Это развеселое дело – рестораны!

Даже если бы мы понятия не имели об истории Иркутска (ну вот так как-нибудь получилось вдруг), то, видя сегодняшнюю жизнь городского сообщества, охотно допустили бы – этот город погулять любил всегда. Но мы… имеем понятие об этой истории. Так что даже не допускаем, а твёрдо знаем. И наш сегодняшний экскурс – лишь абрис, зарисовка на эту тему.

«Родится сынок – Агдамчиком назову»
Студенческий фольклор к. 1960-х

Славился Иркутск некогда – теперь уже в давние времена – ренсковыми погребками, трактирами, харчевнями и даже обжорками, где мог посидеть, а то и постоять у стойки человек простого звания. Привычка сидеть на виду еще не укоренилась, как и брать с утра «на троих» и опохмеляться в подворотне. Дворники за этим следили. Поскольку было где посидеть, пить тогда «из горла» считалось не по-православному, разве что на спор, но и эта манипуляция дозволялась лишь в кабаках. Гульба, конечно, была, однако не процветала. Околоточные и полицейские порядок блюли. Равновесие было нарушено после революции в России – и пьянство стало проникать в город Иркутск.

Советская власть попыталась унять вакханалию самогоноварения, но меры, вплоть до сухого закона, мало что давали. Стране пришлось вернуться к пивоварению, а правительство, скрепя сердце, позволило заводам производить дешевую водку из древесины, получившую прозвище «сучок». Результатом усилий борьбы с пьянством в Иркутске стало то, что должно было случиться: водка на прилавках заняла свое почетное место, а на улицах появились пивные ларьки.

Вино – мудрость. Оно и порок!

Первая пивная на открытом воздухе появилась на углу улиц Канавной и Ланинской (Декабрьских Событий) рядом с бывшей Сукачевской рощей, или в Первомайском саду. Вокруг хибарки стояли пустые бочки из-под пива, они заменяли столики. Торговля шла как на вынос, так и распивочно – кружками, которых всегда не хватало и из-за чего возникала перебранка. Умные люди приходили со своей посудой. В жаркий день посидеть на траве тянулись млад и стар. Пенсионеры, отпускники, работающие посуточно, а то и вовсе мужи без дела, промышлявшие неизвестно чем. Это место любили навещать биндюжники Иркутска в широчайших шароварах, обсыпанных нередко мукой. Их телеги на резиновом ходу составляли настоящий табор. Здоровые и горластые, они брали пиво ведрами, расстилали на траве дерюгу, на которой появлялась таранка, выкладывались хлеб и колбаса, появлялась четвертинка водки для сотворения «ерша».

За два квартала вниз по улице Декабрьских Событий сразу после войны был отстроен павильон с расчетом на зимний период. Там уже были стойки и подавалась кое-какая закуска. Здесь уборщица еще покрикивала на тех, кто распивал водку, но пьянство уже начинало давать о себе знать. Пивные ларьки в городе получили большое распространение. Пиво продавали в банях, парках и на рынках. В основном бочковое. В бутылках оно стало появляться позже: для ресторанов, банкетов и партийно-профсоюзных форумов, где кружками пить было неудобно.

К концу пятидесятых дело поправилось, и на «горке» в саду имени Парижской Коммуны, откуда открывался вид на Ангару, было оборудовано заведение летнего типа – с вечерними фонарями, столиками и тентами. Чтобы клиенты не падали с башни, сооруженной из песчаных блоков, был сделан бандаж-ограждение с никелированными поручнями. Здесь с пяти вечера уже отдавало ресторанчиком. Обслуживали официантки, подававшие не одно бутылочное пиво, но и вина. В бокалы с шампанским падали мотыльки, а дам в декольте покусывали комарики. Днем здесь пили шипучий лимонад, квас и пиво в бутылках, если завозили. Позже появилось разливное вино, а с нашествием «Солнцедара» появился и термин «рассыпуха». Местный винпром входил во вкус, что в немалой степени пополняло бюджет и вытесняло пиво.

