Сага об иркутских хиппи

Общий портрет хиппи был таким: длинные волосы (связь с природой), недорогая одежда (отказ от материальных ценностей) ярких цветов (попытка вернуться в мир детства), этнические украшения (обращение к культурам разных народов), религиозные атрибуты (синтез всех духовных путей, солидарность и единство), фасон «клёш» (символ свободы). Постепенно субкультура распространилась по всему миру.

Первый набор

 Не осталась в стороне и наша Иркутская область. Неформалы из Ангарска, Усолья, Шелехова, Братска тоже считались иркутскими, особенно во время выездов на тусовки союзного масштаба — в Москву, Подольск, Ленинград или Латвию. Особым шиком считалось добраться на перекладных с одним «рваным», т.е. рублём, в кармане, а обратно притаранить ещё и фирменный диск. А до этого были у нас и стиляги в узких брюках, с музыкой на рёбрах, набриолиненными причёсками, платформами в 10 сантиметров. Но те чувихи и чуваки маячат в таком далёком прошлом, что сейчас их можно воспринимать чисто мифическими персонажами. А вот про хиппи вполне могут рассказать и очевидцы. Олег Ермолович, он же Петрович – известный человек в нашем городе, вспоминает:

– Я родом из деревни Лермонтово Куйтунского района, парень деревенский, чем горжусь и даже кичусь. Однако с детства ловил вражьи радиостанции «Голос Америки», «Свободу», слушал рок-н-ролл, а рок и хиппи – вещи очень близкие. В 1972 году приехал в Иркутск и поступил в медицинский институт. По весне, когда оттеплило, приходил на занятия босиком, в расписанных разноцветными красками штанах, и волосенки у меня тогда уже подросли. Да – это выглядело вполне в стиле манифеста Владимира Маяковского «Пощёчина общественному вкусу».

 В Иркутске первыми хиппанами были, наверное, молодые художники из Училища искусств. Они вели вольготный образ жизни со всеми вытекающими из этого последствиями.

Причем никакой рефлексии не испытывали, делали это неосознанно и вполне естественно. В студенческих кругах тогда гремела слава вузовских ВИА – «Робуса», «Мадригала», «Патрио Цин-Цвай» и других уважаемых команд. Музыканты были стихийными хиппарями, на танцах для молодежи исполняли соответствующую музыку, сюда подтягивались и подростки с окраин. И – вот она, сила искусства: постепенно гопота начинала преображаться и в манере поведения, и манере одеваться. Вообще, где-то с 1974 года появилось много юного народа не из вузовской молодежи, с Синюхи, Юбилейного. Они выглядели попроще, вели себя развязано.

– С хулиганами я ладил, а большинство – нет, – с гордостью вспоминает Петрович, – гостевал у знаменитых бродовских на «квартирниках». Среди них находились тяготеющие к хиппи, но скрывали, ведь они же «реальные пацаны». А так бывало всякое: и по мордасам получали, и стригли нас. Но всё же Иркутск отличался некоторой толерантностью. Четвёртый город в Союзе по количеству интуристов. Представляешь, в то застойное время увидеть на Набережной западных бабуль – и в шортах!

 В Ангарске в те же годы зародилась своя замечательная хиппующая молодежь.

– На строительство Ангарска, кроме зеков, со всего Союза приехали специалисты, люди определённого культурного уровня. А это были их дети. Ангарск в то время щедро снабжался ширпотребом и продуктами питания. Поэтому ангарчане выглядели более стильно, одевались ярче иркутян. Они были больше хипстеры, чем хиппи. На Западе это называется хиппи на уикенд. Человек работает пять дней в неделю, а на выходные отрывается по полной. Мы быстро с ними установили контакт и прекрасно проводили время, – даёт объяснение Петрович.

