентами придерживался иной тактики. Памятью он обладал обыкновенной, зато умел, как сейчас выражаются, креативно мыслить. В спорах был едким, с подковырками и любил разоблачительные речи. К его чести, он разоблачал не только противника, но и себя любимого не щадил. Он искренне считал примитивными свои мыслительные способности. «Почему мне Бог дал такие тупые мозги?!» – иногда злился он, хотя его знаниям могли бы позавидовать многие профессора и доктора наук.
 
Книжники вчерашнего дня
 Наступила осень 1990 года. В стране уже набрала обороты перестройка. Образованная часть иркутского населения всё с большим увлечением занималась политикой и ходила на митинги. Остальной трудящийся народ также был не прочь поспорить на злобу дня. Дворники-философы оставались от этого вроде бы в стороне. Тогда они горячо занимались обсуждением двух любопытных книг дореволюционного издания, вынесенных, как всегда, из закрытого книжного фонда библиотеки Белого дома. Первая представляла собой фотокопию под названием «Физиологическое слабоумие женщин», написанная немецким доктором-практиком Паулем Дж. Мёбиусом. Вторая – ротапринт «Пол и характер» двадцатидвухлетнего австрийского мыслителя Отто Вейнингера. С такими провокационными и жёсткими размышлениями о женской природе, мужском эгоизме и взаимоотношениями между полами они познакомились впервые. Тогда вообще мало кто в нашей стране мог высказать какие-то определенные мысли на эту тему. Недаром об уровне осведомлённости в этом деликатном вопросе чуть позже с экранов телевизоров высказалась одна дама знаменитой фразой: «В СССР секса нет!». Эти книги были прочитаны не один раз и разобраны на цитаты. В течение нескольких месяцев дворники-философы в спорах обязательно «соскакивали» на Мёбиуса и Вейнингера, щеголяя друг перед другом доскональным знанием текстов. Потом наступила другая эпоха, когда на книжных развалах появилось изобилие сомнительной порнографической литературы, различных пособий по сексологии, Кама-сутра – и эта тема перестала быть актуальной. У читателя может возникнуть впечатление, что дворники-философы – это люди не от мира сего. И читатель будет прав. Ведь они, по уши погружённые в книгочтения, вели особый замкнутый образ жизни. Однако с середины 90-х и у них начались проблемы. Сначала в 1-м посёлке ГЭС сократили штат, уволили совместителей. Потом всех дворников объединили в общую бригаду и заставили работать полный рабочий день, увеличив при этом убираемую территории и перечень обязанностей. Свободным временем, которым больше всего дорожили, отныне они уже не располагали. И, наконец, их заработная плата упала до минимума.
 Сейчас из всей компании дворником по-прежнему работает только Николай. Правда, он уже на пенсии. Юрий сторожит, он тоже на пенсии и много времени проводит на рыбалке. Валентин несколько лет назад попробовал с семьёй начать новую жизнь в Израиле, но не получилось. Вернулся в Иркутск с сыном и занимается тем, чем занимался раньше. Судьба Михаила пока не известна. Дядя Миша ушёл из жизни. Рассказывали, что на его похороны прибыло с десяток машин «Скорой помощи» и, когда выносили гроб, враз включились все сирены и мигалки.
 В финале хочется объяснить, почему эта статья имеет такое название. Как-то раз я сказал Николаю, что вот он такой умный, обладает обширными и редкими знаниями, но метёт улицу. А мог бы пойти в университет и выступать там с популярными лекциями перед студентами. При его-то умении складно, интересно говорить успех в продвинутой молодёжной аудитории ему был бы просто обеспечен. Или взял бы и написал философский трактат, чтобы, так сказать, жизнь не прошла даром. На эти упрёки дворник-философ ответил: «Есть люди золотые – всемирно известные мыслители и учёные. Они создают великие книги, учения. Лучше их всё равно не напишешь. Мы их читаем, изучаем. Мы идём вслед за ними, поэтому мы – люди серебряные».

Павел Мигалёв