Спрос порождал предложение, и на Центральном рынке вырос целый городок времянок, где щедрые сыны Кавказа открыли свои погребки, сбивая и без того низкие цены на продукты виноградной лозы. Следует оговориться, что это было еще не бедствие. Безработица пока отсутствовала, а для представителей «дна» – самостийных люмпенов и бомжей – опохмелиться и найти кусок хлеба не составляло труда. Нужно было просто в пункт стеклотары отнести пять бутылок. На вырученную сумму как раз и можно было купить белый батон и бутылку пива. Дешевизна основных продуктов, отсутствие наркотиков и не вставший пока вопрос о СПИДе сдерживали натиск того безумия, которое нахлынуло в начале девяностых.

Гонения на зеленого змия давали, как правило, обратный результат. Ограничение покупки спиртного во времени, изобретение рюмочных, где полагались «сто пятьдесят на рыло» и обязательная закуска, приводили лишь к тому, что пивные павильоны объявлялись «забегаловками», «гадюшниками» и «клоаками», а их закрытие выкидывало разношерстную публику на скамейки бульваров, набережную Ангары, загоняло под грибки детских площадок и понуждало прятаться в подъездах и подвалах.

Питейные забавы

Сейчас в Иркутске всякого рода питейных заведений – как грибов после дождя. Они красивы как снаружи, так и внутри, но как-то стерильно скучны. В этой связи семидесятники нет-нет да и вспомнят с ностальгическим вздохом о забитых до отказа кабаках их молодости. Хорошо пообедать тогда можно было на рубль, выпить водки и прилично закусить – на трёху, а если у вас имелась пятёрка, вы могли спокойно гулять в кабаке весь вечер.
В благословенные 70-е тема выпивки и закуски была не менее актуальна, чем сейчас. Причем город Иркутск не шел в хвосте у цивилизованно пьющего мира. Работали рестораны, кафе и столовые – подающие, наливающие и даже торгующие на вынос. Хочется встать и перечислить их поименно.

Первой в трогающий сердце список встанет безвременно почившая «чешуя» – распивочная, гнездившаяся в деревянном домике на набережной Ангары, за вторым корпусом госуниверситета, тогда единственного в городе. Подавали там исключительно коньяк и вино типа «Агдам». Закуску надо было брать обязательно, и доценты разных кафедр вовсю хрустели килькой пряного посола по 30 копеек за килограмм, кинутой на весы вместо небогатой сдачи копеек в пять-семь. При удачном раскладе там можно было сдать зачет или даже экзамен, если хозяйка за стойкой была в духе и интеллигенции не крыла. Там я был свидетелем спора на два ящика коньяку: крепко поддавший гражданин готов был прыгнуть с ангарского моста. Был февраль и вечер. Вся «чешуя» отправилась к мосту, благо недалеко. Мужик прыгнул, выплыл и тут же растерся двумя бутылками выигранного коньяку. Все вернулись к родным столикам уже дружной семьей, сплоченной общим подвигом.

Умерла «чешуя» (кажется, официально она называлась шашлычная «Чайка») по недоразумению. Местные власти решили увековечить память первого космонавта переименованием бульвара и постановкой памятника в его честь. На беду место для памятника выбрали перед многострадальной «чешуей», которая попалась на глаза высокому начальству. Бедную забегаловку снесли, вместо нее был построен общественный туалет и поставлен памятник, получивший в народе имя «мужик в хомуте», а также «голова на блюде». Наверное, скульптор был наш человек – и так своеобразно отомстил городу за смерть невинной распивочной.

На улице 5-ой Армии, напротив читального зала периодики и абонемента ИГУ им. Жданова, между хлебным магазином и детским садом в то время цвела еще одна общепитовская точка. Начав работать простой столовой, она росла и поднималась по служебной лестнице, поочередно меняя статус на кафе и вечернее кафе. В перестройку ее старания были отмечены присвоением ей почетного звания китайского ресторана с совершенно нечитаемым и неприличным названием. Но в семидесятые годы не один болельщик был согрет и отпоен в этой забегаловке. Торговала там тогда худенькая пожилая и очень добрая дама. Портвейн там был всегда. Если не хоккей или футбол, то посетители там были почти все свои, привычные и знавшие друг друга в лицо. Особенно среди них отличался дедок-попрошайка, всем рассказывающий, как он в революцию белякам в тыл вел через плотину Иркутской ГЭС свой доблестный эскадрон. Хотя были у него в запасе истории и позабавнее, типа его встреч с маршалом Чойболсаном и про их совместные стратегические замыслы, которым помешала безвременная кончина героя Монголии. Из закусок там подавали котлеты мясные по 19 копеек за штуку, вермишель отварную по 5 копеек, для своих политую маслом, и суп или борщ. Есть это все можно было, лишь зажмурившись и обильно запивая портвейном. Да и не для этого туда ходили.