Вторая волна

 С хиппи автора этих строк судьба свела году в 79-м, и привело меня к ним любопытство. Это был другой мир. Я, трудный подросток одной из дворовых шаек в Лисихе, промышлявших мелким хулиганством, впервые познакомился со странными индивидуумами. Они увлекались литературой, музыкой, живописью и мечтали о будущей славе. Один задумал написать пять романов о любви, другой хотел создать картину-шедевр, третий – сочинить рок-оперу. Доморощенная хипповавшая молодежь характеризовалась большим интересом к «запретным плодам» Запада – и прежде всего к рок-музыке. Обычно в такой тусовке вращалась разношёрстная публика — от урловых ребят и фарцовщиков до увлечённых религиозными доктринами или юных марксистов-ленинцев из вполне благополучных семей. Большинство приходили на день-другой, а затем исчезали. Оставшиеся держались на взаимных симпатиях, привычках и способах самовыражения. Главное — неприятие «совка», которое могло проявляться по-разному. Одеваешься не как все — ты наш. Ругаешь власть — наш. Торчок, куришь дурь — наш. Ищешь Бога — ты наш. Пытаешься думать по-своему, самостоятельно — тем более наш. Говорили на тусовках обо всём – и ни о чём. Выдвигались идеи: столь же смелые, сколь и глупые. Строились сногсшибательные прожекты с единственной целью — поразить окружающих.

Сейшн в «Лакомке»

Хиппарей (как вариант — хиппанов, хиппанутых) легко было отыскать почти в каждом крупном городе СССР на так называемых тусовках. К примеру, в Москве – это Пушка (площадь Пушкина), Арбат или Гоголя (Гоголевский бульвар); в Питере — «Сайгон» (кофейня на Невском), Казань (площадь перед Казанским собором); в Киеве — Андреевский спуск и др. Иркутские хиппари облюбовали кафе с детским названием «Лакомка», которое располагалось на улице Карла Маркса между рестораном «Байкал» и Училищем искусств. Саму улицу хиппи между собой называли Бродом — по аналогии с американским Бродвеем. Постепенно «Лакомка» превратилась в своеобразный клуб иркутских хиппарей. Любой хиппи знал, что, очутившись в кафе, он уже не проведёт свой вечер в одиночестве: кто-нибудь сюда обязательно да заглянет. Слушали музыку, пили кофе, курили – бывало, что и дорогой Camel.

Хипповский прикид

Появление на улицах Иркутска длинноволосых хиппи с разноцветными фенечками, амулетами, обладающими, как уверяли их владельцы, скрытой силой и смыслом, вызывало у горожан неоднозначную и чаще неодобрительную реакцию. Нередко хиппарей били, в лучшем случае крутили пальцем у виска. В иркутских дворах нередко можно было наблюдать, как под окнами собирались хиппи, а какой-нибудь подвыпивший мужик, завидев их с балкона, обязательно громко кричал: «Что ишо за х-ы-п-п-ы у нас тут развелись?» Люди ещё только начали отходить от полувоенных коротких стрижек и стандартной серой одежды. А тут – на тебе! Брюки-клёш, потом джинсы. Обладатель джинсов, особенно потёртых джинсов на ковбойский манер, котировался в своей среде значительно выше, чем тот, кто их не имел. Фирменные джинсы стоили очень дорого. Поэтому в Иркутске появились с десяток самопальных портных.

– Я раскроил несколько джинсов – и всё понял, – вспоминает Петрович, – стал шить сам и давать консультации. Потом молодые портные из ателье взялись за дело и стали удовлетворять спрос.

 Что делали хиппи? Они выражали мировой системе протест своим поведением, стилем одежды. Наверное, они были в чём-то наивны, веря, что через любовь и всеобщее братство можно изменить мир. Один из самых известных лозунгов хиппи звучит так: «Make Love, Not War!» — что означает: «Распространяйте любовь вместо войны!» или «Занимайтесь любовью, а не войной!». Сейчас уже сложно ответить на такой простой, казалось бы, вопрос: иркутские хиппи действительно верили в возможность изменения мира или они просто подражали сверстникам с Запада? Что они думали, слушая знаменитую композицию Джона Леннона Give Peace A Chance («Дайте миру шанс»), ставшую впоследствии одним из лозунгов хиппи разных стран? На иркутских заборах время от времени появлялись надписи с чудовищными ошибками, например: All You Need Is Love! — «Все, что тебе нужно, – это любовь!».

