Иван Иванович играет и выигрывает!

В пору рождественских и новогодних визитов наша дежурная по времени Валентина Рекунова посетила супругов Поповых и открыла немало интересного. Чем и делится с читателями «Иркутских кулуаров». Итак, Иркутск 1902—1903 годов. Добро пожаловать, дамы и господа!

 

По обычаю многих редакторов, Попов поздно ложился, проводя вечера на заседаниях Думы, в театре или в каком-либо из многочисленных иркутских обществ. А, возвратившись после полуночи, ещё читал, утешаясь приятною мыслью, что встанет, когда захочет, – благо редакция «Восточного обозрения» тут же, в доме его; на вторую половину пройдёшь – и ты на работе. Но за очевидным удобством скрывалась и оборотная сторона: как только в конторе начиналось движение, Иван Иванович пробуждался будто бы от толчка. Долго пил кофе, перелистывая газеты или дочитывая неоконченную накануне книгу, и, даже перейдя в кабинет, сохранял некоторую мрачноватость, так что сотрудники без нужды не входили к нему. Но как только появлялись оттиски первых полос, Иван Иванович оживал, наливался добродушной иронией и начинал комментировать тексты. Сегодня его зацепила перепечатка из дальневосточной газеты: «В Благовещенске, на Большой улице, во дворе соседнего с музеем дома собралась большая толпа, привлечённая чучелом лошади, – он интригующе помолчал и, дождавшись полной тишины, таинственно произнёс: – По словам хозяина двора, на этой лошади ездил по Иркутску Государь Император во время проезда через Сибирь. Лошадь эта на днях издохла – от роду ей 37 лет. Чучело её будет поставлено в помещении казачьей сотни».

Редакционные загудели, заспорили, иркутская ли лошадка на самом деле, а Попов подумал о предприимчивом казачьем сотском: «Каков молодец: наживает капитал на лошадином скелете. В сущности, он пользуется удалённостью от Иркутска и тем, что вряд ли двенадцать лет спустя объявятся посвящённые во все детали очевидцы пребывания в Восточной Сибири наследника-цесаревича. Вот завтра, когда выйдет газета, может быть, найдутся охотники сделать опровержение, только с нас-то ведь взятки гладки – а интереса к газете прибавится». Вслух однако ж Попов ничего не сказал: предпочитал не демонстрировать собственную практичность.

Иван Иванович рекомендовался обычно как общественный деятель, в прошлом народоволец, ссыльный, а ныне гласный Думы, литератор, редактор «Восточного обозрения». То, что он издатель газеты, как бы подразумевалось и потому опускалось. Или же Попов с бесподобной иронией уточнял: «Изволите видеть: перед вами купец 2-й гильдии», – и первым смеялся, достаточно заразительно. Между тем внимательный взгляд на его дело показывал точный купецкий расчёт. Даже и дом, известный как «дом Попова», сохранял запах жениного приданого: Иван Иванович очень удачно женился – на 1-й гильдии купеческой дочери, к тому же весьма образованной.

Вера Александровна, в девичестве Лушникова, охотно помогала ему и даже вела редакцию, когда он отъезжал из Иркутска. Охотно поддерживала она и идею благотворительности, но на газету смотрела как на доходное предприятие. И принимала в расчёт растущую конкуренцию. Давид Бауэрберг, в недавнем прошлом сотрудник «Восточного обозрения», хлопотал теперь об издании «Сибирского справочного дневника» с рекламным приложением в виде «Сибирского торгово-промышленного ежегодника». Юристы, инженеры, чиновники со свободными капиталами тоже примеряли на себя роль издателей – близился настоящий парад газет.

 

С парой сушёных ушей на поясе

Новый, 1903-й, год начался в Иркутске с бенефиса прима-балерины Бианки Джелатто, но в целом по России его отмечали как год 200-летия российской печати. В Петербурге литераторы проводили юбилейные встречи в «Русском богатстве», а в Москве – в «Русских ведомостях»; в эти редакции и посылались со всех концов поздравительные телеграммы. Иркутяне тоже отметились – человек сорок подписались под высокопарным текстом: «Помыслы и сердца читателей преисполнены сочувствием делу общественного служения прессы». Поповы манкировали, сославшись на телеграмму от редакции. Её, в самом деле, отбили, но совсем в ином тоне: «Желаем всем лучших условий для печати». Первоначальный вариант телеграммы содержал уточнение: «как иностранным корреспондентам».