Напротив здания Управления железной дороги с лепными фигурами вождей и героев на карнизе процветало кафе-мороженое «Банька». Почему его так окрестили, понятия не имею. Посещали сие заведение в основном юные особы женского пола с явной печатью одухотворенности на лицах. В основном это были девушки из Института народного хозяйства, представляющиеся студентками Училища искусств. Еще там шептались за столиками молодые люди в джинсах за 250 рублей. Это собирала силы иркутская фарцовка. В кафе подавали мороженое в железных чашечках с кучей джемов и варенья, на худой конец в шоколаде. Кроме этого присутствовал набор сухих болгарских вин и шампанское. Заваривали и кофе довольно прилично, и даже подавали кофе по-венски и кофе-гляссе, пока в стране кофе не стало дефицитом. Был шоколад нескольких сортов, частенько попадались китайские яблоки и мандарины.

Кабаки и рестораны

Еще семидесятые годы запомнились открытием Торгового комплекса, где находилось сразу две отдушины – ресторан «Центральный» и пивной бар. Пивной бар был расположен в подвале и, задуманный как место культурного потребления ячменного напитка, претерпел ряд последовательных трансформаций. Там то появлялись, то исчезали официанты, столики заменяли на стойки, пиво отпускали то комплексом, то по две кружки в руки. Эта чехарда закончилась окончательным оскотиниванием заведения, наполнением его бичами и бомжами всех сортов и оттенков, допивающих, доедающих и справляющих малую нужду прямо под стол. Пивбар умер незаметно во время очередной кампании по борьбе с нашим братом, и скорбящих я не припомню. Хотя если напрячь память, то вспоминаются почти чистые скатерти и тарелки вареных креветок, какие-то графины и официант во фраке и бабочке. Но это все смутно, и вряд ли существовало одновременно.

Ресторан располагался на втором этаже Торгового комплекса. Посещали его две категории людей – торговцы из восточных республик, пахнущие цветами и луком, и представители МВД и КГБ СССР в форме, но чаще в цивильном. Это неудивительно: рынок и улица имени товарища Литвинова – рядом и живут, как прежде, так и сейчас, в мирном соседстве. Стандартный набор блюд включал в себя ассорти мясное, ассорти рыбное, салат «Осенний» и что-нибудь из горячего, по вкусу напоминающее хорошо прожаренную подошву. В мясное ассорти входило несколько сортов колбас, фрагмент буженины и какая-нибудь зелень, которую лучше было выбросить из осторожности. Выбор спиртного тоже не блистал оригинальностью – водка пары видов, коньяк и шампанское. Обсчитывали там цинично и по-крупному. Начинали обирать прямо у входа, где швейцар требовал на лапу от трешки и выше. Было в этом ресторане скучно как-то по-казарменному – то ли из-за посетителей, то ли из-за серого бетонного пола.

Второй этаж ресторана «Арктика», прозванный в народе «Льдина», к вечеру заполнялся студентами мужского пола и продавцами женского. К концу вечера, после сложных переговоров, бравых перемигиваний и пары-тройки танцевальных увертюр, зал распадался на пары и парные компании. Подавали там портвейн прямо в бутылках, иногда неплохо приготовленное мясо и салаты. Некоторое время там пела дородная дама с намеком на голос, но затем ее окончательно вытеснил ВИА, как тогда называли тех, кто промышлял на эстраде. Заказать песню стоило три рубля, впрочем, эта была такса общегосударственная. Большое фойе располагало к дракам, но были они какие-то несерьезные, можно сказать – вялые, и быстро прекращались при появлении швейцара – дядьки не столь дородного, сколь пожилого и заслуженного, с тремя рядами колодок на засаленном синем пиджаке с позументами. Впрочем, и он брал на лапу, но был скромнее. Начинал с рубля, а примелькавшихся, но не драчливых мог пропустить и за спасибо. Широкой души был человек.