 Хиппи и музыка — тема, вообще достойная отдельного разговора. Наиболее ярые меломаны и сейчас бережно хранят у себя старые магнитные катушки и редкие (поэтому и бесценные) виниловые пластинки с фирменными записями Beatles, Rolling Stones, Pink Floyd, Deep Purple, Led Zeppelin, Doors и других групп. По тем временам за них выкладывали немалые суммы (100—200 рублей за пластинку), а обладатель импортного лейбла (диска), без преувеличения, считался счастливчиком.

Фирменный лейбл и старина Ромм

 После закрытия «Лакомки» хиппи переместились в кинотеатр «Хроника». Иногда здесь демонстрировались интересные фильмы. Особый фурор произвела документальная лента известного советского кинорежиссёра и в прошлом иркутянина Михаила Ромма «...И всё-таки я верю». Цена билета у перекупщиков доходила до червонца — по тем временам большие деньги, но желавших посмотреть кинокартину было больше, чем мог вместить зрительный зал. Ромм впервые показал широкому зрителю молодежные движения на Западе 60—70-х годов. Это был фильм-исследование, фильм-размышление, а не скучная лекция или газетная статья о преступлениях империализма. Недаром на фильм Ромма ходили и второй, и третий раз: интеллектуалов привлекал философский смысл картины, хипповавшую молодежь — возможность увидеть хотя бы на экране своих буржуазных сверстников. По признанию иркутских хиппарей, от фильма они получали кайф, как от выкуренной папиросы с анашой. Кстати, лёгкие наркотики, по заверениям волосатиков, способствовали расширению сознания, помогали почувствовать собственную душу.

– Для нас главное было немножко сдвинуть сознание, а не убиться до смерти. Это потом пошло косить ряды. Жизнь собрала невиданное количество жертв, но кто был из первой волны – кроме несчастных случаев, по сей день живы-здоровы и физически, и психически, – делает вывод Петрович.

«Революционная» деятельность и КГБ

 Закрытие «Лакомки» подвигло иркутских неформалов к созданию некоего частного клуба, который так и назывался — клуб любителей пива. Он базировался в одной из квартир в микрорайоне Байкальском, где в течение полутора лет и происходили знаменитые встречи. Члены клуба приходили на свои заседания ежемесячно (обычно в пятницу), в специальных зелёных кепках и со значками, на которых была нарисована пивная кружка. В качестве входного билета или пропуска каждый приносил ящик пива. Напитком забивали холодильник, бутылки укладывали в ванну и заливали холодной водой. Нередко заседания заканчивались в понедельник утром.

 Несколькими годами ранее эта же компания из клуба провела «антиобщественную акцию». Студент-архитектор Лёха Куклин на листе ватмана жирным шрифтом вывел лишь одно слово: Beatles. Ранним утром он подошел к кинотеатру «Гигант» и прикрепил плакат на стену. Прошло два дня – и за Лёхой приехали на «Волге» компетентные товарищи. Потом ещё два дня, с перерывами на обед, проводил с ним беседы в кабинете на ул. Литвинова человек, ответственный за работу с молодёжью. По словам Лёхи, разговор был серьезным по форме и дурацким по содержанию. В результате Лёху отпустили, но принялись прессовать его друзей и знакомых. Кстати, многие из неформалов 70-х годов побывали в психушке, и неоднократно. В спецлечебницу их засовывали всеми правдами и неправдами.

 Мало кто из тех хиппи второй волны добился карьерного успеха, многие окончили плохо. Иркутянин по кличке Сына принял слишком большую дозу сильнодействующего лекарства, и его обнаружили мёртвым в подъезде. Студент (Александр Спиридонов) погиб в автокатастрофе. Олег пронзил своё сердце ножом. Кот (Миша Марин) умер в 20 лет. Везувий повесился. Жюльен попал в психушку, а потом в тюрьму (или наоборот). По большому счёту, жизнь разочаровала иркутских хиппарей. Не создана картина-шедевр, не написаны пять романов о любви, не сочинена рок-опера. Как это часто бывает, юношеские мечты обернулись утраченными иллюзиями, а жизнь так и катится по привычной колее.

Павел Мигалёв

Фото предоставлены Петровичем и Леонидом Бутаковым