Из газеты «Восточное обозрение» от 11 мая 1903 г.: «По линии Сибирской железной дороги на днях разослано телеграфное распоряжение: «По Высочайшему соизволению начальнику Забайкальской железной дороги поручено выдать редактору индийской газеты Фрезеру временный служебный билет 1-го класса для проезда в текущем году по Забайкальской и Сибирской железным дорогам. Кроме того, начальствующим лицам и подлежащим линейным агентам предложено оказывать возможное содействие к удобному и беспрепятственному проезду».

Кстати, о «чугунке». С господином Оглоблиным, начальником Управления Забайкальской железной дороги, у «Восточного обозрения» завязался настоящий эпистолярный роман. Все разоблачительные заметки, поступавшие с линии, печатались беспрепятственно; но так же беспрепятственно публиковались и возражения, комментарии, уточнения. Разоблачители часто выходили из всяких границ, и раздосадованное начальство отдавало команды «выявить!» и «наказать!». Отчего-то ни одна из них не имела успеха, только редакционный фельетонист вдохновлялся и со вкусом повествовал: «Приехали индейцы, самые настоящие индейцы из племени Команчи. Все они опытные следопыты и выписаны из Америки Управлением Кругобайкальской железной дороги по рекомендации Фенимора Купера специально для выслеживания железнодорожных корреспондентов, которых, говорят, они передушили на своём веку целую уйму. У каждого на поясе висит по доброй дюжине скальпов, а у вождя, Львиного Когтя, даже висит на поясе пара сушёных редакторских ушей».

Попов посмеялся от души. Но в тот же номер поставил пространное опровержение: «В одной из местных газет были помещены корреспонденции, авторами которых являются гг. агенты вверенной мне дороги, причём корреспонденции эти, появившиеся в печати без моего на то разрешения, не только носят полемический характер, но содержат в себе служебные сведения, неверно и пристрастно переданные. Вследствие этого, отнюдь не желая стеснять участия гг. агентов в печатных изданиях как корреспондентов или сотрудников, я вынужден объявить, что такое участие может быть допустимо только в предусмотренных законом пределах, то есть согласно статье 107 Уст. ценз. т. XIY, изд. 1890 г., подтверждённой циркулярным распоряжением Министерства внутренних дел от 26 декабря 1899 года за № 37: «Никакой чиновник не имеет права без дозволения начальства обнародовать дел и сведений, известных ему по службе». Право опубликовывать служебные сведения принадлежит только мне, как начальнику дороги, вследствие чего прошу гг. агентов вверенной мне дороги на будущее время воздерживаться от вступления в полемику на служебной почве путём газетных статей; если же к опубликованию какого-либо опровержения и встретится настоятельная необходимость, то каждый агент имеет всегда возможность получить на то моё разрешение. Начальник дороги инженер В. Оглоблин. Правитель канцелярии Ермолинский».

Шварц против Борека посредством газеты

Мысль использовать прессу как орудие мести посетила колбасника Шварца неожиданно. И можно сказать, что волею случая до зарезу понадобился недельной давности номер «Восточного обозрения». Минею Исаевичу случалось подавать объявления, но в редакции он не бывал никогда: у дома Попова было два входа – к корреспондентам и в отдел объявлений. У них и часы присутствия различались. Так вот, войдя через другую дверь, Шварц с удивлением обнаружил, что в редакции и воздух другой – пахнущий не счётами и конторкой, а чаем с лимоном и коньяком. Сами диваны располагали к беседе – на них и беседовали, и Шварц оказался свидетелем одного чрезвычайно интересного разговора.

— Попов вторую полосу будет читать?
— А что, готова?
— Да в том и дело, что хроника происшествий нынче будет с задержкой – только к семи вечера обещают.
— Ну, к тому времени он отбудет уже на заседании Думы!
— Тогда вот передайте ему первую и восьмую полосы – из запаса.
— Так там же одни рекламные объявления! Он их и не смотрит никогда. Для этого, слава Богу, есть отдельные люди – пусть вычитывают. Кстати, часто ошибки проскакивают. Чего принесут, то они и отсылают в набор. Деньги примут – и успокоятся.
— Надеются на корректора, а корректор – на них.

 

Тут Шварцу принесли нужный номер, и он вынужденно удалился. Но главное уяснил: объявления попадают в печать без особенного надзора. И решил этим воспользоваться.