Представьте себе кузов самосвала, увеличенный в 30 раз, заставленный столиками и покрытый потолком с лепниной. Это зал ресторана «Байкал», или в народе «Лужа». Народ это заведение посещал солидный; в основном завмаги, завсклады, товароведы и прочие трудящиеся среднего и выше среднего звена на ниве снабжения. Вечером столы на 6 персон, стоящие по сторонам зала, были расцвечены блеском кримпленовых платьев и вызывающей бижутерии. Дамы с высокими прическами, солидные и недоступные, заказывали водку, шампанское, икру красную и мясное ассорти на общей тарелке. В середине зала сиротливо перебирали ножками столики на четверых. Сидеть за ними была мука: мимо плыли официантки, ломились люди к эстраде и обратно – в общем, создавалось впечатление, что едешь в трамвае, сидя посреди вагона. А по бокам контролеры, и чем ближе к вечеру, тем все более пристально и оценивающе тебя рассматривающие. Избавиться от этого ощущения можно было лишь после второй бутылки, но при этом тебя тоже охватывало настроение всеобщего разгула.

Столы ресторана покойной гостиницы «Сибирь» были спрятаны за столбами. Компании пытались занять дальние столики от входа, возле эстрады – там было хотя бы светло. Меню изяществом не щеголяло: салат «Зимний», ассорти мясное. Горячее вызывало желание быстрее сглотнуть кусок и обильно запить его водкой. По-настоящему хорош там был лишь клюквенный морс. Народ собирался пожилой, командированный. Все проходило благопристойно, размеренно и скучно. Возникало ощущение подпольно пьющей казармы. Впечатление усиливалось строгими, почти злыми официантками, темная униформа которых вкупе с их лицами наводила на мысль о бренности жизни.

Ресторан гостиницы «Ангара» был полной противоположностью вышеописанному. Во-первых, два зала; второй (якобы для проживающих) был элитный – для своих. В первом собирались почему-то армейские офицеры. Любая женщина, зашедшая в этот зал, могла выбрать себе на вечер мужчину по возрасту, званию, комплекции. Роднило посетителей лишь одно – голодный блеск в глазах. Да и сам зал располагал к интиму: круглые боковые столики, разделенные перегородками, удаленная и обособленная эстрада, приглушенный свет. Официантки, как бы проникшись этим интимом, порхали незаметно и обсчитывали с улыбкой, что само по себе приятно. Ресторан еще не опомнился от тех времен, когда в гостиницу заселяли иностранцев, которых недавно стали селить в «Интуристе». Поэтому кухня иногда «взбрыкивала» – и можно было съесть очень приличные эскалоп или поджарку. Пельмени еще подавали в горшочках, хотя лепешкой уже не накрывали.

Во втором зале собиралась фарца – люди обоего пола в единой униформе: куртка «под кожу», мохеровый шарф на шее или голове и темно-коричневая утепленная кепка. Там я впервые услышал слово «бакс». В этой компании говорили на своем языке, слова или цедили, или выплевывали, напивались тихо и келейно, а в глазах у всех была серая поволока магаданских рассветов. Попасть в этот зал было сложно. Рубль здесь не помогал. Здесь к официантке записывались, как на прием в райсовет.

«Стеклорез». Так в просторечии именовался ресторан «Алмаз», затем переименованный в «Фихтельберг». Но мне больше нравится «Кюхельбекер» – так сильно и поэтично назвал его по забывчивости известный музыкант Кинчев в один из своих приездов в Иркутск. Огромный зал, почти белые скатерти, томно-миниатюрные официантки и большая площадка для танцев. Наверное, поэтому там собирались, как теперь говорят, «лица кавказской национальности». «Сулико» и лезгинка, звучала гортанная речь, и шашлык подавали на тарелках с большим количеством специй. Женщины млели, взгляды скрещивались, как сабли, и делать нам там было нечего. Другое дело – «Веранда». Кто-то все же догадался поставить на пустующую плоскую крышу «Алмаза» десяток столиков и даже зонтик. Было там самообслуживание по ресторанным ценам. Работала «Веранда» только днем и летом, но зато простор, «Агдам», вид Иркутска вкупе с бутылочным пивом делали проведенные часы незабываемыми.