В тот же вечер он набросал: «Довожу до сведения потребителей, что в еврейской колбасной Герша Борека, что по Преображенской, 46, в доме Фёдорова, работает русский колбасник, и колбасы продаются там не еврейского приготовления. Миней Исаевич Шварц». Утром с удовольствием перечёл, съездил в полицейское управление, согласовал, но в контору «Восточного обозрения» подвёз только в пятницу и в конце присутствия, когда у всех уже нога на пороге и глаз соскальзывает со строк. Настоял, чтобы это его объявление непременно втиснули в субботний номер, даже и приплатил, раз на то пошло. Расчёт тут был у Шварца такой: раз по воскресеньям редакция не работает, Бореку ещё сутки не удастся пристроить опровержение. Так оно и вышло: начинённая Шварцем бомбочка взорвалась 12 марта 1903, года, а извинения от редакции напечатали только три дня спустя. И лишь на четвёртый резчики мяса Машеницкий и Бароинский печатно удостоверили, что у Герша Борека колбаса самого настоящего еврейского приготовления.

Попов, как положено, пошумел и, заключив – «все мы тут хороши», быстро нарисовал план действий:

— Лучше будет нам самим дать опровержение и при этом подчеркнуть, что мы готовы вернуть Шварцу деньги. Вряд ли он за ними придёт, но цель другая ведь – отмежеваться от его провокации.

Отмежевались. Правда, редактор «Иркутских губернских ведомостей» подколол при встрече:

— Иван Иванович, в вашей газете так много опровержений, что удивительно, как вы находите место для печатания статей.

Возможно, он не был пьян, а угорел от дыма

— Но вам ведь известно, коллега, – кривенько усмехнулся Попов, – что в большинстве своём опровержения ничего не опровергают. Все они, в сущности, об одном: газета пишет, что в огороде у меня бузина, а на самом-то деле – в Киеве дядька.

Но, добравшись до редакции, Иван Иванович первым делом уточнил:

— Надеюсь, хоть нынче без опровержений?

Ответственный секретарь молча перевёл взгляд на хроникёра, и тот передёрнул плечом:

— Ну, это как посмотреть… Можно сказать, что и без, если не брать в расчёт мелкие уточнения… Например, что с пожарной лестницы свалился не Ситников, а Солодовников, что у этого Солодовникова пострадала не нога, а спина, и, возможно, он не был пьян, а угорел от дыма.

Попов поморщился, вспомнив, как в пролёт его дома бросили бутылку с подожжённым керосином. Была ночь, и если б не поздний гость, неизвестно, чем бы и кончилось. В редакции, состоящей сплошь из ссыльных, не сомневались, что «спичкою» к керосину послужили политические статьи, и Попов этого не оспаривал, но вполне допускал, что причиной могла стать мелочь, пустяк, недоразумение. Два года назад, в июле 1901-го, из-за пятидесяти копеек был убит разносчик «Восточного обозрения» Перкинов. По горячим следам задержали четверых, и Иван Иванович поразился ненароком брошенной приставом фразе: «Я бы мог тут поставить ещё четверых: каждый горло перегрызёт, чтоб добыть полтинник и пообедать. Видно, малый ваш оказал им сопротивление, вот и не сдержались».

Да, разносчики были вынуждены держать оборону. Антольд Былинский утонул вместе с почтой при неизвестных обстоятельства, его товарища покусали собаки, и быть бы ему инвалидом, если бы не крепкие сапоги. Зато беспрепятственно передвигались по городу некие «агенты», предлагавшие подписаться на «Восточное обозрение» и подать рекламу.

— Самое удивительное, что подписываются! – недоумевал хроникёр. — И квитанции получают поддельною подписью Ивана Ивановича.

— Это есть свидетельство популярности вашей газеты, Ифан Ифанович. Респект! – смеялся заезжий американец.

 

Он прибыл в Иркутск ещё в июле 1902-го и первым делом посетил редакцию:

 — Мистер Черчиль, – сообщил с таким видом, словно был уверен заведомо: никаких других дел у Ивана Ивановича нет и быть не может. – Я уехал из Нью-Йорка с пятью центами в кармане, но надеюсь не только совершить кругосветное путешествие, но и заработать несколько тысяч долларов.

 — Чем же?

— Рисую на заданную тему.

— Мы об этом напишем, но не обольщайтесь: проживёте здесь долго, а денег не заработаете.

Черчиль не поверил, конечно, и три первых месяца держал марку перед «Ифаном Ифановичем». А потом перестал.

 

Валентина Рекунова. Иллюстрации Александра Прейса

Иркутские кулуары