Бухло разливанное

Разбирая пьяную тему 70-х годов, нельзя не упомянуть об ассортименте тогда присутствующего спиртного и горячительного. К началу описываемого периода уже пропал «сучок» за 2,87. Его полностью заменила «енька», или «коленвал», за 3,62. Цифра в три рубля шестьдесят две копейки уже обросла легендами и вписалась в народный фольклор, став чем-то эпическим. Но правительство не дремало и выкинуло на рынок водку «Русскую» за 4,12, за ту же цену, что платили за «Экстру» – водку для снобов, пижонов и поставок за рубеж. Потом неожиданно появилась «Старорусская» по цене 4,42 за пол-литра. Это уже был серьезный наскок на домашний бюджет.

Правда, еще влачили жалкое существование разные «Зверобои» и «Зубровки», «настойки горькие», «Юбилейная», выпущенная к пятидесятой годовщине родной советской власти. Однако народ стал переходить на вино. Имеются в виду вина крепленые и портвейны разных мест производства и разлива. Например, «Вермут» иркутского разлива приравнивался к химическому оружию и в приличных компаниях не распивался. «Агдам» же, наоборот, поощрялся к употреблению с друзьями. Особенно ценился «Агдам»-сырец, еще не испорченный нашим иркутским азервинзаводом. Покупали его с рук, у сторожей того же завода, прямо на станции черпали из цистерн. Очень недолго просуществовал «Солнцедар», так как наверху все же решили, что народ еще нужен.

Из чуждого нам разлива ценились молдавские номерные портвейны, как тогда говорили – «с аистом», или «птичка». Особой популярностью пользовался номер 72 с черной траурной этикеткой. Но выше всех, на недосягаемой высоте парили любимые в народе «три семерки», которые были дороже ординарных «портюш» копеек на 20 и разливались только в тару 0,5, в то время как по стране уже вовсю гуляла «противотанковая» 0,8. Сухие вина были представлены в основном Болгарией и Венгрией, причем вина венгерского производства типа «Токай» ценились, в то время как болгарские, в основном красные сухие вина, пылились на полках. Покупали разве что «Гымзу», да и то из-за вместительной бутылки в оплетке. Некоторые экземпляры до сих пор пылятся на дачах и в кладовках.

Иногда торговля выделывала коленце – и в Иркутск попадали очень приличные грузинские вина. Из них мне запомнилось очень удивившее меня крепленое «Ркацители». По всей видимости, его изготовили специально для народов Крайней Сибири в расчете на нашу любовь к крепленым винам. Самым дешевым из крепленых вин являлось «Плодово-ягодное» – портвейн, прозванный «Плодово-выгодным». Стоил он рубль двенадцать копеек. Из сухих дешевле всего была бутылка 0,8 «Столового» за рубль семь копеек. Вкус их полностью соответствовал цене.

Коньяки в эти годы практически спросом не пользовались и покупались не чаще двух раз в год по особо торжественным случаям. Это и не мудрено, ведь цена за бутылку самого дешевого коньяка была 8,42, да и любителей в городе было мало, а те, что были, налегали на болгарский бренди типа «Плиски». Так было дешевле. Однажды город был несказанно удивлен появлением сухого алжирского вина со свинцовой пробкой. Поползли темные слухи и бесстыжие домыслы, но вино быстро кончилось и больше не всплывало. Потом появился бальзам «Абу-Симбел» по 5,80, рекомендованный для добавления в чай. Ром «Негро» тоже не выводился с полок, поскольку по вкусу очень напоминал одеколон. К этой же категории относился и джин с синей этикеткой и парусником, за что и крещен был в народе «парусом». Так что экзотики в городе хватало. С ностальгией вспоминаются «чекушки» и «мерзавчики», такие удобные для похмелья и такие совершенно не выгодные для торговли.

В общем, вспоминать можно бесконечно, тем более что у каждого воспоминания свои… И я буду рад, если, читая эти строки, кто-то поправит меня и улыбнется. А кому-то, быть может, приспичит – и он не поленится черкнуть несколько слов на эту тему мне, автору. И позвонит в редакцию…